Маг 10 (СИ) - Белов Иннокентий
— На какой войне, товарищ Автанадзе? — нравится почему-то называть меня по фамилии Вождю.
— Войн будет несколько, Иосиф Виссарионович, — в первый раз я назвал собеседника по имени-отчеству.
Смотрю на его реакцию, однако, ничего особенного не замечаю внешне. А вот легкая тень неудовольствия у Вождя внутри проскочила, значит, будет по-прежнему товарищем Сталиным для меня.
— И каждая последующая будет зависеть от того, как пройдет война перед ней, — неопределенно говорю я, — Именно те самые, которые коснутся Советского Союза.
— А поподробнее? Давайте с того, что нас ждет впереди и постепенно идите дальше, — как всегда, Вождь говорит с небольшим акцентом.
— Значит, так. В начале октября Германия захватит Судеты без боя. Польша за компанию возьмет Тешинскую область. Гитлер все равно прикажет Генштабу готовиться к полному захвату Чехословакии. Все усилия СССР помочь этой стране будут безрезультатны, пусть даже наши войска согласится пропустить Румыния через свою территорию. Решать судьбу Судет в Мюнхене будут Англия, Франция и Германия с Италией без самих чехов. Гитлер заставит чехов признать независимость Словакии, она станет немецким протекторатом, потом у нее часть земель заберет Венгрия, — не спеша перечисляю я, давая делать записи Вождю.
Потом он просит меня подождать и посылает за стенографистом одного из офицеров охраны. Сами они, конечно, офицерами себя пока не считают и то, что им придется носить погоны — даже в страшных снах не предвидят.
— То есть, высказывать озабоченность нужно и требовать мира в Европе желательно, однако, никаких серьезных движений делать не стоит, все будет решено без участия Советского Союза, — это я уже начинаю советовать Вождю уверенным голосом, пока ждем помощника.
Вот и он, незаметный мужчина с зализанными в бок волосами появляется и замирает на стуле рядом, держа в руках папку и поставив на край стола чернильницу.
— Ага, через пять дней запатентуют шариковую ручку в Англии, кажется, — вспоминаю я что-то из ближайших событий.
— Пятнадцатого марта следующего года Гитлер захватит Чехию, цинично наплевав на Мюнхенский договор и на Англию с Францией вместе. Двадцать второго марта заставит Литву отдать Мемель и сразу же начнет строить там военно-морскую базу. В апреле Италия тоже самое сделает с Албанией, — теперь уже стенографист быстро пишет мои слова.
— Никуда не уйти Советскому Союзу от войны с нацистской Германией, товарищ Сталин. Именно поэтому Гитлеру скормили промышленно развитую Чехословакию. Польша пока считает себя союзником Германии и предлагает ей вместе напасть на Советский Союз. Однако, в тридцать девятом году и она станет жертвой нападения немцев. Англичане с Францией будут сильно затягивать переговоры с СССР, пытаясь обмануть вас, поэтому мы подпишем с немцами договор о ненападении и сами цинично разделим Польшу. То есть, заберем себе обратно свои же Западные Украину и Белоруссию, — так довольно нравоучительно рассказываю я.
Выступаю теперь учителем, правда, рассказываю довольно приятные Вождю вещи. Накостылять спесивым не по теме полякам он давно хочет, еще с двадцатого года. И отомстить за заморенных голодом в лагерях десятки тысяч пленных красноармейцев.
И он это терпит, чему я даже удивлен, ведь до этой встречи мои намеки насчет ясного для меня будущего отвергались безоговорочно. Раньше отвергались, а теперь меня слушают терпеливо.
А чего не послушать, если я так уверенно обозначаю вероятное будущее. И до этого момента не ошибся ни в чем еще. Правда, я чувствую глубокое недоверие Вождя к своим словам. А впереди ведь совсем нехорошие новости.
Слишком он уверен в себе и своих замыслах, только, противники тоже не лыком шиты.
Тут шапкозакидательство не поможет, бить будут серьезно и без жалости.
Когда маленькая Финляндия не испугается большого и могучего Советского Союза, даст прикурить бестолково организованному вторжению. И своей довольно слабой на самом деле линией Маннергейма наглухо остановит наступление на три месяца. Сама то линия совсем не крутая, что-то около всего ста бетонных укреплений из к тому же низкокачественного материала. Растянутых на таком же расстоянии, как и линия Мажино с почти шесть тысячами дотов и дзотов, однако, сплошные озера и болота делают ее штурм трудно возможным делом. Поперлись советские командиры с бетонными дотами и дзотами воевать сорокамиллиметровыми пушчонками и толпы народа класть в бесплодных атаках.
Они-то может, что-то и понимали, однако, спорить с распоряжениями партийного начальства желающих больше в этой стране нет совершенно. Отбито такое вредное желание напрочь наглядными примерами беспощадных расправ со старшими товарищами и просто соседями по строю. Зато у всех, даже никчемных командиров, сразу задалась карьера в армии и на флоте среди среднего и старшего комсостава. Кто-то несправедливо теряет, кто-то счастливо находит новые возможности.
Если с правильным пролетарским сознанием пули и снаряды нипочем, как говорит партия и учит Великий Сталин, так и переживать нечего о больших потерях.
Да, доказать упертому в своей правоте Вождю, что он оказался полным идиотом, дожидаясь капитуляции Финляндии после ультиматума — это задача из почти невозможных. Чтобы он хоть немного дал подготовиться своей армии к войне в зимних условиях с отчаянно сопротивляющимся, неуступчивым противником.
И Петсамо нужно было сразу забирать, и в глухие леса Восточной Финляндии не лезть той злосчастной парой дивизий. И не бомбить рабочие пригороды Хельсинки по обычной такой ошибке слабо подготовленных летчиков.
Много чего не нужно делать и еще больше необходимо переделать, только, не собирается такие нравоучения слушать от меня товарищ Сталин. Да и ни от кого не будет слушать, пока ему жизнь сурово по усам не надает.
Он же победил всех изначально более авторитетных и сильных соперников в межпартийной и межвидовой борьбе за кресло Великого Кормчего — значит, самый умный и проницательный!
Теперь навсегда!
Да, здесь он победил и прижал тяжелым сапогом огромную страну, однако, жизнь очень скоро докажет товарищу Сталину, что и поумнее люди есть в западных странах.
Поэтому я пока рассказываю, как и что случится в этом и следующем годах, не трогая еще Вождя за чувствительные струны будущих неудач. Один раз только намекнул на будущие проблемы и сразу же удостоился очень внимательного, недружелюбного взгляда.
Придется придержать скакунов, помочь стране я могу только при хорошем и просто отличном отношении со стороны Вождя. А этого так просто не добиться, придется серьезный козырь из загашника доставать.
После снова полутора часов разговоров и моих предсказаний, теперь уже записанных невзрачным товарищем, дошло дело и до моих лечебных способностей.
— А что вы, товарищ Автанадзе, сказали про лечение любых болезней? Не слишком ли это самонадеянно звучит?
Ага, дошли мои слова до ушей Вождя, а ему есть что подлечить у себя лично. Можно на его интересе много чего добиться. И для улучшения моей жизни и для всей необъятной страны попробовать настоять на своих словах.
— Товарищ Сталин, есть такая возможность. Пришедшие из будущего товарищи предоставили несколько комплектов таких лечащих артефактов, похожих на камни. Как и что в них работает — не моего ума дело. Только и я попал к вам еще потому, что у меня сильная внутренняя энергетика. Люди из будущего умеют ее замерять, как давление мерить. Вот у ее меня обнаружили. Не сказать, чтобы очень редкая вещь, но, несколько сотен добровольцев именно из-за ее отсутствия отстранили. Эти камни вместе с хорошей энергетикой могут понемногу лечить самые трудные болезни.
— Ви не шутите, товарищ Автанадзе?
— Никак нет, товарищ Сталин! — серьезно отвечаю я.
— И на ком можно проверить ваше умение лечить?
— Да на ком угодно, товарищ Сталин. Не знаю, сколько у меня сейчас энергии внутри, наверно, немного совсем. Не в тех условиях я уже месяц живу, чтобы ее накапливать. Но, головную боль или давление повышенно-пониженное могу поправить с ходу.