Приорат Ностромо (СИ) - Большаков Валерий Петрович
— Тут рядом — озеро Тенис! — с готовностью заговорил охотник. — Оттуда километров двадцать пешком до поселка — и на автобусе, с пересадками, до самого Новосибирска!
— Вот спасибо! — обрадовался Карлайл. — А к озеру — это куда? Туда?
— Да, на восток! — незнакомец тут же обеспокоился: — Только поздно уже, куда ж вы пойдете? Давайте, лучше… — он закинул свою вертикалку на плечо. — У меня тут зимовье неподалеку. Переночуете, а утром вместе двинем!
— Ну, если не стесню! — заулыбался Рон. Вот только глаза у него оставались холодными.
Он оценивающе поглядывал на «первого встречного» — подходящий рост, и комплекция, и размер ноги… Лицо чуть иное, это верно, но если и ему отпустить усы да бороду…
— Пойдемте, пойдемте! — заторопился охотник. — Меня, кстати, Аркадием кличут. Выбрала же мама имечко…
— Что, не нравится? — ухмыльнулся Карлайл. — А мне каково? Позвольте представиться: Арон Шкляренко!
— Аркадий Панков!
Засмеявшись дуэтом, оба дружно зашагали к озеру Тенис.
* * *
Зимовье крепко сидело, приткнувшись к паре огромных замшелых валунов. Сложенное из толстых бревен, оно хорошо хранило тепло в морозы, а летом, когда по тайге плыла духота, в его стенах держался прохладный воздух. Никаких кондиционеров не надо.
Лежанка, застеленная медвежьей шкурой, громоздкая печка-каменка, лавка да грубо вытесанный стол — вот и вся обстановка.
— Я сам из Дубны, — повествовал Аркадий, ловко растапливая печь. — В Новосибирск переехал буквально две недели назад. Хочу устроиться в Институт ядерной физики, но еще даже документы не подавал. Всё некогда было…
— Так вы физик? — изобразил Рон приятное удивление.
— Кандидат наук! — небрежно фыркнул охотник. — Разменял свою двушку в Дубне на трешку в Академгородке. Тоже кооперативная, и место хорошее… Ну, пока прописался, пока устроился…
— А вы один переехали, — подобрался Карлайл, — или с супругой?
— Какая супруга, что вы! — заливисто рассмеялся Панков. — Один я! Тридцать восемь лет холостякую!
Рон успокоился, повеселел даже.
«И „семейное положение“ подходит, и возраст… Как всё удачно складывается… То ли везет мне, то ли я что-то упускаю из виду… Хотя… У меня что, большой выбор? Или, может, объявиться, как есть, на радость КГБ?»
— Садитесь жрать, пожалуйста! — ухмыльнулся Аркадий.
Дичи «охотничек» не набил, но тушенкой запасся. Вместе с гостем умял большую банку. А на десерт подавали крепкий чай, приправленный травами, и сгущенное молоко. Оба пили, да покряхтывали.
Заболтались до ночи, приняв «для пущего релаксу» по сто грамм НЗ, в смысле ХО — крепкий коньяк еще пуще развязал язык охотнику, и тот выложил кучу подробностей своей одинокой жизни.
Спать Аркадий не лег, а завалился — градус опрокинул его на топчан. Карлайл скромно устроился на широкой лавке, подстелив хозяйский спальник. Сонно моргая на звезду, что заглядывала в крохотное оконце, он прокручивал в голове услышанное, привыкал к настоящему, строил планы на будущее, и в какой-то момент даже бросил ругать Мигеля, испепеленного в «Гамме» — похоже, что сегундо, сам того не желая, вывел его на верный путь.
«Светлый путь!» — улыбнулся Рон, и закрыл глаза.
Спал он крепко, и сны ему снились хорошие. Встав рано утром, на заре, Карлайл снял с гвоздя ружье Панкова, старенький «зауэр стерлинг», вынул патрон с дробью, и зарядил жакан. Охотник как раз начинал стонать и ворочаться. Рон навел ствол, почти касаясь дулом спутанных волос Аркадия, и выжал спуск.
От громкого выстрела зазвенело в ушах. Карлайл, морщась, глянул на расколотый череп Панкова, и начал собираться.
В новенькой куртке убитого лежал паспорт и аж три «билета» — охотничий, военный и партийный; в карманах штанов — рублей сто, в рюкзаке — разные бродяжьи причиндалы.
Полтора литра керосина для лампы пошли на «растопку» — огонь загулял по зимовью, пожирая и топчан, и стены, и труп.
Рон, щурясь от дыма сигареты, пристроился неподалеку, оседлав обкорнанный ствол поваленного дерева. Пламя гудело, пожирая охотничью хижину снаружи и внутри.
Когда прогоревшая крыша рухнула, и файер-шоу пошло на убыль, убийца встал, закинул на спину рюкзак, да и зашагал к озеру Тенис.
«Рон Карлайл умер, — скупо улыбнулся он. — Да здравствует Аркадий Панков!»
Глава 2
Воскресенье, 8 ноября. Вечер
Щелково-40, улица Колмогорова
На весь день «оторваться от коллектива» — великое благо. Надо, надо хоть иногда побыть одному! Обдумать преходящие моменты жизни не на бегу, в вечной суете, а спокойно, наедине с самим собой. Да и просто отдохнуть от лихорадочной круговерти будней! Опять-таки, не подстраиваясь под детей и подруг, а по своему хотению.
— Что, котяра, жратеньки потянуло? — бодро спросил я Кошу, красноречиво тершегося об ноги.
Зверюга едва не закивал лохматой своей башкой.
— Лопай! — изрядный ком кошачьего лакомства плюхнулся в миску.
Питомец с урчанием приступил к трапезе, а я поднялся в кабинет. Мягкого кресла и телика вполне «необходимо и достаточно» для достойного финала дня, воистину выходного.
Баба Лида с дедом Филей похитили дочек на все ноябрьские. Лея умотала с незамутненной радостью в очах, а Юлиус немного нервничала — ее страшили перемены в судьбе. Невеста!
Антон явился к нам тридцатого сентября, в мой день рождения, и церемонно попросил «руки вашей дочери и родительского благословения». Я посмотрел на Юлю — каюсь, с оттенком грусти, — и спросил: «Ты согласна?» Доча выдохнула: «Да!»
Рита, как водится, всплакнула, Инна тоже захлюпала…
Алёхин растерялся даже. Думал, наверное, что я смотрю на него осуждающе. Вот, дескать, довел!
А мне виделось совсем-совсем иное, далекое от матримонии — Антоха здорово походил на молодого Адриано Челентано, только худущего, светловолосого и сероглазого…
Свадьбу назначили на март.
Я меланхолически вздохнул. Течет житие, течет…
Вот и Юлька, девочка моя, вступает во всеобщее человечье кружение — тот извечный биологический цикл, раскрученный и заповеданный нам эволюцией, что смахивает на сценарий всякой жизни — человек рождается, растет, влюбляется, женится, старится…
Мне будет не хватать Юлиуса. Конечно, она будет навещать родню, бывать частенько, но и отдаляться тоже начнет — своя семья, свой дом обязательно изменят «дочечку», ставшую замужней дамой. Хорошо бы осталась в ней привязанность к папе с мамой, а больше мне и не о чем просить великие небеса, черные и голубые…
Пусто дома.
И непривычно тихо. Ни снизу, ни с мансарды не доносятся высокие звонкие голоса моих любимых — оставили жёны своего султана… С осени стали пропадать, и подолгу. То вдвоем, а то и всем трио.
На прошлой неделе Рита с Наташей вернулись с «Крайнего Юга» — снимали телесюжет о «Шейтан-Кала», да с намеками на множественность пространств. Похоже, в Кремле поерзали-поерзали, но решили-таки и здешний советский народ тоже готовить к тому, что он не одинок во вселенной. Пока на уровне таинственных исчезновений и надуманных порталов в иные миры, а потом…
«Суп с котом», — скучно подумалось мне.
Нет, я очень рад за девчонок. Они действительно молодчинки, красотки мои и умнички. Стоит начаться «Звезде КЭЦ» — и дворы пустеют, все липнут к экранам. Интересно же! И всё на высочайшем уровне — кандидату экономических наук и кандидату наук физико-математических можно доверять, а заслуженная артистка РСФСР привносит в ученую строгость озорной элемент игры, незатейливого юмора и утонченного соблазна.
Впрочем, не стоит представлять Инну глупенькой блондинкой. Помимо внешности и сценических талантов, Дворская еще из семьи выдающегося геолога, исследователя Антарктиды и Луны. Она даже знает, чем ярозит отличается от реголита, и что аквамарин, изумруд и гелиодор — один и тот же минерал. Так что Инночка не просто гуманитарка — она может вести околонаучные беседы не хуже Сергея Капицы из «Очевидного-невероятного».
