Гарри Тертлдав - Острова в море
— В христианской священной книге нет пророчества о Мухаммеде, потому что его намеренно замолчали, — ответил ударом на удар Джелаль ад-Дин. — Вот почему Бог дал Мухаммеду его дар, как печать пророчества.
— Печать мошенничества — это ближе к истине, — сказал Феодор. — Иисус Христос, единственный Сын Божий, сказал, что эпоха пророков закончилась с Иоанном Крестителем, но лжепророки будут появляться и впредь. Мухаммед жил через несколько веков после Иоанна и Иисуса, так что он не может не быть обманом, посланным дьяволом, чтобы отправить человечество в ад.
— Иисус — никакой не Сын Божий. Бог един, а не трое, как хотелось бы христианам, — сказал Джелаль ад-Дин. — Сам Бог говорит в Коране: "Скажи: "Он — Аллах — един"". Христиане добавляют к единому Богу других — так называемых Сына и Духа Святого. Но если Богов трое, то почему не четверо, не пятеро, не еще больше? Глупость! И как это Бог мог уместиться в чреве женщины и родиться, как человек? Еще большая глупость!
И снова вызов принял Феодор. Несмотря на горячность, он свое дело знал:
— Бог всемогущ. Отрицать возможность Воплощения — значит, отрицать это всемогущество.
— Этот священник ловок как змея, — шепнул Джелаль ад-Дину Дауд ибн Зубайр. Старший мусульманин кивнул, нахмурившись. Он не вполне был уверен, как ответить на последний выпад Феодора. Кто он был такой, чтобы говорить, что Аллах может и чего не может?
Телериг прервал его неловкое молчание, спросив:
— Так вы, арабы, отрицаете, что Иисус — сын вашего единого бога, а?
— Мы отрицаем это, — твердо сказал Джелаль ад-Дин.
— А кто же он тогда? — спросил хан.
— Аллах велит нам не молиться никому, кроме него самого. Так как же у него может быть сын? Иисус был святым человеком и пророком, но не более того. Поскольку христиане изолгали его слова, Аллах вдохновил Мухаммеда на новое изложение истины.
— Но может ли пророк воскреснуть из мертвых на третий день, как это сделал Божий Сын? — фыркнул Феодор, театрально хлопнув себя по лбу. — Чудеса, которые творил Христос, засвидетельствованы и записаны. А какие чудеса творил Мухаммед? Никаких, потому что не мог.
— Он долетел до Иерусалима за одну ночь, — отпарировал Джелаль ад-Дин, — как сказало в Коране, то есть записано, — уточнил он подчеркнуто. — А распятие и воскресение — это все басни. Ни один человек не может воскреснуть из мертвых, так что Иисуса с креста просто сняли.
— По тебе, богохульник, сатана в аду плачет, — прошипел Феодор, — Христос врачевал больных, воскрешал мертвых, останавливал ветер и дождь. Любой, кто отрицает Его, теряет всякую надежду на рай, и за свой грех заслуживает вечные муки.
— Нет, таков удел тех, кто обращает Одного в Троих, — сказал Джелаль ад-Дин. — Ты…
— Подождите-ка, вы оба, — Телериг поднял руку. Болгарский хан, подумал Джелаль ад-Дин, был не столько просвещен, сколько поражен услышанными аргументами. Араб понял, что он скорее бранился с Феодором, чем наставлял хана на путь истинный. Телериг продожил: — Я не могу найти истину в том, что вы говорите, поскольку каждый из вас называет другого лжецом, и каждая из ваших книг делает то же самое. Это мне нисколько не помогает. Лучше скажите мне, что я и мой народ должны делать, если мы будем исповедовать ту или иную веру.
— Если ты выберешь арабское ложное кредо, тебе придется перестать как пить вино, так и есть свинину, — сказал Феодор, опередив Джелаль ад-Дина. — Пусть он попробует это отрицать, если только посмеет. — Священник бросил на араба торжествующий взгляд.
— Это правда, — твердо сказал Джелаль ад-Дин. — Так повелел Аллах.
Он старался держался уверенно, но знал, что Феодор нанес ему чувствительный удар. Начавшееся бормотание бояр Телерига подтвердило его опасения. Большинство неверных испытывают страсть к вину, подумал Джелаль ад-Дин — к сожалению, иногда и мусульмане пренебрегают запретом, наложенным в Коране. Что же до свинины — судя по блюдам, которые подавали в Плиске, это была любимая пища болгар.
— Это нехорошо, — сказал Телериг, и сердце араба упало.
Страсть к вину… страсть!
— Великолепный хан, да позволено мне будет узнать, сколько у тебя жен?
Телериг нахмурился:
— Я не вполне уверен. Сколько их у меня сейчас, Драгомир?
— Сорок семь, могучий хан, — немедленно отозвался мажордом, как всегда готовый к ответу.
— А у твоих бояр? — продолжил Джелаль ад-Дин. — Уж наверное, у них тоже больше, чем по одной.
— Ну и что с того? — удивленно спросил хан.
Теперь уж Джелаль ад-Дин торжествующе улыбнулся Феодору.
— Если ты станешь христианином, великолепный хан, то тебе придется оставить всех своих жен, кроме одной. Ты даже не сможешь содержать остальных как наложниц, ибо христиане запрещают и это.
— Что-о-о? — Если до этого Телериг только хмурился, то теперь его мрачное лицо, повернувшееся к христианам, было просто громоподобным. — Может ли это быть правдой?
— Конечно, это правда, — ответил Феодор, также мрачно. — Многоженство — ужасный грех.
— Мягче, мой брат во Христе, мягче, — сказал Павел. — Мы не хотим быть слишком строги к нашим болгарским друзьям, которые, в конце концов, только начнут соблюдать наши заветы.
— Этот точно всех опасней, — шепнул Дауд.
— И не говори, — шепнул в ответ Джелаль ад-Дин.
— Тем не менее, высокочтимый хан, — продолжил Павел, — не сомневайся в правоте Феодора. Когда ты и твой народ примете христианство, все, у кого более одной жены — как и все женщины, у кого больше одного мужа, если такое случается — должны будут расторгнуть все браки, кроме самого первого, и понести примерное наказание под руководством священника.
Его простая, естественная манера разговора, казалось, успокоила Телерига.
— Я вижу, что вы верите, что это необходимо, — сказал хан. — Но, впрочем, все это так странно, что я не понимаю, почему так надо. Объясни поподробнее, если можешь.
Джелаль ад-Дин сжал руку в кулак. Он ожидал, что христианский взгляд на брак возмутит Телерига, а не заинтригует его уже самой своей загадочностью. Неужели под этими меховыми одеждами, под этим тюрбаном кроется потенциальный монах?
— Безбрачие, высокочтимый хан, — сказал Павел, — является высочайшим идеалом. Для тех, кто не в силах его достичь, брак с одной женщиной — приемлемая замена. Наверняка ты, высокочтимый хан, знаешь, как сладострастие может овладеть мужчиной. И нет греха более нетерпимого для пророков и других святых, чем грех разврата и распутства, ибо Дух Святой не снизойдет на пророка, когда тот занят совокуплением. Духовная жизнь выше плотской, в этом Священное Писание согласно с Аристотелем.
— Я никогда не слыхал об этом, как его, Аристотеле. Он был шаманом? — спросил Телериг.
— Можно сказать и так, — ответил Павел, произведя впечатление на Джелаль ад-Дина. Араб знал об Аристотеле немного. Ну да, был такой мудрец еще до римских времен. Он был уверен, однако, что Аристотель был цивилизованным человеком, а не варварским языческим священником. Но слово «шаман» было явно лучшим эквивалентом понятия «мудрец» с учетом духовного кругозора Телерига, и Павел заслуживал похвалы за понимание этого факта.
Болгарский хан повернулся к Джелаль ад-Дину:
— А ты что скажешь об этом?
— Коран позволяет мужчине иметь четырех законных жен, если он способен обращаться с ними одинаково хорошо, — сказал Джелаль ад-Дин. — А если не способен, то ему положена только одна. Но запрета на наложниц нет никакого.
— Это уже лучше, — сказал хан. — Спать каждую ночь с одной и той же женщиной мужчине просто надоест. Но все эти запреты на свинину и вино почти так же неприятны. — Он снова обратился к священникам: — Вы, христиане, эти вещи позволяете?
— Да, высокочтимый хан, позволяем, — сказал Павел.
— Хмм, — Телериг потер свой подбородок. Джелаль ад-Дин постарался скрыть свое волнение, как только мог. Выбор по-прежнему еще не был сделан, а ведь он уже использовал самое лучшее оружие для обращения хана в Ислам. Если у христиан еще остались хорошие аргументы, обратить Болгарию в истинную веру едва ли удастся.
— Высокочтимый хан, — сказал Павел, — все эти вещи могут казаться тебе важными, но на самом деле они не столь существенны. Главная разница между арабской верой и нашей состоит в том, что религия, которую проповедовал Мухаммед, предпочитает миру насилие. Боюсь, что такое учение может исходить только от сатаны.
— Это наглая, мерзкая ложь! — закричал Дауд ибн Зубайр. Два араба, сидящих за Джелаль ад-Дином, также издали гневные крики.
— Молчать! — сказал Телериг, бросив на них взгляд. — Не перебивайте. Когда придет время, я дам вам возможность ответить.
— Да, пусть христианин продолжает, — согласился Джелаль ад-Дин. — Я уверен, что он очарует хана своими рассуждениями.
