Николай I Освободитель. Книга 5 (СИ) - Савинков Андрей Николаевич

Эволюционные пути я всегда предпочитал, где это возможно, революционным. Благо имелся запас по времени, не зря же крепостное право ликвидировалось на тридцать лет раньше, чем это было в моей истории

Глава 2

В Москву мы приехали 3-го мая. Сама коронация была назначена на 23-е число, однако торопиться в таких делах тут было не принято, поэтому и прибыли мы сильно заранее.

Литерный состав домчал коронационный поезд, в котором кроме членов императорской фамилии ехала еще и большая часть свиты, из столицы за каких-то двадцать часов. Межстоличную дорогу закончили еще в конце прошлого года, и теперь в обе стороны уже активно бегали пассажирские и грузовые поезда. В этом 1829 году — скорее всего уже ближе к осени — должны были открыться участки Москва-Тула и Великий Новгород-Псков. Одновременно обе дороги потихоньку начали тянуть дальше: Тульскую на Орел, а Псковскую на Динабург. Ну и трассировка ветки Москва-Нижний Новгород уже тоже шла полным ходом.

Естественно дороги сразу проектировались в виде связанной в единую сеть системы. Помнится, в моей истории — встречал где-то этот момент и очень ему тогда удивился — для путешествия из Нижнего в Питер нужно было в Москве переезжать с одного вокзала на другой, поскольку дороги не были соединены между собой. Тут такой глупости, конечно же, допускать никто не собирался.

Этой весной в Нижнем Тагиле был введен в строй еще один большой прокатный стан, который должен был обеспечить прокатку 450 тысяч пудов стального рельса, что позволило бы увеличить скорость строительства железной дороги на примерно 150 километров в однопутном выражении.

Именно в новые уральские заводы я вкладывал все поступающие от Клондайкского золота доходы. К сожалению, на практике куда более скромные, чем об этом писалось в газетах.

В связи с тем, что теперь мы прибывали в Москву на поезде, членам коронационного комитета пришлось мудрить с церемонией въезда императора в город. До этого с этим было проще: государя встречали еще на окраинах почетным караулом и пушечной пальбой, теперь же процедуру пришлось переделывать и перемещать на московский вокзал, где места для артиллерийской батареи просто не нашлось. Впрочем, и так получилось достаточно мило: возле поезда нас встречали заранее перевезенные в Москву гвардейские полки, оркестр играл марши, а толпа простого люда, пришедшая посмотреть на прибытие императора, казалось, заполонила привокзальную площадь от края до края.

Заселились на этот раз в Елизаветинский дворец, который по такому поводу последние три месяца усиленно приводили в порядок. Все местные церемонии были за многие годы выверены до крайности и полны символизма. Так, считалось, что «будущий» царь — вообще-то я им считался с момента отречения брата и для этого короноваться не требовалось, но тут был важен символизм — не должен занимать Кремль, олицетворяющий верховную власть в государстве до собственно коронации.

Следующие две недели были наполнены различными приготовлениями. Неожиданно, за время, проведенное в Москве в подготовке к коронации, я достаточно близко сошелся с митрополитом Московским и Коломенским Филаретом. Это был достаточно молодой еще мужчина сорока шести лет, относительно широких взглядов на общественную и религиозную жизнь. В первую очередь митрополит был известен своим переводом Священного писания с церковнославянского языка на современный русский, за что Филарета порой называли православным протестантом.

Вообще верхушка клира Русской православной церкви представляла собой в эти времена тот еще серпентарий. Епископы пытались лезть в политику, продвигать свои идеи, влиять на кадровые вопросы. Очень четко я прочувствовал этот момент после снятия Голицына с должности обер-прокурора. Александр Николаевич, как после оказалось, держал всю эту епископскую камарилью в определенных рамках, не позволяя их активности пробиваться выше к самому императору. После же смещения Голицына выяснилось, что в заговоре против обер-прокурора участвовали как минимум два епископа — Фотий и Серафим. Причем если второй старался совсем уж нагло в политические дела не лезть, то первый в какой-то момент буквально завалил меня письмами с советами по кадровой политике и государственному управлению. И ко всему прочему советы эти были максимально ретроградного и реакционного характера, то есть направлены против того, чем я занимался последние тридцать лет. Совсем отбитый человек оказался.

Пришлось показать кто в доме хозяин и назначить этого самого Фотия главой свежесозданной — давно по правде говоря нужно было это сделать — епископской кафедры Александрова-Тихоокеанского. Епископ подобной шутки не оценил и еще несколько месяцев добивался пересмотра решения, пока ему впрямую не пригрозили лишением сана. Только тогда он изволил отправиться на новое место службы и перестал досаждать мне своими советами.

— Мне нравится идея издания церковных книг на русском языке, — мы сидели в чайной комнате Елизаветинского дворца, куда Филарет приехал дабы обсудить подробности коронационной церемонии.

— Боюсь, для этого уже поздно, ваше величество, — пока я был регентом, то церковных дел подчеркнуто не касался, перенаправляя вопросы религии к Александру. В этом же вопросе брат встал на сторону Фотия и Серафима и приказал сжечь уже отпечатанный тираж в пять тысяч экземпляров переведенных Библий. Сейчас же пришло время навести порядок и в данной сфере.

— Для таких вещей никогда не бывает поздно, ваше высокопреосвященство, — я покачал головой. — Вообще мне кажется, наша православная церковь нуждается в определенном обновлении. Что скажете?

То, что новый император планирует в обозримом будущем восстанавливать патриаршество в общем-то в среде клира не было большим секретом. Естественно последние годы уже во всю шла подковерная возня за возможность занять вожделенный престол, но мне хотелось бы чтобы этот ключевой в государстве пост занял близкий по духу человек. Как минимум тот, с которым следующие годы можно было бы плодотворно работать, а не бодаться из-за всяких религиозных мелочей.

— Жизнь подобна бурной реке. Все меняется, только наша вера в Господа остается неизменной, — максимально обтекаемо ответил Филарет, загадочно усмехнувшись в усы.

— Я бы предпочел услышать более четкое выражение вашего мнения, — я покачал головой намекая, что здесь и сейчас не самое подходящее время для экивоков.

— Хорошо, ваше императорское величество, — митрополит со вздохом огладил бороду и посмотрел мне в глаза. — Что вы хотите от меня услышать? Что я был не совсем согласен с политикой проводимой предыдущим обер-прокурором? Так это общеизвестно. Впрочем, новый обер-прокурор, при всем уважении к вашему, государь, человеку, так же не проявил себя пока еще никак.

— К сожалению, — я поднялся на ноги, жестом показав митрополиту сидеть, и подошел к окну. Там светило яркое майское солнце и зеленели свежей листвой деревья. Душа просилась на волю в пампасы, а не вот это вот все, но и скинуть столь важные проблемы на других было никак невозможно. Приходилось заниматься самому, — православная церковь в том виде в котором существует сейчас, меня полностью не устраивает. Она, простите меня за откровенность, ваше высокопреосвященство, напоминает мне стоячее болото. Закисшее и поросшее мхом. Я несколько раз пытался за предыдущие годы бросать в него камни, дабы хоть немного взбаламутить, однако результата не добился. Видимо кому-то придется брать лопату и вручную очищать это болото от скопившегося на дне ила. Вы меня понимаете?

— Вы хотите, чтобы это делал я? — Удивился Филарет, — но я никогда…

— Я хочу, чтобы это сделал хоть кто-то, — я перебил замявшегося было собеседника. — Как в нашей церкви обстоят дела с миссионерством? Где попы, уходящие в Сибирь дабы крестить инородцев? В степи к киргизам? Вы знаете, что на востоке от нас, на берегу Великого океана находится Китай, там четыреста миллионов населения. Примерно. Плюс-минул полсотни миллионов душ. Почему наши священники не пытаются расширить паству за счет этих людей. Да черт с ним с Китаем…