Мурка (СИ) - Гуров Валерий Александрович
Если б у меня были силы, я бы рассмеялся в голос, до того комично смотрелась вся ситуация. Вы, братцы, случаем не музей МВД ограбили? Или в театре костюмы взяли? Там такого добра полно. На одном из служак форма оказалась натянута, как на барабане. Второй худой.
— Вставай давай, бандюган! — зарычал здоровяк с ухмыляющейся рожей. — Бросили его подельнички, а, Иван? Сейчас ты нам своих дружков и сдашь, козел безрогий!
Я не сопротивлялся, поднялся с помощью одного из своих новых знакомых. Правда, сразу плавно опустился обратно на пол. Ноги не слушались, как две вареные макаронины.
— Погодь, Микола, хай очухается, его, по ходу, хотели свои же притюкнуть! — подключился старший, помимо худобы выделявшийся орлиным носом.
Я ничего не ответил, только переваривал, что остался целехонек, никаких видимых травм у меня нет, вроде, и даже вполне сижу на полу. Только мутит слегка, как будто здорово переборщил с выпивкой накануне, голова кругом. И самую малость смущает происходящее.
— Так ты, значит, в отказ?! — скривился пухлыми губами-пельменями здоровяк Микола. — Ниче, мы тебе такой багаж состряпаем!
Ему бы вместо постовой команды идти в... Стоп! Откуда у меня все эти воспоминания? Какая еще постовая команда?! И почему я такой мелкий, даже на фоне не самого крупного Ивана? И этот ресторан — совсем не то место склад, где меня грохнул бывший друг! И кто вся эта куча застывшего и глазеющего на нас народа. «Дубинушку», кстати, исполняла певица на сцене, сейчас эта мадам стояла, перепуганная до смерти, макияж потек из-за слез, тушь оставила две черные борозды на щеках. Ее сценический образ под стать всему этому маскараду — платье сверкало стразами, прическа, смахивающая на современный «боб», только с резкими линиями.
— Колоться будем, а, баклан? — Микола положил мне руку на плечо, стиснул, с деланным участием заглядывая в глаза.
Дури в нем было предостаточно, и пахло от него приторно чесноком.
Ясно... кома, судя по всему, возможно, это медикаментозный сон. Значит, меня успели доставить в больничку, и анестезиолог сотворил «чудеса» с моим мозгом, накачав химией. Реалистичный, правда, сон получался... мда.
Я осмотрел себя в этом сне. Воображение рисовало потертый пиджак-мешок серого цвета, явно с чужого плеча. Пиджак сидел на мне еще куда ни шло, а вот брюки висели как на вешалке, будто шаровары, и разве что на удачу держались на ремне. Явно некомплектные — с другого костюма сдернуты. На локтях заплатки из коричневой кожи, брючины внизу подвёрнуты, ботинки раздолбанные, со сбитыми носами. Одет я был явно хуже, чем Валет и его сбежавшие прихвостни, которые куда-то собирались меня выносить и добивать.
На голове в районе лба жгло кожу. Коснулся раны пальцами, почувствовал влажные волосы. Твою мать, кровь! Именно сюда, кстати, Игореша стрелял... Забавное совпадение. На полу расплылось пятно крови, рядом валяется стреляная гильза. В этом сне в меня тоже стреляли, но промахнулись, и пуля только чиркнула по коже ...
Ну, конечно, а что еще мог изобрести сейчас мой страдающий мозг?
Я подумал, что стоит этим веселым картинкам подыграть, возможно, это поможет мне прийти в себя. Настало время реагировать на происходящее, тем более, что развивающиеся события нравились мне все меньше.
— Слышь, что надо, какой отдел, кто начальник? — выдал я.
Хотелось сказать эти слова грубо, даже нагло, так, чтобы эти двое исчезли отсюда, как вчерашний день, но получился сплошной пшик. Голос у меня оказался каким-то мальчишеским, ничего общего с моим раскатистым и брутальным, с помощью которого я получил не одно чистосердечное признание.
Микола и Иван переглянулись с перекошенными от удивления рожами.
— Вон оно как, голубчик! Слышь, Иван, не хочет по-хорошему, на баню хочет! — процедил здоровяк Микола, на его лбу выступили капельки. — А ты, случаем, не под балдежом? Глаза стеклянные, гля...
— Отвалили! Оба! — начал раздражаться я. — Сейчас очухаюсь и в отдел позвоню!
— Не надо гусей дразнить, вы Рабиновича добро банковали! — набычился в ответ Иван, но револьвер в его руках пока что смотрел дулом в пол.
Кстати, Иван, хоть и назывался ментом, но оружие у него явно не табельное... Наган, что ли? Е* твою мать... точно, из музея.
— Куш видать не поделили, — вставил пять копеек Микола, украдкой поглядывающий на сверкавшую бисером и пайетками фигуристую певичку взглядом мартовского кота. Несчастная певица, правда, на него не обращала внимания, а больше думала о том, как бы незаметно скрыться...
Какого, к чертям собачьим, Рабиновича? — пронзила меня мысль. Ювелирная лавка — это ювелирная лавка, это дело было. А вот при чём тут Рабинович... Какие-то чужие воспоминания нахлынули новой порцией, будто обрывки кино в голове.
Перед глазами встала разбитая витрина и мелькающие руки, сгребающие золотые украшения — мои руки! Ох ты ж, дела бедовые, бабки дармовые... я, значит, лавку ювелирную обнес? Во сне или не во сне... блин, тут черт ногу теперь сломит.
— Слышь, боец, я же мент, майор, уголовный розыск, отдел полиции... — я хотел предпринять последнюю попытку урегулировать конфликт, но запнулся, глядя, как вылезают на лоб глаза ряженого при моих словах.
То, что я говорил, ему явно не нравилось, особенно когда я про ментов сказал. А спорить с тем, у кого ствол — не всегда работает, можно ведь и еще одну пулю в лобешник получить, «при задержании».
— Он, кажися, опять свою Мурку захотел потешить краденым золотом, а, воровайка?! — продолжал шипеть Микола.
Какую Мурку? Этого я не смог припомнить. Ну и сон... И позвонить в отдел мне никто не даст.
— Не по Сеньке шапка! — вставил Иван. — Мурку он захотел... Микола, бей верха!
М-да, бурно работало воображение, похоже, я пересмотрел «Острых козырьков» на прошлых выходных, раз мне снятся ограбления в антураже начала 20-го века.
Ладно, разберёмся. Только если это сон, то почему я себе такое хлипкое тельце вообразил? Неужели поинтересней вариантов не нашлось? Там, например, Чапаевым стать, на коне вороном — не? Я в последний раз имел подобные этому телу габариты году этак в 85-м, до того, как поступил в школу милиции и записался в секцию самбо «Динамо». Обыкновенным школьником, короче говоря, я тогда был. Тогда мне удалось быстро физически окрепнуть и заматереть. Или это как в компьютерной игре, где большие крепкие дядьки выбирают себе персонажей-хлюпиков, чтобы интереснее было «качать» уровни? А хлюпики по жизни в игре выбирают качков...
Микола, следуя приказу, начал меня обыскивать. Вокруг началось движение, засновали люди, потянулись к выходу из ресторана, таращась на меня. Все смотрелось настолько реалистично, что я даже кайфанул от объема «оперативки» собственного воображения. К ментам семенящей походкой подбежала молоденькая официантка... пардон, халдейка, как поправила меня собственная память. Одетая в строгий костюм кипенно-белого цвета, который, впрочем, при всем желании не мог скрыть ее округлых форм.
— Товарищи милиционеры, просьба управиться побыстрее, люди перепуганы, Иосиф Викентьевич теряет прибыль, да и напомню, что у ресторана есть определенные договоренности... — сбивчиво заворковала она с извиняющейся улыбкой, накручивая пальчиком локоны своих волос.
— Передай Иосифу Викентьевичу, что мы поймали опасного контра, и времени мы потратим столько, сколько понадобится, — Иван не купился на первозданную красоту милашки, проявил должную твердость. — Если что-то не нравится, пусть жалуется в Москву, а там его самого на контрреволюционные взгляды проверят!
Девчонка смутилась, покраснела и явно растерялась, видно, не ждала, что милиционер вот запросто отклонит ее просьбу. Тем более, вроде как, особые договоренности есть. А как только услышала про контрреволюцию, так вовсе испугалась. Развернувшись, зашагала прочь, но при этом не забывала вилять тугими бедрами.
Я вдруг захотел попытаться ее силой мысли задержать — ну раз мой сон, то пусть красотка еще своей филейной частью повиляет... мне не жалко. Редко сейчас увидишь настоящую женскую красоту, а девчонка-то натуральная, без силиконов и прочей химической дряни. Хм, если здесь все девчонки такие, неудивительно, что мне, пусть даже я вот такой хиляк-пацаненок, захотелось подарить золото одной из таких красоток.
