Юрий Корчевский - Огонь! Бомбардир из будущего
Я пошел пешком, путь предстоял долгий – насколько я помнил, до моего дома от места моей высадки идти надо было часов шесть.
Ничего, в пути хотя бы продумаю, как мне быть дальше. Смешно заявиться к хозяину, который старше тебя на сорок лет и сказать, что он мой сын.
В лучшем случае высекут кнутом на конюшне. К моему счастью, психбольных здесь почти не было. Пока шел по кривым переулкам предместья, придумал некоторый план. По утрам кухарки ходят на торг для закупки провизии. Надо как-то познакомиться и вызнать – кто сейчас хозяин и вообще обстановку в доме. По-моему, план реальный. Только где переночевать? Денег на постоялый двор нет. Решение нашлось быстро – на берегу Москвы-реки сидели у костра рыбаки. Пока было светло – чинили сети, латали лодки. Подошел, поздоровался, разговорились. Когда подоспела уха, меня покормили. Спать рыбаки укладывались в небольшом дощатом сарайчике здесь же, на берегу. Мне тоже дали местечко. Рыбой в сарайчике пахло очень сильно, но это лучше, чем спать на голой земле. Поутру обмыл лицо речной водой и поспешил к своему старому дому – кухарки ведь рано идут за покупками. Успел еле-еле, не было даже времени рассмотреть свой бывший дом. Из задней калитки вышла женщина с корзиной и направилась в сторону торга. Я поспешил за ней.
По торгу я ходить не стал, зачем лишний раз на глаза попадаться, ждал на улице, все равно мимо не пройдет. Вот наконец кухарка вышла. Я пошел следом, стал догонять. Из корзины торчали пучки зелени, свешивал голову гусь. Нагнав кухарку быстрым шагом, я якобы поскользнулся, ударив сбоку корзину. Та покатилась по земле, посыпались покупки.
– Ах, барин, ну какой же вы неуклюжий! – Кухарка бросилась поднимать рассыпанные покупки. Я несколько раз извинился, помог собрать пучок редиски и еще какую-то зелень. Наконец все было уложено в корзину, и кухарка пошла к дому. Мне удалось пристроиться рядом.
– А скажи, красавица, ты давно здесь живешь?
– Да с рождения.
– Не знаешь ли дом Кожина в Петроверигском переулке?
Кухарка от неожиданности остановилась, более внимательно меня оглядела. Да, конечно, вид непрезентабельный, одежда помята, запашок рыбный чувствуется, бороды нет, так, щетина трехдневная. Видно, я ей не глянулся.
– А какое у вас дело к барину?
– А вот дело я обскажу самому барину. Кто сейчас хозяин? Не Михаил ли?
Кухарка вздохнула.
– Стар уж Михаил, еле ноги таскает, сидит себе в кабинете, делами-то заведует его старшенький – Юрой зовут.
Ба, да не в мою ли честь?
– А с головой у старого-то барина хорошо? У меня ведь к нему дело.
– Хворает часто да забывать кое-что стал, однако сыновья – их двое у него – слушают отца. Эвон наследство какое – заводы водочные, каменный завод, где камень белый для домов пилят, да много чего еще.
– А мать его где же, Анастасия?
– Барин, да умерла уже, почитай, годков как двадцать тому. Муж ее где-то в плавании сгинул. Говорят, разбойники на судно напали, он и погиб, да вот что еще странно, тело не нашли. Старый слуга, на что уж убивался, все тело искал, да так и не нашли. Хозяйка старая все ждала, замуж не выходила. Сама-то я не видела, да от матери знаю, мы в этом доме уже третьим поколением служим.
Она вдруг резко остановилась.
– А пошто расспрашиваешь меня? Не тать, поганое дело замышляешь?
– Что ты, спаси тебя Господь!
Я перекрестился
– Родственник я их дальний, из Рязани.
Кухарка успокоилась.
– Да, в Рязани у них и дом был, а остался ли кто из родных, не ведаю. Вот мы и пришли, с черного хода идем, холопы мы. Хочешь – доложу о тебе барину, коли родня.
– Конечно, хочу, вот только помоги платье привести в порядок, попачкался я немного.
После того как совместными усилиями мы уже на заднем дворе слегка почистили брюки, рубашку и пиджак, кухарка ушла, бросив напоследок:
– Стой здесь, сейчас доложу, а уж примет или нет – не мне решать.
Не было ее долго, с полчаса. Небось сначала на кухню продукты занесла да подругам новость о родственнике пересказала. Наконец из-за угла дома показался молодой хозяин, я понял, что старший сын. Лицом похож на Михаила, а фигурой – не знаю, я ведь Мишу взрослым не видел.
– Кто меня спрашивает?
Я поклонился слегка, посмотреть – все вокруг мое, только доказать нельзя будет. Есть в доме купчая на дом на мое имя, только сколько уж лет прошло, меня уже и быть не должно – а вот есть я, стою на земле.
– Родственник я ваш, Кожин Юрий, из Рязани, с барином Михаилом потолковать хочу.
Молодой хозяин скептически меня осмотрел, хмыкнул, но ничего не сказал, махнул рукой – иди за мной – и пошел к парадному входу. Зайдя в дом, показал на людскую:
– Подожди здесь, – и пошел наверх. Я знал расположение дома, знал, где был мой кабинет. Воспоминания нахлынули с новой силой. В этом доме я отбивал нападение поляков, здесь я провел счастливые годы с Настенькой и Мишей. А теперь и Насти нет, да и Михаил старик. Узнает ли? Сердце в груди глухо бухало, во рту пересохло. На лестнице раздались шаги, сверху спустился сын Михаила: – Пойдем, барин ждет.
Иду по знакомой лестнице, поворот, коридор, знакомая дверь в коридор. Все по-прежнему. Захожу в кабинет, в углу за столом сидит седой старик, лет семидесяти пяти, точнее сказать сложно.
Я громко поздоровался. Старик вздрогнул.
– Подойди поближе, человек! Голос знакомый, да признать не могу.
Я подошел, старик долго вглядывался, затем откинулся на спинку кресла, закрыл глаза. К нему подскочил сын: Что, папа, плохо?
– Нет, сын. Усади гостя, дай с дороги сбитня. Угостил ли ты его?
– Нет, – растерялся сын.
– Распорядись, пока мы поговорим.
Я пока оглядел комнату – почти все осталось неизменным – те же картины на стенах, стол, шкаф с книгами. Михаил открыл глаза, требовательно сказал:
– Рассказывай. Ты мне очень напоминаешь одного человека. Но этого быть не может, потому как минуло уже много лет.
Я вздохнул, придется правдоподобно врать. В случившееся со мной на самом деле никто не поверит. Сожгут на костре, как оборотня, и дело с концом. Можно иначе – на дыбу и кнутом, кнутом, пока правду не скажет. Оба варианта меня не прельщали.
– Долгий разговор будет, брат Михаил!
– Ничего, у меня время есть, если расскажешь что интересного – награжу, а ежели попусту время отнимать будешь – сразу уйди, стар я стал, устаю быстро.
– Хорошо, – решил я рассказать придуманную версию. – Мы с тобой, Михаил, братья. Когда отец с Сидором на судне поплыли, на них разбойники напали, сеча изрядная вышла.
Михаил кивнул:
– Про то ведаю, Сидор после того случая в Москву вернулся, все рассказал. Троих убитых привез, вот только одного тела среди них не было.
– Да, – кивнул я. – Отца по голове сильно ударили, упал он в воду и течением его вниз снесло, выгреб кое-как, да и к берегу. Полежал маленько, вниз по течению шла купеческая шхуна, его и подобрали.
Старик мелко-мелко затряс головой:
– Так вот почему Сидор тело найти не мог. Говори же, говори дальше, я весь в нетерпении.
– Плохо то, что отец потерял память – не помнил, как его звать, чем занимается, какого рода-племени, даже где живет, и то забыл.
– Да-да, я слышал, бывает такое.
– До осени простым матросом ходил отец на шхуне. Как лед на реке встал, прибился к женщине одной, сестре матроса со шхуны, стали жить, потом я появился. Так и плавал, купцу на судне помогал, да случай занес его через много лет в Рязань. Увидел он дом свой старый в Рязани и вспомнил, как звать его, что лекарь он по занятию, да фамилией Кожин. Да случилась на зиму лихоманка, заболел отец тяжело, перед смертью меня позвал, рассказал как есть все, что была у него любимая жена и сын Михаил, правда, приемный. Сильно горевал, что к жене не вернулся, да, вишь, память отшибло. Просил волю его исполнить – найти вас в Москве, обсказать все да прощенья попросить.
По щекам старика текли слезы, он сидел с закрытыми глазами. Потом рукою вытер слезы:
– А мы его здесь искали, мама перед смертью просила – если узнаешь, где похоронен, на могилку съезди, цветы от меня положи. Да только стар я уже, не доехать. Что еще передавал ли?
Я решил – если врать, то уже до конца.
– Отец завещал мне деньги, что были в управление банком в Рязани отданы. Бумаги на то – в подвале его дома в Москве, в Петроверигском переулке. Где в подвале – он мне про то подробно обсказал.
Михаил покивал головой.
– Сейчас покушаем, долго мучились мы, мама и я, о судьбе отца, а тут Бог сподобил, на своих последних днях все узнал. Дай обниму тебя, брат!
Мы обнялись. Мне давно хотелось его обнять и утешить, но я не знал, как он к этому отнесется, примет ли он меня, поверит ли в мой рассказ.
Я поглядел на картины:
– Отец мне про них рассказывал да просил поинтересоваться – целы ли серьги и кулон с изумрудами.
– Целы, целы, память ведь это, мать их берегла, просила моей дочери подарить, а если сыновья – то старшей невестке. Не говорил ли еще чего?
