Юрий Никитин - Империя Зла
Юсуф слушал с брезгливостью. Все в руке Аллаха, он в любой момент может переменить все знаки на небе, и то, что вчера предвещало беду, сегодня может означать удачу. Потомок старинного рода, он получил образование в Гарварде, но как гласит мудрость предков, хотя в не ту среду попал кристалл, но растворяться в ней не стал: кристаллу не пристало терять черты кристалла. Юсуф и с дипломом престижного Гарварда остался правоверным мусульманином, а жизнь среди погрязших в скотстве полулюдей, лишь укрепила в правоте пути, начертанного Аллахом, да будь благословенно имя его ныне и во веки веков.
Здесь и по ту сторону его знали как самого беспощадного из мюридов, жестокого и бескомпромиссного командира лучшего из отрядов федаинов. Он не знал поражений, израильтяне за его голову назначили огромные деньги, но Юсуф не зря учился в США и побывал в Европе: он знал, как мыслят эти полулюди, и успешно обходил все ловушки и западни. За ним тянулся след из расстрелянных, за ним горели дома и посевы кибуцев, а израильские вдовы горестно вздымали руки и сотрясали небо воплями, взывая к своему жестокому Яхве.
Сейчас они втроем лежали в укрытии, далеко выдвинувшись впереди своих позиций. Фаттах старательно осматривал в бинокль все подозрительные места, темные пятна, Хыкмет больше следил за кружащимся орлом в небе, по движению крыльев стараясь угадать, что предвещает им день.
Юсуф просто лежал, как он считал, ни над чем не ломая голову, сливаясь с этим миром, впитывая вспотевшей гимнастеркой на спине солнечный жар, чувствовал себя сыном этой скудной выжженной земли, некогда богатой лесами и реками, но пришли проклятые иудеи со своими козами, те выбили копытами даже корни трав, и вот теперь пустыня, знойные ветры перемещают горы раскаленного песка, засыпая последние оазисы. Только и радости, что накроет заодно и проклятые земли проклятого Израиля, где живут проклятые иудеи...
В нагрудном кармане негромко звякнуло. Юсуф, не глядя, тронул пуговицу, прозвенел тонкий голос:
– Юсуф, это Абдулла. Горестная весть, доблестный Юсуф, взмахнула над нами крыльями...
– Что стряслось?
Голос мялся, сквозь тонкую ткань гимнастерки рвались настолько слабые звуки, что Юсуф в нетерпении выудил двумя пальцами сотовый телефон, последняя модель, размером чуть больше зажигалки:
– Говори громче! Что стряслось?
Из крохотной мембраны донесся все такой же слабый голос, тонкая ткань гимнастерки не виновата, растяпа в самом деле мямлит и мнется:
– Юсуф, моих людей больше нет.
– Что? Повтори!
Далекий голос стал громким, словно человек стоял рядом, теперь Юсуф ясно слышал ярость и сдерживаемые слезы:
– Весь отряд погиб. Мы выполнили все, склад взорван, но на обратном пути попали в засаду. Это были люди Иуды Бен-Йосефа... Надеюсь, мы дали им бой, достойный мужчин. Когда я уходил, меня преследовал только один уцелевший израильтянин. Это был сам Иуда...
Юсуф задохнулся от приступа слепой нерассуждающей ярости. Голос что-то бубнил о коротком бое, где наверняка погибли все израильские солдаты, теперь в проклятой стране будет женский плач и причитания, но Юсуф с такой силой вдавил кнопку «NO», что внутри коробочки затрещало.
Хыкмет воскликнул встревожено:
– Велик Аллах, что с твоим лицом?
Юсуф, не отвечая, отполз назад, добрался до мелкого окопчика, бегом вернулся в расположение своего отряда. Бойцы нехотя поднялись при его появлении. Сброд, где на одного истинного борца по трое мерзавцев, которые не умеют и не хотят работать. В Сопротивлении тоже не блещут, предпочитая ходить подальше от окопов, обвешанные оружием с головы до ног, куражиться над мирными жителями, требуя, чтобы им, как проливающим кровь в борьбе с проклятыми иудеями, оказывали особые почести.
– Где тот проклятый иудей? – прорычал Юсуф. – Которого захватили вчера?
Один из бойцов, Абдул, проронил небрежно:
– Там, связанный. Ждет, когда обменяют.
– Обменяют? – рыкнул Юсуф. – Кто сказал, обменяют?
Абдул наконец увидел в каком состоянии их командир, вытянулся, сказал уже четче:
– Ему сказали, что выменяют на двух, а то и троих наших братьев, что томятся в израильских тюрьмах.
Юсуф прохрипел, чувствуя как красная пелена ярости застилает взор:
– Мы не проклятые иудеи, что выторговывают каждый шекель! Привести этого сына осла и шакала!
Израильтянина приволокли, встряхнули, сорвали повязку с глаз. Ослепленный, он щурился, жалко мигал, но когда увидел фигуры арабов, гордо выпрямился, попытался расправить плечи, но руки туго скручивала веревка.
Абдул сорвал с губ израильтянина клейкую полоску. Тот дернулся, клейкий слой выдрал юношеский пушок на верхней губе, где только-только начали пробиваться странно светлые для иудея усики.
Юсуф сказал с ненавистью:
– Хочу, чтобы ты знал... Только что израильтяне подло убили на нашей священной земле пятерых наших братьев!
– Плохие у тебя братья, – ответил израильтянин независимо. – Но, похоже, вы друг друга стоите.
Юсуф скомандовал:
– Смирно! Кругом! Двенадцать шагов марш, затем повернуться ко мне лицом!
Израильтянин вытянулся, все-таки на погонах араба знаки различия старшего офицера, повернулся, послушно начал чеканить шаг, удаляясь от Юсуфа в сторону земляной стены, там развернулся и расхохотался:
– Дикарь, ты даже считать не умеешь!.. До стены всего шесть шагов.
Юсуф буркнул с ненавистью:
– А больше и не надо. Отряд, пли!
Выстрелы грохнули вразнобой. Израильтянин вздрогнул, на груди возникли красные точки, что расплывались, раздвигались вниз. Дважды грянули выстрелы еще, две новые дыры в груди, все избегали стрелять в чистое детское лицо врага, как и в живот.
Израильтянин, наконец, пошатнулся, его лицо оставалось красиво надменным, полным презрения к этим дикарям с новейшими Калашниковыми. Колени подломились, он рухнул на бок, перевернулся на спину и так застыл, глядя в яркое небо невидящими глазами.
Юсуф сказал яростно:
– Сегодня пленных не брать! Мы должны отомстить за убийство наших братьев.
За спиной послышался шорох, это через земляной вал перевалился Хыкмет. Не переводя дыхания, сразу сказал деловито:
– Хорошо бы организовать акцию... Взорвать что-нибудь, поджечь... Я уже кое-что присмотрел.
– Они сейчас настороже, – предостерег Абдул. – Уже знают, что мы всегда мстим. Нет, надо что-нибудь другое...
И хотя даже гиене видно, что обвешанный оружием как осел поклажей, губошлеп попросту трусит, но Юсуф стиснул зубы, промолчал, лишь шумно дышал, прогоняя горячий воздух сквозь едва не кипящие легкие. Израильтяне сейчас будут особенно настороже. Надо либо выждать, либо придумать что-то еще... Такое же подлое и коварное.
К обеду ярость не то, чтобы улеглась, а скорее – залегла на дне, наливалась взрывной тяжестью. Он раскрыл карманное издание «Откровения суфиев», ушел в причудливый мир притч, предсказаний, учений, которыми так богата земля правоверных.
Воздух был сухой и горячий, но Юсуф с книгой в руках чувствовал себя так, словно сидит в тени пальмы у родника, а прохладные струи омывают его распаренные ноги.
Он вздрогнул, когда сверху, словно из другого мира, раздался истошный крик:
– Израильтянин! Вылез из укрытия... в руках белый флаг... Идет в нашу сторону!
Песок осыпался на дно, там наверху Фаттах возбужденно дрыгает ногами. Морщась, Юсуф бережно положил на ящик с гранатами книгу. Словно из другого мира возбужденно и неразборчиво вопил Фаттах, совсем еще мальчишка, страстно жаждущий стать мюридом. Отдать жизнь за чистое, светлое, но еще не знающий как это сделать.
Он выбрался из укрытия, жгучее солнце ударило в лицо. Сладкий жар просочился в кожу, просачивается вглубь, наливая все тело силой и упругой яростью. Синее небо стало от жара светло-голубым, почти плавилось.
Пригибаясь, он подбежал к стереотрубе. Фаттах почтительно отступил. Юсуф приник к окулярам. На той стороне выжженной огнем боев земли, перекопанной и изрытой осколками, утыканной минами, виднеются окопы и укрытия израильтян. Молодой израильтянин в очках, почти мальчишка, уже отошел от них шагов на пять, в руках трепещет белая тряпка на длинной палке. Воздух недвижим как смола в джаханнане, это трепещет сам израильтянин, сквозь толстые стекла видны выпученные от ужаса глаза, губы трясутся, отсюда видно. Что ж этого иудейчика заставило вылезти под пули, какие деньги, ведь они за шекель удавятся...
Подправляя резкость, по мере того как израильтянин пересекал ничейную полосу, он рассмотрел нашивки капрала на узких плечиках. Не иначе как богатый папочка купил звание, с такой диоптрией в библиотеке геморрой зарабатывать, где кто видел военного араба в очках, а этот ковыляет, спотыкается, земли не видит, а белым флагом размахивает над головой так, будто арабы такие же слепые, как те вырождающиеся иудеи.
