Олигарх 3 (СИ) - Шерр Михаил

Услышав про американскую ужаленность, я посмеялся и уже серьёзно спросил:

— А ты, Ваня хотел бы здесь остаться? — мне стало интересно, а понравилось ли ему тут.

— Нет, ваша светлость, суетно здесь очень. Вон наш Питер не чета ему, и побольше будет и красивше, а спокойнее. А эти все куда-то бегут. Да и благолепия нет, вон церквей почти нету. Мне Сергей Федорович сказали, что Москва побольше конечно, но там когда смотришь вверх, глаза от куполов слепит. Я там был в прошлом году — видел.

— Зато у них тут свобода.

— А что это за зверь такой, ваша светлость? Меня вон никто и так не обижает, а ежели подзатыльник получу, так за дело. Я в море хожу с малолетства и мужики меня в деревне уважали, да и тут вон боцман часто хвалит, — молодой морячок шлыгнуд носом и закончил. — И говорят они на тарабарском языке, я хоть уже и понимаю, но англицкий мне не нравится.

На этом наша беседа закончилась, а я решил приглядеться с юноше. Крестный велел Ване оставить нас и посмотрев как он уходит, сказал тихо:

— Юноша, Алексей Андреевич, редкостного ума, боцман говорит когда машины видит глаза сразу загораются и готов в машинном даже спать. Думаю постоянно его туда определить.

— Он грамотный?

— Даже очень, стихи любит, Пушкина наизусть знает и не подумаешь, что из крепостных.

— Тогда распорядитесь, чтобы на пару часов ко мне приходил, я начну с ним заниматься. А там посмотрим.

.

Глава 3

Переход до Кубы был одно удовольствие, океан был тихий и спокойный, погода стояла великолепной. Мы шли не теряя из вида американский берег. Но старались избегать встреч со встречными кораблями. Шли мы исключительно на паровой тяге и некоторые попутные парусники нас обходили. Американские воды, особенно в окрестностях Нью-Йорка очень оживленные и пароход тут не является какой-то редкостью.

До Гаваны идти было больше двух тысяч миль, но океан нам не поднес никаких сюрпризов, «Геркулес» шел вообще замечательно, делая миль по десять в час. Паскуале в этих водах ходил и мы шли, полагаясь на него. Небольшую трудность представлял переход вдоль берегов Флориды, нам пришлось тут немного сбавить обороты, но все равно через неделю мы были на Кубе.

Благородный идальго слов на ветер действительно не бросал и его рекомендации открыли нам все нужные кубинские двери.

За неделю мы решили абсолютно все наши проблемы с оформлением прав на остров Пинос и наладили контакты с местной властью. Наш пароход сразу же стал местной достопримечательностью и с утра до вечера на причале толпились кубинцы, глазеющие на «Геркулеса». А сильные мира сего пожелали и подняться на его борт.

Отказать местной власти и нужным людям я естественно не мог, хорошо хоть хватило ума не снять какой-нибудь дом, а то бы пришлось устраивать прием для местной верхушки. А вот отвертеться от приглашений не удалось и пришлось нанести кучу визитов. Хорошо, что в этом деле мне пришлось отдуваться не в одиночку.

Неожиданно с большим удовольствием этим стал заниматься Николай Андреевич. Он конечно был ослепителен, за время перехода мой шурин окончательно окреп и перенесенное выдавали только легкое прихрамывание, да первая седина на висках.

Но его мужественность, идеально сидящий мундир русского морского офицера, ордена на груди и изящная трость делали его неотразимым.

Первым что-то неладное заподозрил на пятый день крестный. Глядя вслед очередной экскурсии, покидающей наш пароход, он дождался когда три дамы в сопровождении двух идальго разместились в своих колясках и с хитрым видом спросил меня:

— А вы, Алексей Андреевич, заметили что мало похожая на испанку молодая особа, третий день подряд посещает наш пароход и по-моему ваш шурин уже дважды после этого получал приглашения нанести визит? И заметьте, это он делает с большим удовольствием,— я занятый совершенно другим, честно говоря, на это не обратил никакого внимания.

— А кто эта особа, Сергей Федорович?

— Племянница нашего мадридского покровителя, единственная дочь маркиза де Моралес, донна Вероника Мария де ла Консепсьон Элеонора де Моралес. Её отец двоюродный брат нашего маркиза, — крестный похоже уже успел навести справки пока я был занят. — Во время войны в Мексике маркиз был тяжело ранен и два года назад умер здесь в Гаване.

Крестный раскурил свою трубку и сделав пару затяжек, продолжил просвещать меня.

— Во времена Бонапарта маркиз будучи в Англии по любви женился на англичанке. Здесь говорят, что он любил только жену, дочь и Кубу. Поэтому умирать приехал сюда. Жена с дочерью после его смерти остались здесь. Вероника их единственная дочь. Ни внешне, ни характером она не похожа на испанку, хотя её отец чистокровнейший идальго. Но похоже, что его дочь пошла вся в свою матушку. Она часто болеет и после смерти мужа почти не покидает свой дом.

Я усмехнулся, в заботах частые визиты такой заметной красотки прошли мимо меня, а вот другие похоже это явно отметили.

— Ну донна Вероника явно не затворница, — крестный выпустил в небо стайку табачных колец и продолжил.

— Это верное замечание. При всей её красоте и общительности она очень неприступна. Девушке двадцать лет, по местным меркам почти старая дева. Но она еще при жизни отца отшивала всех ухажеров, а сейчас никто даже и не пытается это делать. Всё свое время она проводит или дома с матушкой или в обществе дочери своего крестного. Они ровесники, но эта дама уже замужем и у неё есть уже двое детей. Младшая дочь крестница донны Вероники.

— А вы хотите сказать, что у Николая Андреевича и донны Вероники начинается роман? — эта мысль крестного мне понятна стала сразу же, но я решил подождать чтобы узнать собранную им информацию.

— Именно так, Алексей Андреевич, и я уверен в этом.

Мы замолчали и стали ждать идущего к нам Николая. Когда он подошел крестный извинился и сказав, что у него со старшим офицером намечена инспекция машинного отделения, покинул нас.

Про Николая можно было сказать только одно, цветет и пахнет. Как я мог не замечать, у него же на лбу написано, что он влюблен.

— Николай Андреевич, вы я полагаю сегодня опять собираетесь нанести очередной визит? — на самом деле, мне хотелось спросить у него открытым текстом, а вы, батенька, случайно не влюблены, помятуя его выходку в Лондоне, когда мы познакомились.

Он пронзил меня взглядом и неожиданно грустно сказал:

— А ты знаешь, Алексей, я кажется влюбился и не знаю, что делать, — такого признания я от шурина никак не ожидал, но не растерялся и предложил ему выход из ситуации.

— А ты предложи донне Веронике руку и сердце, ведь ты же в неё влюбился? Или я ошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься, но я боюсь, что она меня отвергнет.

— И с чего ты сделал такое глубокомысленное умозаключение?

— Она уже не один год отшивает абсолютно всех.

Мне захотелось отпустить щелбана Николаю по его бестолковке, прямо руки зачесались, но я сдержплся.

— А скажи-ка, батенька, куда сегодня тебя пригласили?

— Донна Вероника специально приехала, чтобы передать приглашение своей матушки. Ей не здоровиться, но она желает познакомиться со мной.

Я от услышанного почти потерял дар речи, нет правильно говорят, что от любви некоторые мужчины просто тупеют.

— Николай, можно я честно скажу, что сейчас о тебе думаю?

— Алексей, о чем речь?

— И ты не вызовешь меня на дуэль?

— Прекрати говорить глупости.

— Коленька, ты просто баран, который ничего не видит и ничего не слышит. Да она, я думаю, спит и тебя видит. Зачем бы ей передавать приглашение своей матушки, если она не хочет твоего визита?

На этот вопрос наш токующий глухарь ничего мне не ответил, а только ошарашенно уставился на меня.

— Вот как мы поступим, мой дорогой. Мы идем на Пинос и идем туда без те-бя. Ты остаешься здесь и ожидаешь «Сарагосу», на которой в Гавану идут твоя матушка и её муж. Ожидая их, ты берешь приступом эту крепость и потом везешь свою невесту в Россию, где ведешь её под венец.