Попова Александровна - Пастырь добрый
- При всем, что творится сегодня, не спрашиваешь, кто?
- Видела тебя в окно, - с тихой улыбкой возразила хозяйка, растворив дверь шире. - Дитриха нет сейчас, он в Друденхаусе.
- Я знаю, - кивнул он, смущаясь еще больше, и, наконец, выговорил: - Я, собственно, не к нему... Впустишь меня?
Марта Ланц на миг замялась, не раздумывая над тем, можно ли позволить ему войти в отсутствие мужа, а попросту удивясь тому, что он впервые явился в этот дом по доброй воле, не будучи приглашен ею и приведен под конвоем сослуживца; наконец, отступив, она распахнула створу до конца.
- Разумеется... - с прежней приветливой улыбкой произнесла Марта и вдруг осеклась, застыв на месте и вцепившись в ручку двери так, что побелели костяшки пальцев: - Что-то... что-то случилось? - выдавила она тихо, и Курт, спохватившись, поспешно замотал головой:
- Нет-нет! Нет, все с ним в порядке. Просто поговорить мне нужно именно с тобой. У тебя есть время?
- Ну, конечно, - вновь улыбнулась та с облегченным вздохом, указуя на табурет у стола, на котором он провел уже несчетное количество вечеров, и остановилась напротив; под ее неприкрыто материнским взглядом вновь стало не по себе - Курту всегда казалось, что в ответ на такую о нем заботу он недостаточно приветлив, но поделать с этим он ничего не мог, понимая вместе с тем, что быть приветливым достаточно в такой ситуации попросту невозможно. - Присядь; голоден? Ты плохо выглядишь. Хочешь, я...
- Нет, не надо, - несколько более жестко, чем приличествовало, оборвал Курт, поспешно сбавив тон: - Я ненадолго, мне сейчас в Друденхаус. Я просто хотел... Марта, я хочу задать тебе несколько вопросов...
- И на них я должна правдиво ответить? - уточнила та; он улыбнулся.
- Извини; уже въелось... Но - да, вроде того. Я заранее прошу простить за то, что подниму болезненную тему, но, кроме тебя, я не знаю, с кем говорить. Понимаешь ли, все мы в Друденхаусе - пришлые, даже и я-то кельнец только de jure, а на деле и говор местный позабыл, местами приходится задумываться, чтобы понять какой-нибудь оборотец или если собеседник говорит чересчур быстро; а ты местная и всю свою жизнь прожила здесь... Меня интересуют здешние легенды вполне определенного плана - предания, слухи, просто байки, страшные байки, но непременно что-то, связанное с... с детьми. С их похищением, съедением или еще какой пакостью... К примеру, предание о каком-нибудь древнем злодее, который после смерти взял привычку возвращаться... Понимаешь, мое детство прошло как-то мимо всего этого, и у меня довольно рано не стало того, кто рассказывал бы сказки на ночь, а у тебя...
- Им было восемь и девять с половиной, - тихо возразила Марта, все же присев напротив, и от того, что благожелательная улыбка так и не сошла с ее губ, Курт ощутил себя тем самым бестактным сукиным сыном, каковым признали его сегодня подопечный и Штойперт. - В таком возрасте мать старается страшных историй на ночь не рассказывать; я, по крайней мере. Они и днем могли всего этого наслушаться - Дитрих не особенно следил за тем, с какими подробностями пересказывает произошедшее за день; или, быть может, намеренно погружался в детали - полагая, что они должны привыкнуть к подобному с детства...
- Прости. Я не хотел тебя огорчить, Марта, правда; но мне и в самом деле не к кому более обратиться. К посторонним не хочется; сама понимаешь...
- Понимаю. Однако навряд ли я смогу тебе сказать то, что ты хочешь услышать; возможно, я просто не знаю чего-то, и какие-то страшные истории бродят среди детей, но о таком обыкновенно с родителями не говорят. Быть может, мои мальчишки по ночам и пугали друг друга чудовищами или бродячими мертвецами, но со мною они своими тайнами не делились... - на миг голос осел, и он раскрыл было рот для очередного извинения, но Марта уже опять улыбалась - все так же благожелательно и сочувственно. - Кроме того, Курт, я сомневаюсь, что в Кельне существует предание о какой-либо личности, связанной с потусторонним - это место, если так можно сказать, уже занято: все наши легенды вращаются подле собора, и соединены они исключительно с его историей.
- Конец Света наступит с последним камнем в его стенах...
- И прочее, сходное этому, - кивнула та. - Сомневаюсь, что кто-то скажет тебе больше. Можно поручиться, что истории, коими друг другу дети портят сон, одинаковы по всей Германии, но это всего лишь выраженные в словах страхи, не более.
- И я так думал... - пробормотал Курт тихо и спохватился, захлопнув рот; она улыбнулась снова.
- Не бойся, я не буду спрашивать, что ты имел в виду, и тебе не придется подбирать слов, которыми, не обидев, можно сказать, что ты не имеешь права «распространяться о подробностях расследования». Я сама все это знаю - живу с этим не первый десяток лет.
- И каково это? - спросил Курт мрачно; та пожала плечами.
- Ко всему привыкаешь; сам увидишь лет через двадцать.
- Не уверен, - возразил он твердо. - Друзья, семья, дети, близкие - роскошь; не хочу судьбы Дитриха... Скажи, они погибли по его вине? - вдруг спросил он неожиданно для самого себя. - Я все думал, отчего в твоем присутствии он ведет себя так, словно совершил какое-то страшное прегрешение... Прости, - вновь спохватился Курт, увидя, как помрачнел взгляд напротив. - Я лезу не в свое дело; сам не понимаю, что со мной сегодня... Я пойду лучше.
- Нет, постой, - возразила та твердо. - Уж коли спросил, я отвечу; не хочу, чтобы ты дурно о нем думал - знаешь, он ценит твое мнение.
- Да неужто, вот не подумал бы, - пробормотал Курт, глядя в угол; Марта улыбнулась снова, продолжив:
- И злится на себя за это, а оттого - и на тебя тоже, но искренне желая при этом добра. Просто он не может признать, как я, почему его о тебе забота временами переходит за грань простой помощи старшего сослуживца младшему. Я женщина, и мне проще.
- Жена инквизитора... - смятенно усмехнулся он, пряча глаза. - Разложит по полочкам и замаринует.
- Приходится, - в том же тоне отозвалась Марта и, посерьезнев, продолжила: - Ничего дурного Дитрих не сделал, и его вины в произошедшем нет.
- Однако, не будь он тем, кто он есть, ничего не случилось бы вовсе, ведь ты об этом не могла не думать?.. Вот потому и я не принимаю всерьез идею когда-нибудь иметь кого-либо более близкого, нежели сослуживец или духовник. Прости снова за резкость - как тебя-то угораздило связать свою жизнь с человеком в такой должности?
- Я ведь совсем девчонкой была тогда, - с невеселой улыбкой произнесла та, вздохнув без особенного, впрочем, сожаления, - единственный ребенок в семье; что я видела в своей жизни? Кухня, рынок, церковь... И вдруг - этакий широкоплечий красавец при оружии; до размышлений ли мне было? Я даже мига не думала, согласилась тут же. А вот когда он явился к моим родителям... В те времена Конгрегации не опасались, как теперь - тогда ее боялись до дрожи, до полусмерти; и ненавидели. Когда я увидела, как отец лебезит и заискивает, мне стало совестно, как никогда еще, еще ни разу за всю жизнь мне не было за него так стыдно; Дитрих тоже это увидел, и, так и не добившись внятного ответа, сделал занятой вид и ушел, попросив подумать. И вот тогда-то отец осмелел - чего только о нем мне не было сказано...
- Ты пошла за Дитриха вопреки родительской воле? - не скрывая удивления, уточнил он, не умея вообразить, как эта кроткая, тихая женщина может проявить что-то, хоть отдаленно похожее на упрямство; Марта чуть слышно засмеялась:
- По мне не скажешь, верно?.. И я когда-то была молодой, Курт, а юность ничего не боится, ни родительского гнева, ни молвы. Да, я нарушила волю отца. Тогда он назвал меня невестой палача и велел более не казать носа в его дом, и следующим днем, пойдя на встречу с Дитрихом, я попросту более туда не вернулась; одно его слово - и нас обвенчали немедленно, не интересуясь отсутствием таких мелочей, как кольца или родительское благословение.
- Господи, - невольно покривился Курт. - Пытаюсь мысленно увидеть Дитриха в любовном порыве... Выходит скверно, хотя воображение у меня неплохое.
- Ты говоришь так сейчас, - мягко возразила Марта. - А припомни самого себя всего лишь пару месяцев назад.
- Разница в том, что его ты не привораживала... Или все же?
- Ну, конечно, - улыбнулась та в ответ. - Зачаровала бедолагу до потери рассудка.
- И... что твой отец? Так и не смирился с твоим выбором?
- Увы, - вздохнула Марта, погасив улыбку. - Он не явился на крещение наших детей, не позволял матери со мною видеться и даже к своему смертному одру меня не допустил. Вот тебе первая причина, по которой Дитрих чувствует себя виноватым и старается угадать любое мое желание - пытается возместить мне утраченную родительскую любовь.
- Любовь ли... - не сдержался Курт. - Более похоже на хозяйскую руку.
- Когда-нибудь ты сам это поймешь, - возразила та, и на сей раз он предпочел не спорить, дабы не бередить и без того кровоточащие раны, уже жалея о том, что затеял этот разговор, но не будучи в силах преодолеть зауряднейшего любопытства.