Чужой (СИ) - Кощиенко Андрей Геннадьевич

Прочитанное создаёт впечатление, будто «срач» между этими тремя группами идиотов идёт знатный. Конечно, очень было бы здорово дать несколько интервью зарубежным СМИ, кстати, тоже задающихся вопросом — «чё ж в Корее так тупо-то всё?». Просветить их, «кто на самом деле на ком стоял», дабы потом половину местных деятелей из их высоких кресел отправили в отставку, но… «Здорово» это будет лишь в плане потешить собственное эго, но вряд ли принесёт осязаемые дивиденды. Если бы в качестве наказания виновным поотрубали всем бошки, то это ещё как бы да. Можно слабо надеяться на отсутствие «ответки». А так, — они будут живы, «связи» их никто не аннулирует… Возможно, «визгу» будет и много, но «шерсти» точно много не получится. В такой ситуации выгоднее войти в альянс с кем-нибудь из этой троицы и при чьей-либо поддержке «мочить» остальных. «FAN» — дно, не стоящее упоминания. Министерство культуры — тупые идиоты и я там никого не знаю. Армия — тоже тупые идиоты, но у них можно обменять свою лояльность на демобилизацию. Это выглядит реально, поэтому армия, как союзник, — выглядит предпочтительнее. Кстати… Ничего, что уже столько времени меня в ней не видели?

Наверное, — «ничего». По срокам командировка ещё не завершилась. Никаких уведомлений об изменении статуса не было. Личные подписи, — я нигде не ставил. А охранник в агентстве, в данном случае — никто. Мало ли чего он там сказал? У меня командиры есть. Вот пусть и занимаются своими подчинёнными, то бишь мною, как положено…

А ещё у меня есть не завершённые судебные разбирательства. И охреневшее агентство, которое считает, что его должны кормить, пока оно не лопнет от обжорства! До чего же не хочется заниматься всей этой ерундой! У меня голос прорезался, наверняка — «серебряный». Судя по силе визга, — точно он! За время, потраченное на разборки с дебилами, можно ведь столько успеть сделать! Например, — написать что-нибудь для ещё одной премии «Хьюго» или забацать парочку хитов! Или хотя бы потренировать свой новый вокал. А с дебилами, вместо того, чтобы заработать кучу денег, — я их кучу потрачу. Эх!…Но и не судиться нельзя. Пока не освобожусь, эффективно работать не получится. Что за жизнь? В Пэннён было спокойнее. Однозначно.

«Может, не спешить заниматься делами?» — приходит в голову заманчивая мысль. — «На носу Новый год. Встретить его спокойно, а потом, — с новыми силами, как говорится…. За это время окончательно приду в себя. В данный момент не чувствую в себе энергии для бескомпромиссной борьбы за место под солнцем…»

В принципе, ведь до сих пор непонятна причина случившегося. Как СунОк пожелала мне сдохнуть — помню. А вот с этого момента — дальше в памяти провал. Если напрячься, то «кусками» в голове всплывают разрозненные моменты, но уже из времени моего пребывания в храме. Про то, как складывал вещи на берегу реки у моста, и дорога до Пэннён не вспоминаются никак. Скорее всего, — это дело рук ЮнМи. Ведь «торкнуло» тогда меня с пальто? Тоже ведь до сих пор не объяснённый до конца поступок. И здесь похожая ситуация. Вряд ли бы меня настолько огорчило отречение СунОк, что я решил пойти топиться. Конечно, обидно, но из-за этого с моста точно сигать бы не стал. Послал бы онни подальше, да и всё. А для ЮнМи — она родная сестра. Плюс корейские заморочки на темы «семья», «старшая» и «осуждение нации». Вполне могло и «бомбануть».

Всё-таки ГуаньИнь криво мне «драйверы» установила! Эмоциональные перегрузки приводят к неконтролируемому поведению. Только если раньше про «драйвер» были просто подозрения, то теперь, с прошествием времени, появляются уже конкретные факты. По-видимому, тело было совсем «не свободно», как мне пообещали. Или «не совсем свободно». Но так или иначе, это означает одно — дополнительные проблемы, которые уже достают!

А не пойти ли их, — «заесть»? Раньше мне это всегда помогало. Что там мама и СунОк готовят?

(чат, который не спит)

[*.*] — Срочно! Есть свидетели, которые видели Агдан в больнице!

[*.*] — Агдан больна и находится в реанимации⁈

[*.*] — Нет! Она приезжала туда вместе со своей онни. В больнице была её мама. Очевидцы записали и выложили видео!

[*.*] — Для «очевидцев» нет преград. Уже и в больнице снимают. Вообще никаких приличий.

[*.*] — Причём тут это? Все думают, что Агдан покончила с собой, а она, оказывается, — жива!

[*.*] — Смотрела я это видео. Качество — преотвратное, вообще с трудом можно что-либо разобрать. Какая-то девушка в маске и в кепке с большим козырьком. С чего понятно, что это Агдан? Глаза у неё не синие.

[*.*] — У Агдан — уже не синие глаза. Было видео на эту тему.

[*.*] — Да, я его видела. Её онни, — вообще ненормальная, такое сказать!

[*.*] — За такое — убивать надо.

[*.*] — Видео плохого качества потому, что в больнице снимать не разрешается.

[*.*] — Ну я так и сказала — «очевидцы без преград». Снимали тайком, а после сами будут ныть, когда их личное видео куда-нибудь выложат без разрешения.

[*.*] — А кто мог прийти вместе с СунОк к её маме в больницу? Только сестра, — ЮнМи!

[*.*] — Может это была дочь родителей, с которыми семья Агдан дружат с давних времён?

[*.*] — Щибаль! Я бы хотела, чтобы Агдан оказалась жива!

[*.*] — Поздно. Раньше нужно было её любить.

Время действия: двадцать пятое декабря

Место действия: дом мамы ЮнМи

— Как красиво. — произносит мама, глядя в окно.

Ночью в Сеуле выпал снег и всё вокруг выглядит чистым и нарядным.

— Да. — соглашается СунОк, поворачиваясь к окну. — Сейчас в парке или лесу по-праздничному красиво. Первый снег на зелёных иголках елей… Словно подарок к Новому году.

— Лучший подарок, — то, что мои дочери рядом со мною.

СунОк подходит к маме и обнимает её.

— Мы всегда будем рядом с тобой. — обещает она. — Всегда-всегда. А ты, — рядом с нами.

— Хорошо, если бы так было. — вздыхает мама и начинает деланно возмущаться. — Где моя младшая дочь? Она собирается сегодня просыпаться или нет? Я не видела её целую ночь! Я уже соскучилась! Мне снова нужно будет готовить ей завтрак?

— Пусть поспит. — улыбаясь, отвечает СунОк. — Ей пришлось непросто. Завтрак для неё я приготовлю.

В этот момент раздаётся звонок во входную дверь.

— Кто это? — удивлённо спрашивает мама.

— Не знаю. — пожимает плечами СунОк. — Пойду, посмотрю.

— Подожди! — требует мама. — Я с тобой!

(спустя примерно пять минут они возвращаются на кухню. Мама несёт небольшую спортивную сумку, СунОк тащит в руках две большие картонные коробки разных расцветок, перевязанные праздничными лентами. Видно, как ей тяжело)

— А что вы тут делаете? — хриплым ото сна голосом спрашивает лохматая ЮнМи, заглядывая из коридора на кухню. — За продуктами ходили?

— Это тебе прислали подарки из храма Пэннён. – поясняет ей онни, от неожиданности едва не грохнувшая коробки об пол.

— Мне? — удивляется ЮнМи.

— Да. Сказали, синяя — тебе, а нам с мамой — жёлтая. Три монахини привезли на машине. Просили тебя — их не забывать, приезжать, в храме будут рады. И, если нужна будет помощь, без всякого сомнения обращаться к ним.

— В сумке — твоя одежда, которую ты не забрала. — говорит мама. — Такие хорошие женщины, жаль не остались. Я бы их накормила.

— Мама, им ещё ехать назад. — напоминает ей старшая дочь. — На улице выпал снег, на дорогах скользко и много аварий.

— Полчаса бы ничего не решили. Я бы за это время всё успела приготовить. Посмотри, как они добры к ЮнМи!

— Это из-за голоса. — меланхолично глядя в дверь объясняет младшая дочь.

— Какого — «голоса»? — поворачивается к ней мама.

Вместо ответа ЮнМи исполняет несколько высоких нот.

— Могу ещё выше. — говорит она. — Но для этого нужно сначала распеваться. А монахиням нравится и без распевки…