Дмитрий Янковский - Знак Пути
Но и Рубарь свою власть запросто отдавать не желал. Двое сдавшихся не успели и на три шага отбежать от порога, грохнулись на колени, пронзенные лязгнувшими в кольчугах самострельными стрелами.
– Еще кто-то подумает сдаться, – проревел из окна предводитель, – Пришибу на месте, псы шелудивые!
Ратибор с друзьями протиснулся в первые ряды, локтями распихивая обложивших терем гончаров да пекарей, внимательно оглядел темные проемы выбитых окон на залитой солнцем стене. Особо буйные головы притащили огонь, другие спешно вязали факела из промасленных тряпок.
– Стойте! – со всех сил заорал Сершхан, пытаясь пробиться к запальщикам. – Никто из вас и половину пути до терема с огнем не проскочит! Глупые головы! У каждого окна самострельщики, неужто не ясно?
Мужики, почюхивая лохматые головы, призадумались – трезвое соображение затуманенных хмелем мозгов пересилило бушевавшую ярость.
– И что ж нам делать по вашему? – хрипловато спросил самый старший.
На его голове уже поблескивали седые пряди, но короткая борода черней смоли, да и очи такие же – два готовых к прыжку хищных зверя. Серые портки и алая рубаха с широким расшитым поясом выдавали не бедного ремесленника, а высокие рыжие сапоги подсказывали метить и выше.
– Я староста полуденной окраины, – продолжил он. – уж полсотни весен меня Черняком кличут. Вам спасибо за помощь, а то б мы не скоро до дому добрались. Но ныне не мешайте людям долгожданную месть править, не поймут, осерчают. Знаете сколько мы от посадника натерпелись? Мне как старосте еще поболе доставалось, чем этим.
Сершхан уважительно оглядел собеседника, лицо отразило глубокое понимание.
– Все это ясно… – тихонько кивнул он. – Но людей ведь на верную гибель шлешь! Не пройдут они через самостельные стрелы. Погодите до спада жары, мы с друзьями чуток помыслим. Ведь то что задумали вы, и к вечеру не поздно будет свершить. Так ведь?
– Похоже что так. – Черняк оглядел Сершхана как-то иначе, с куда большим интересом чем прежде. – Мы погодим, подержим осаду до спада жары.
Ратибор послушал краешком уха и тихонько стал рядышком.
– Гой еси, староста! – уважительно поздоровался он. – Я вот подумал… Может ты знаешь где наша сброя с одежкой? Как-то соромно в исподнем по граду расхаживать, тут вон и бабы собрались, и девки пригожие…
Толпа грозно гудела вокруг, приходилось здорово повышать голос, но вот чужих ушей можно было не опасаться – каждый был занят мыслю о мщении, по сторонам не больно смотрели, все больше приценивались как терем взять.
– Да откель же мне знать, где вы все это оставили? – чуть безразлично пожал плечами староста.
– Мы тебе подскажем! – протиснулся к своим Волк, утягивая за руку призадумавшегося Микулку. – А ты намекни где добро может ныне пристроиться. Мы, понимаешь, в корчме кушали… Там нас и повязали. Вооон в той, что за теремом. Ага…
– Ха! – усмехнулся Черняк. – Коль так, то нет ничего проще. Корчмарь с той корчмы за копейку удавится, и уж коль позволил у себя в заведении чужаков полонить, то одежду и сброю, знамо дело, забрал себе. Подите, расспросите. Окромя того за добрым обедом вам мыслить будет полегче, а там и жара спадет.
– Умный ты, староста, – усмехнулся стрелок. – Быть тебе посадником с эдакими мозгами! Живот-то и впрямь сыти требует! Айда, други, развлечемся малехо…
– Так ведь только ели у коваля! – изумился Микулка.
– Нда?…
Ратибор, уже весь в новом деле, мало обращал внимания на такие житейские мелочи. Окликнув зазевавшегося Твердояра он растолкал толпу и окруженный друзьями широким шагом направился к корчме.
– Ты, Твердояр, ступай домой, – остановившись чуть поодаль вымолвил он. – Тока без обид на пьяную голову, мы тебе кроме добра ничего не желаем. В кузне работы невпроворот, жена ждет, беспокоится. Бунты – это вообще хреновое дело, а уж рядом с нами и подавно. Бедовые у нас головы, вечно куда-нить впутаемся. Нам-то что, мы одни одинешеньки, а у тебя семейство. Али не так?
– Как-то соромно дома отсиживаться… – понурил голову коваль.
– Это ты зря… – потрепал его за плечо стрелок. – Каждому в жизни свое место, а у тебя руки – чистое золото. Какого же лешего жизнью своей рисковать, коль этими руками ты в сотню раз больше пользы можешь принесть и себе, и городу? Не глупи, если бы Русь на одних воях держалась, то давно б уже рухнула. Вся русская сила от земли, от труда… А битвы, это только чтоб все сохранить от врагов несметных. Ты и так подсобил, снес ворота будто те из соломы сварганены. Я уж испугался за город, думал ты средь него просеку прошибешь, а там и дальше, до самого края земли. Еще бы и по другой стороне земного блина назад воротился. Так что стыдиться тебе как раз нечего, говорю как есть, правда други? Ступай, и прощай, коль что не так. Будем в ваших краях, непременно заглянем!
Твердояр молча обнял всех по очереди и уныло двинулся к воротам, бессильно волочившийся молот оставлял в пыли глубоченную борозду, словно хотел навсегда сохранить дорожку к жарким сердцам четырех славных витязей. Ратибор окликнул замерших соратников и медленно двинулся вдоль улицы.
– В корчме главное излишне не дергаться, – по ходу объяснял он, стараясь деловым тоном задавить бушевавшую грусть расставания. – Наверняка корчмарь рад нам не будет, в городе бунт бушует, ожидать можно всякого, так что самострел у него под рукой, а оружие это серьезное. Короче, сделаем так…
Он собрал друзей в кучу и разъяснил им свою задумку, выразительно махая руками, когда не хватало слов.
Кривая пыльная улочка чуть прикрылась тенью соседних изб, лавина солнечного света падала почти отвесно, загоняя сырую прохладу под самые основания стен. Редкие люди спешили на гул толпы у посадного терема, а кто потрусливее, схоронились дома подальше от лиха.
К дверям корчмы подошли втроем – грязные, оборванные, в одном исподнем. Если бы не сытые лица да руки, привыкшие держать тяжелый булат, их можно было принять за калик перехожих. Ратибор отер ладони одна об другую и решительно толкнул недавно вставленную дверь, она скрипнула и отворилась, впустив витязей в прохладный сумрак, наполненный запахом сыти и пенного ола. Хозяин копошился на кухне в густых клубах пара, две девки-челядиницы нехотя смахивали тряпицами сор с просаленных до черноты столов, а посетителей не было – обеденное время минуло, и кто же будет сидеть над кружкой, когда в городе такое устроилось?
– Кхе… – тихонько окликнул хозяина Волк. – Нам бы пивка… Тока кувшин помой, а то кидаешь в него разную гадость.
Корчмарь развернулся, словно ему шило пониже спины вогнали, даже в неверном отсвете кухонной жаровни стало видать как округлились от страха его глаза.
– Вы?! – чуть слышно прошептал он, нашаривая что-то за широкой спиной.
Витязи не успели и дернуться, как в Ратиборово брюхо с восьми шагов уставился здоровенный, окованный темной медью самострелище со взведенной до треска тетивой, короткая стальная стрела выжидающе блеснула на ложе.
– Так вам пивка, говорите? – истерично хохотнул хозяин, осторожно шагая из кухни. – Ща налью, зальетесь по шею.
Но тут корчма содрогнулась, словно сам Ящер раскашлялся, за стеной ухнуло, треснуло, и снова все ходуном заходило. Корчмарь перепугано оглянулся, и тут же витязи растворились в дымном сумраке, чуть подкрашенном тихо шипящими масляными плошками – ни звука, ни шевеления. Девки с визгом выскочили на улицу как крысы из подпола, только голые пятки сверкнули.
– Э… Вы где? – вытянул шею побледневший хозяин, дергая самострелом из стороны в сторону.
– Кто в капусте… – с одного угла отозвался из под стола Сершхан.
– А кто в лебеде… – хохотнул Волк совсем с другой стороны.
Корчмарь понял, что дело худо, медленно двинулся к спасительному выходу из собственной западни, оружие затрусилось мелко, противно, беспорядочно дергаясь на каждый звук. Другая рука тряслась еще пуще, того и гляди спустит тетиву с перепугу. Для этого не хватало лишь самой малости и тогда незадачливого стрельца можно брать голыми руками – самострел не лук, его на раз не зарядишь.
И в этот миг, полный волнения и испуга, задняя стена рухнула, с надсадным грохотом раскидав бревна по землистому полу. С потолка посыпалась труха вперемешку с соломой и во мраке пристроенного к корчме амбара страшной тенью возник Микулка с огромным мечом в руке. Этого хозяин не выдержал – не в силах даже вскрикнуть от ужаса он грохнулся задом об пол, портки с сухим треском разорвались по швам, а короткая стрела, глухо стукнув, вонзилась в стену у входа.
– Ку-ку! – высунулся из под стола Ратибор. – Так мы будем пиво пить, али нет?
Сершхан с Волком подхватили корчмаря под белы рученьки, тот только и мог что слюни пускать да волочиться ногами по полу, усадили на лавку, пытаясь привести в чувство, а Микулка так и стоял в огромном проломе, меч опустил и теперь странно подергивался неясной тенью во тьме амбара.
