Время для жизни 2 (СИ) - "taramans"
— Это я на рынке, у вокзала — сало купил, да хлеб. На всякий случай — мало ли… когда еще покормят. Будешь?
— Спрашиваешь! Конечно! Нет, так-то… нас здесь подходяще кормят. Только подхарчиться — никогда не помешает!
«А вот это — совершенно точно!».
Иван развернул серую оберточную бумагу, которой базарный дядька упаковал сало, достал нож, принялся отрезать пласт копченого, в сантиметр толщиной, не меньше.
— Ни хрена ж себе, у тебя «свинорез»! Дай посмотреть! — «загорелся» Петр.
— Сейчас, погоди, сооружу бутерброды! — «дурень! и нож «засветил»!».
Отрезав пару ломтей хлеба, накрыл салом. Один — подал курсанту. Обтер нож уже изрядно пропитанной пятнами бумагой, протянул Камылину:
— Смотри… Только осторожно, острый! — сам принялся жевать, хотя есть еще и не хотелось.
«Армейский принцип — «Ешь не тогда, когда хочешь, а тогда, когда есть чего съесть!».
— Шикарный нож! Просто — кабздец! — вертел клинок в руках восхищенный Петр.
— Подарок…
— Гля… какой ты запасливый! Все-то у тебя есть! — отложив нож в сторону, Камылин аккуратно взял бутерброд двумя руками, с удовольствием осмотрел его со всех сторон, и с наидовольнейшей улыбкой вгрызся в него.
Косов засмеялся:
— Слышь! У тебя щеки так не лопнут? Куда ж ты так… Вон и ушей не видно, все щеками скрыло!
— Фто? — приостановился в работе челюстей курсант.
— Фто, фто… Подавишься, говорю! Глотай пореже!
— А-а-а фон фего… Это — да! Это я дело люблю! Фолько ведко… дофофиться такую фкуснятину…, - Петр чуть прожевал, — Говорю же… кормят-то нас… хорошо! Только столько бегать приходиться… что и на горшок сходить нечем. Толи ел, толи не ел! А уж сальца-то… и фофсе… ф фимы не ел!
— Чего? — не понял Иван.
— С зимы, говорю… не ел сала! Нам, когда на огневую зимой… на стрельбище… фыдфигаемся… быфает, как допфаек… выдают. Но — не всегда!
Тут «любитель фала» замер, не дожевав.
— Ты чего, Петя? — удивился Косов.
Камылин, уставившись в стену, пробормотал:
— Бли-и-и-н… перед парнями-то как не удобно! Это ж я здесь сало трескаю, а они… Учуют же, точно — учуют! Дух-то какой! Его — никаким мылом с рожи не смоешь!
— Да ладно тебе! Ты сейчас о Семенове и этом… Сене, да?
Петя молча кивнул.
— Давай я еще тебе бутербродов сделаю! Сколько нужно? Два?
— Три…, - чуть слышно сказал Камылин, — там еще… подсменный! А себе что оставишь? Неудобно мне!
— Не переживай! Неудобно штаны через голову одевать! И на потолке спать неудобно — одеяло спадывает! А себе… Тут мне… если одному… то и за неделю не съесть! — отмахнулся Косов.
— Так как одному-то? Там же таких как ты, человек десять уже! Что же ты… ночью под одеялом жрать будешь, что ли? Да и негде хранить продукты! В каптерку — не примут, в тумбочке — нельзя. Что принес — то сегодня же и съесть надо!
— Ну значит и съедим! Чего там есть-то… если на десять человек? — усмехнулся Иван.
— Это правильно… конечно. Только жалко, что все так быстро кончится, — вздохнул с сожалением Петр.
— А что — на рынок сбегать нельзя? Ну… если не в «самоволку», а… в увольнение, к примеру?
— А я не знаю… будут ли Вас выпускать. Вот мы, допустим, почти до конца первого курса, до весны, увольнений и не видели! Вообще, представь! А в увольнении… Сколько нам там в месяц денежного довольствия? Слезки… В город вышел, в «киношку» сходил, газводы выпил… ну там — мороженое еще съел — и все! Кончились денежки! Где там того же сала купить…
— Решаемо это все! Ты мне, кстати, так и не рассказал про структуру училища… Давай — я пока буду парням бутерброды резать, хоть наспех мне что-то расскажи.
— Точно! Да и бежать уже надо! А то меня так и потеряют! Опять «вне очереди» схвачу! В общем, слушай! В училище — два курса. То есть и два батальона. Еще пару лет назад — был один батальон, но потом набор увеличили вдвое! В каждом батальоне — четыре роты. Три — пехотных, одна — минометно-пулеметная. В роте — четыре взвода, примерно по сорок человек. Ну — вот так, если вкратце…
— В «кубарях» — по сколько человек? — спросил Иван.
— В каких кубарях? — не понял Камылин.
— Ну… в спальных помещениях?
— А-а-а… а я не понял сразу-то. Рота! В спальном помещении — рота! Двухъярусные кровати стоят!
«Писец, мля! У нас в училище было по взводу. Это… какой же… «духан» там к утру стоит? Ну да… теперь понятно — такие потолки теплу не помеха! Где сто двадцать организмов спят — топить вообще не надо. И пятиметровые потолки — низкими покажутся!».
Получившиеся бутерброды Косов завернул в кусок все той же бумаги, передал Петру.
— Я их сейчас… в «заначку»! А потом, как в дежурке никого не будет — с парнями «схарчим»! — Камылин был доволен, аки слон!
— А Вы во сколько меняетесь? Или только заступили? — поинтересовался Иван.
— Не… развод в семнадцать нуль-нуль… Так что… Немного отстоять осталось! — продолжал знакомить Косова с училищем Камылин, — А ты, Иван, чем занимался?
— Да чем… Десятилетку закончил. Потом на Северах поработал, там, кстати и деньжат на это все заработал, — «объяснил» наличие всего у него Косов, — потом вот… зиму в Красно-Сибирске перекантовался, у знакомых, и — сюда.
— У тебя десятилетка? — удивился Петя, — ну… так-то сразу видно, по разговору. А лет тебе, получается, сколько?
— Да вот… весной девятнадцать исполнилось.
— А когда же ты на Северах поработать успел? Чтобы столько денег на все заработать?
«М-да… так вот и запутаться можно, в своих «сказках»!».
— Так я еще… пока в школе учился подрабатывать начал. У тетки, в Тобольске, когда жил. Потом уж… в Самарово, потом — в Обской губе.
— У тетки? А родители что?
— А родители, Петя, у меня померли… На Иртыше под лед провалились, на санях переезжая… Я еще малой был. Детдомовский я, Петруха. Вот так…
— Эвон как! Понятно…
Так, за разговорами, они дошли до выхода во двор училища. Как и следовало ожидать, построение уже закончилось, но и старшина, и сержант были еще здесь — разговаривали, покуривая в курилке, в тени елок.
Камылин доложился. Косов — представился. Испросив разрешения, Петруха удалился.
— Старшина Захаров, Мефодий Лукич! — проявляя вежливость, представился «пила».
— Сержант Ильичев! — коротко буркнул «серж», — временно исполняющий командира хозяйственного взвода.
«Старшина, сразу видно — матерый! «Пила» в петлицах, на груди — «За боевые заслуги» и «ХХ лет РККА». ЗБЗ сейчас еще не девальвировалась, как после Войны, и вполне уважаемая медаль».
Был старшина невысок, но ладный, весь какой-то… строевой. Обильная проседь в темных волосах короткой стрижкой, взгляд с прищуром, оценивающий.
Сержант — почти на голову выше старшего товарища, волосы цвета зрелой пшеницы, широкоплеч. Взгляд нахальный. На груди и впрямь — «За отвагу».
«Сейчас это — круть неимоверная! Для рядового и младшего комсостава. Звезда Героя? Ну да, есть такая. Но она же… Для летчиков всяких, заслуженных и весьма героических. А для пехотного Вани — вот эта медаль заменяет героическую звезду небожителей. Это что же нужно было совершить там, на Хасане?».
Молчание затягивалось. Младшие командиры продолжали изучать внешний вид вновь прибывшего. Косов кашлянул, и старшина повернулся к сержанту:
— Ну что, Степан, принимай бойца в свою команду. Сейчас мы с ним пройдем, я его размещу, экипирую для хозяйственных работ, вещички его приму в каптерку…
— Есть принять бойца в команду, тащ старшина! — не отрывая от Косова взгляда ответил «серж», — После того, как с тобой закончат, боец Косов, найдешь нас во-о-о-н там, на хоздворе. Понятно?
Иван проследил, куда указал рукой сержант, кивнул:
— Так точно, товарищ сержант, понятно!
Следом за старшиной, Иван зашел в здание училища через другой вход. Увидел его удивление, старшина пояснил:
— Здесь отдельный вход в столовую… Это — на первом этаже. Второй и третий этаж — расположения батальонов. Спальные и служебные помещения. За мной, не отставай! С непривычки здесь заблудиться — очень просто. И спросить будет не у кого… почти пустое здание сейчас.
