Александр Авраменко - Начало великих свершений… (другая версия)
— Слава Героям!
Машинально тот отвечает:
— России- слава!
Завязывается оживлённый разговор, монах расплывается в улыбке, узнав что я знаю русский язык. Быстро выяснив все интересующие его вопросы, он приглашает меня в гости, соблазняя тем, что пока мы будем общаться, мой самолёт дозаправят. Звучит соблазнительно, и мы идём к деревне… По дороге выясняется, что мы оба воевали в Китае, и инок вообще тает от восторга. Его часть, оказывается, недалеко от нас стояла, и про меня и моих орлов он, конечно же, слышал. Оживлённо предаваясь воспоминаниям входим на деревенскую улицу и подходим к бывшему дому старосты, где разместилась временная комендатура. То что там союзники видно сразу- возле дверей две виселицы, богато украшенные лицами семитской наружности. Часовой отдаёт нам честь, мы входим внутрь и я представляюсь дьякону, командующему монахами. Тот вскакивает и отдаёт честь, узнав мой чин. Лечу я в комбинезоне, и по фуражке видно, что я офицер, а вот звание не рассмотреть. Если только по петлицам, но союзник здесь явно «плавает»… Отдаются распоряжения, и я вижу, как уезжает машина с канистрами. Тем временем на столе появляются закуски, вино, печёности и копчёности. Отказываюсь от вина, мотивируятем, что мне ещё лететь и лететь… Монахи не обижаются, понимают. На машинах то пьяные насмерть бьются, а тут самолёт, который по небу летает, словно ангел. Сидим, ребята потихоньку наливают, на вскоре скованность от погон проходит и мы находим общую тему для разговора- оказывается, что они все ветераны Китая и Монголии. Внезапно вбегает часовой и докладывает о том, что поймали в окрестностях ещё двух евреев. Все выходят наружу- вид у обоих жалкий: грязные, оборванные, худые. Колени трясутся, а от одного явно попахивает… Медвежья болезнь. Дьякон сокрушается, что виселицы заняты, придётся ребят для охраны отрывать, только завтра казнить смогут. Тут замечаю пустые бочки.
— Слушай, чего ты мучаешься? Приговор: без пролития крови?
— Конечно. Да дополнение вышло, жида с виселицы снимать можно не раньше, чем через сутки. А мы этих утром повесили…
— Пусть наносят воды в бочки и башкой вниз. Крови не будет, гарантирую.
— Ну вы полковник, и голова…
Быстренько обоих запрягли. Они водички бегом натаскали, взяли их за грязные ноги и вниз башкой- только пузыри забулькали. Потрепыхались немножко, правда. Но успокоились быстро.
— Вот, дарю идею, дьякон.
А тот сияет прямо. Счастливый. Говорит, мол, обязательно рацпредложение по инстанции внесу. Ну, посидели мы ещё немного, а потом полетел я дальше, к месту службы.
Генерал Шарль де Голль, командир 4-й бронетанковой дивизии
10 мая начальник штаба главнокомандующего генерал Думенк передал ему приказ принять командование 4-й бронетанковой дивизией. Дивизия еще не была сформирована, и де Голль отправился в Везин, куда и должны были поступать части будущей 4-й бронетанковой.
Однако уже на другой день его вызвал к себе командующий Северо-Западным фронтом генерал Жорож. Недоумевая, де Голль явился на вызов. Жорж был спокоен и приветлив, но все же было хорошо заметно, что комфронта подавлен. Присутствовавший тут же Думенк объявил де Голлю боевой приказ:
— Видите ли, мой дорогой де Голль. В результате прорыва противника через Арденны, мы создаем новый фронт обороны по рекам Эн и Элет с тем, чтобы преградить наступающим немцам дорогу на Париж. На этом фронте будет развернута 6-я армия генерала Тушона. Вашей задачей, генерал, будет самостоятельно выдвинуться в район Лаона и обеспечить прикрытие развертывающейся армии.
— Но у меня еще нет войск, — удивленно заявил де Голль, — с чем же я буду обеспечивать прикрытие?
— В районе Лаона имеются какие-то части. Вы будете подчинять их себе. Кроме того, Вам уже направлены отдельные танковые батальоны и два кирасирских полка.
И он помчался в Лаон. Развернув командный пункт в районе Брюйера, де Голль бездействовал, так как в окрестностях Лаона оказались только остатки 3-й кавалерийской дивизии и случайно застрявшие в самом городе бойцы 4-ого отдельного артдивизиона, но, к сожалению, без орудий. Никаких других войск у него не было.
14 мая Шарль де Голль выехал вместе с офицерами своего штаба на разведку. По всем дорогам с севера катился нескончаемый поток беженцев. Среди них находилось и немалое число обезоруженных военных, поодиночке и группами, принадлежавших частям, обращенным немецкими танками в беспорядочное бегство. Он решил расспросить одну из таких групп. Отступавших догнали немецкие механизированные отряды врага. Под прицелом орудий легких танков и бронеавтомобилей приказали бросить оружие и двигаться на юг, чтобы не загромождать дороги. " У нас нет времени брать вас в плен!" — крикнули им напоследок.
Глядя на этих охваченных паникой людей, он чувствовал, как от безмерной наглости врага в нем растет безграничное негодование. О, как это было нелепо! Война, которая так спокойно начиналась и не сулила ничего особенного, развивалась ужасно. Ну что ж, нужно продолжать ее и попытаться переломить череду неудач. И пока он жив, он будет сражаться, сражаться до тех пор, пока враг не будет разгромлен и не будет смыт позор этого безудержного бегства.
Де Голль решил, что прежде всего на другое утро он начнет наступление любыми средствами, какие только будут в его распоряжении. Он принял решение наступать на северо-восток и оседлать узел дорог на Сен-Кантен, Лаон и Реймс. Ему было необходимо пройти около двадцати километров и занять городок Монкорне на реке Сер.
На рассвете 15 мая генерал де Голль получил три танковых батальона. Один из них, 46-й имел на вооружении лучшие французские танки, B-1bis и был усилен ротой средних танков D-2. Остальные батальоны, 2-й и 24-й были вооружены танками Рено R-35. Конечно, старенькие 35-ые, были не слишком хороши, но их толстая броня делали их серьезными противниками для легко вооруженных немецких машин. А B-1bis, защищенные несокрушимой броней, имел два орудия. Черт возьми, это был шедевр французской конструкторской мысли, танк не имеющий себе равных! На рассвете де Голль повел их в бой.
Опрокидывая на своем пути немецкие подразделения, уже вторгшиеся в этот район, танки де Голля прорвались к Монкорне и, после упорных боев, заняли город.
16 мая в состав 4-й бронетанковой прибыли 4-й егерский батальон и 10-й кирасирский полк средних танков Somua S-35. Собрав свои силы в кулак, он ударил по танковой группе Гудериана в районе Шивр-Марль. К вечеру того же дня он с удовлетворением озирал местность с сотнями убитых немцев, сгоревшими германскими танками и автомашинами. Французам удалось даже захватить 130 пленных.
Генерал де Голль рассчитывал продолжать наступление. Вместо осторожного, если не сказать трусоватого, генерала Тушона, командование шестой армией принял на себя генерал Варни, храбрый и опытный боец. 17 мая в распоряжение де Голля прибыл еще один кирасирский полк, 3-й, 322-й артиллерийский дивизион и18-й полк зуавов. Теперь в составе 4-й бронетанковой имелось более 150 танков, из которых тридцать были тяжелые B-1bis. Еще сорок были средние Somua S-35 и D-2, а остальные — R-35, которые показали себя весьма неплохо в боях немцами. Правда, единственный моторизованный батальон дивизии был оснащен в качестве транспорта автобусами и кроме шнейдеровских скорострелок других артсистем не было, но наступательный дух войск был на высоте. "Еще не сплоченные, недавно сформированные, но уже так рвутся в бой! С такими солдатами можно остановить проклятых бошей!" — заявил де Голль генералу Варни. На 18 мая де Голль запланировал наступление в направлении Креси, Мортье и Пуйи. Он планировал захватить мосты у Ла-Фер и выйти со своими войсками на оперативный простор коммуникаций германской танковой группы. Сбывались его мечты о механизированной армии. Он еще покажет всем скептикам, как механизированные войска развивают наступление!
Ранним утром 18 мая слух де Голля ласкал рев танковых двигателей. Первая бригада танков выдвигалась в район Креси…
Подполковник Всеволод Соколов. Восемнадцатый день
Раннее утро. Мы входим в деревушку Парньи. Ночной марш изрядно вымотал всех, но, дьявол, мы, в конце концов, на войне, а не на курорте, и режим дня не очень-то соблюдается. Зато завтрак горячий и обильный. В котелках исходит ароматным паром фасоль с мясом. Кроме того, рядовые и унтера получили по хорошему куску хлеба с колбасой и маргарином и горячий чай. Офицеры — бутерброд с ветчиной и настоящим маслом и кофе с молоком. Я делаю тщетную попытку обменять свой кофе на чай. Терпеть ненавижу эту горячую бурду, которой меня пичкали еще в Испании. Увы! Германцы — народ аккуратный, и количество пайков точно соответствует числу едоков. Наконец я смиряюсь с неизбежным и, добавив в кружку добрую порцию коньяку, залпом выпиваю содержимое. Часы показывают 6:37, стало быть еще есть время на папиросу.
