Александр Конторович - Десант «попаданцев». Второй шанс для человечества
Так, явление второе. Те же и Иришка. Тащит на кухню связку разномастной посуды, в которой носила обед лесорубам. Призывно машу ей рукой, она небрежно ставит судки около кухонного навеса и скачет ко мне. Я пытаюсь состроить умильную физиономию и говорю приторно-сладким голосом:
— Ты ведь хорошая девочка? Ты никому не расскажешь, чем мы тут занимаемся?
Ух, как глянула!.. Мне становится стыдно за кривляние, и дальше я говорю уже серьезно:
— Гребни я напилил, но их надо еще шлифовать и полировать. Работа как раз для тебя — силы не надо, нужны терпение и аккуратность. Шкурку, извини, не дам — берегу для оборонного заказа. Попробуем ремень с мелким песочком. Станок я тебе приготовил, ремень натянул. Только давай перетащим его на наветренную сторону, а то здесь скоро будет очень пыльно…
Конечно, ревность — неконструктивное и разрушительное чувство, но я не могу от него удержаться. И это единственное, что могу сказать, по крайней мере, при женщинах и детях. Последняя из сделанных табуреток отправляется в полет и смачно врезается в столб, поддерживающий навес. Впрочем, недостаточно смачно, поэтому я догоняю ее, хватаю за ногу и долго бью о бревна, землю и другие подручные предметы. Вроде немного отпускает, по крайней мере, теперь могу выражаться литературно.
Вам приходилось смотреть на то, как более наглые и сильные парни лапают вашу подружку? Если да, то, наверно, вы меня поймете. Сегодня утром доделали столы в мастерской «по металлу» и стали ставить станки. Грузчиков в нашем высокоинтеллектуальном коллективе нашлось всего трое, зато токарей — пятеро. Сначала. Потом еще трое прибежало. Меряние опытом и квалификацией, переходящее в крик, привлекло внимание отцов-командиров, которые развели нас и проэкзаменовали. Сатрапы. И самодуры. И вообще военный коммунизм в реальной истории не продержался и трех лет. Я пинком отбрасываю измочаленную ножку и возвращаюсь к верстаку.
Вообще это тоталитаризм — отбирать у рабочего человека средства производства. Злость и обида требуют выхода, но ломать свою работу уже не хочется. Я беру плаху покорявее, шерхебель (уже нашего производства) и начинаю строгать. Узурпаторы, самопровозгласившие себя властью. Доска вылетает из зажимов, приходится крепить заново. Олигархи.
Постепенно возбуждение проходит, зато приходит усталость. Порыв ветра неприятно холодит мокрую от пота спину. Я откладываю рубанок, сметаю стружки и замечаю странный взгляд индейца. На утреннем разводе его отправили помогать мне в столярке. Имя не запомнил, что-то вроде Каравай. По крайней мере, когда я говорю это слово, он оборачивается. Пониже меня ростом, постарше возрастом, невозмутимый настолько, что не убежал при первом включении циркулярки. Но по лицу видно, что техника ему не нравится. А вот сейчас он смотрит, как будто увидел что-то знакомое и приятное. Потом жестами просит дать рубанок. Это уже интересно. Взяв инструмент, смотрит, насколько выдвинуто железко, потом, подобрав обрезок дерева, несколькими ударами ослабляет клин, выдвигает лезвие и снова зажимает. Откуда он это знает? Со столярным делом индейцы незнакомы, по крайней мере, ничего сложнее вигвамов не строят. А инструменты у них — нож и топор. Индеец уже вовсю снимает стружку, причем у него она длиннее и ровнее, чем у меня.
У меня же в голове шарики определенно заходят за ролики. Откуда взяться среди индейцев столяру? Причем он — настоящий индеец, не полукровка, не христианин. Учился у испанцев? Или, вспыхивает мысль, наш брат-попаданец, только менее удачливый — личность реципиента подавила личность донора? Мда. Надо бы поговорить с Кямилем. А как проверить? Если он учился у испанцев, то наших реалий знать не может. Я лезу рукой в щель между двумя верстаками и достаю спрятанную пол-литровую бутылку характерного силуэта. (Настолько характерного, что, когда в нашем мире в такие бутылки стали разливать какую-то едкую гадость, в больницы в первые же месяцы попали тысячи пострадавших.) У меня в ней, впрочем, скипидар, но чистый, практически бесцветный. Слегка покачиваю сосуд, пристально смотрю на индейца. Он смотрит на меня, переводит взгляд на бутылку, потом снова на меня, в глазах появляется какая-то неуверенная радость. И характерным жестом советского выпивохи щелкает себя по шее.
Клим
В первый раз, как в первый класс! Черт, колотит, как на первом свидании. Хотя, в принципе, все проверено и просчитано десятки раз, но все равно нервничаю. Первое испытание акваланга местного изготовления в сборе и на реальной глубине. Правда, до настоящего акваланга этот кошмар инженерной мысли не дотягивает, так просто, дыхательный аппарат. Но если испытания пройдут нормально, то буду самым крутым ихтиандром в окрестных морях-окиянах.
На берегу показалась целая процессия. Ага, похоже, заявились все, кого я достал за этот месяц своими просьбами и шантажом: сделать вон ту пластинку, отдать те пружинки, выточить такую хреновину и все такое. Самая большая проблема была убедить некоторых личностей в том, что мне огнетушители нужней, чем их наличие при возможном пожаре. А еще были попытки раскурочить лордовский «Мицубиси». Раскурочить, конечно, перебор, мне всего-то нужны были метра полтора гофрированного шланга и пара клапанов, но на проповедь о недопустимости порчи имущества колонии в исполнении нашего безопасника нарвался. Понятно стало, почему его Коброй зовут. Пришлось откупоривать НЗ и урегулировать конфликт. НЗ — это часть замыленного во время разгрузки рома. Хороший такой бочонок литров на пятьдесят — чуть жаба не удавила, пока на берег тащил. Ну да ладно, еще маленько осталось. Сколько? А вот это есть страшная корабельная тайна, ибо ром на судне не роскошь, а, так сказать, вещь первой необходимости.
Народу на берегу все прибавляется. Похоже, все население форта решило принять участие в шоу «Кусто на коленке». Почему «Кусто»? Это я так свой акваланг обзываю, потому что самая главная деталь в нем и сделана по мотивам того самого кустовского «Мистраля». Совмещенный регулятор давления по-научному. Правда, промежуточный клапан всего на десять атмосфер. Больше пока и не надо. Хотя баллоны из-под огнетушителей выдержат и больше, но у нас нет компрессоров высокого давления, да и нужные клапана пока не сделать. Пришлось исходить из возможностей автомобильных компрессоров. Пятилитровый баллон с воздухом под давлением десять атмосфер позволит спокойно сидеть под водой приблизительно с четверть часа. Это на максимальной глубине в тридцать метров — глубже не позволит несовершенство легочного автомата. Если под водой работать, то время уменьшается. Но и в нынешнем виде «Кусто» — настоящая вундервафля.
Выглядываю в иллюминатор: кажется, все уже на борту, пора и мне из своей берлоги вылезать. А то народец ушлый, не уследишь, всю шхуну на берег по досточке утащат. Хомяки! И так уже практически один корпус остался с мачтами. Лишнее и ненужное давно закончилось. Парусов только штормовой комплект сохранился. Если что случится, то и ремонтировать нечем — весь инструмент на берегу. Одно радует — удалось перегнать шхуну из бухты Хорсшу в саму гавань Бодега. Пришлось пару дней фарватер размечать, но это мелочи. Здесь и шторм не страшен, да и от начальства подальше.
Ну все, постучать по дереву и на выход. Тубус с чертежами не забыть. Надо их нашей испанской донне отдать для адаптации на испанский язык. В свое время пришлось поработать на одной верфи. Там строили парусно-моторные шхуны на основе клипер-шхуны типа «Ньюпорт». Даже в чистом парусном варианте такие суда в этом мире появятся лет через тридцать. Можно чуть поторопить прогресс, да и вектор его немного изменить. Вместо балтиморских клиперов будут калифорнийские.
Июль 1790 года
Елена
— Блин горелый! Да чтоб вас… и вашу долбаную керамику… Ну и времечко — даже стекла нормального, и то нет!
Ну вот. Очередная самопальная «колба» приказала долго жить. А чего вы хотите? Я химик-неорганик, но ни разу не стеклодув и тем более не гончар. Попытки же связаться на этой почве с местными испанцами закончились только лишними подозрениями. Хотя, положа руку на сердце, — испанцы в чем-то правы. «Ядрен-батоны» — продукт нашего неуемного любопытства и неумения просчитывать дальние последствия собственных поступков.
Что ж, придется начинать сначала. Нам позарез нужен порох. Чем больше, тем лучше. Свинец… Что ж, в семидесятые годы XX века советская промышленность выпускала синтетические полудрагоценные камни ничуть не хуже, а иной раз получше натуральных. Несколько таких камушков — пара в серебре, остальные просто так — пошли тем же испанцам в уплату за поставки свинца. Будет из чего пульки отливать, но то уже парни постараются. Для гладкоствола пули Нейсслера — самое то. Особенно в нашем положении… Что же до пушек, то при отсутствии чугунных ядрышек и каких-либо навыков обращения с этими «дурами» придется ограничиваться либо картечью, либо изобретать что-то особенное. Конический снарядик с оперением — наше все. Вот его ребята сейчас и пытаются изобразить. Не знаю, насколько хорошо у них это получается, но у меня с кислотой что-то… не того. Химпосуда собственного изготовления не выдерживает не только температуры, но даже мало-мальски адекватной критики.
