Игорь Николаев - 1919
Виконт Гвинед, глава Военного кабинета, премьер-министр и фактический диктатор Великобритании Дэвид Ллойд Джордж бросил взгляд из окна второго этажа своей резиденции. Небо уже третий день было серым, тоскливым, казалось, оно с каждым днем опускается все ниже, и скоро верхушки зданий начнут бороздить серую пелену плакучих туч. Как холодно и дождливо, подумал премьер, это не весеннее утро, а какой-то осенний вечер… Словно вторя его мыслям, первые капли дождя сорвались с неба, забарабанили по стеклу, делая мир за окном мутным и расплывчатым.. - В Лотарингии то же самое, с незначительными перерывами. Еще несколько дней такой погоды и операцию придется переносить, иначе бронетехника снова завязнет, - заметил Дуглас Хейг. – Что было бы крайне несвоевременно… - Не сомневаюсь, - вежливо ответил Ллойд Джордж, в такт каплям выстукивая по стеклу какой-то марш длинными тонкими пальцами и повторил еще раз, в глубочайшей задумчивости. – Не сомневаюсь… Премьеру почему-то вспомнилось, как он впервые переступил порог этого дома на Даунинг-стрит, улицы в районе Уайтхолл, в нескольких минутах ходьбы от здания парламента и совсем недалеко от Букингемского дворца. Здесь, в доме номер десять, традиционно проживал Первый Лорд Казначейства, обязанности которого выполняет премьер-министр. Давно это было… Он еще раз взглянул в окно, на здание Министерства иностранных дел и вполне ожидаемо не увидел там ничего примечательного и нового, достойного внимания. - Что же, - с этими словами Ллойд Джордж окончательно развернулся к собеседнику, сидевшему в кресле. – Будьте любезны, просветите меня еще раз, вкратце, относительно грядущих событий. Хейг скривился, манера собеседника, несмотря на возраст, думать на ходу, постоянно перемещаясь перед глазами, и так раздражала, к тому же, сказанное премьером «не сомневаюсь» могло относиться как к «несвоевременности» переноса операции, так и к неизбежности такового. А фельдмаршал Дуглас Хейг, главнокомандующий Британскими Экспедиционными Силами во Франции, принимал очень близко к сердцу все, что касалось плана. Плана тщательно взлелеянного, можно сказать, выстраданного. Фельдмаршал по-военному коротко, четко изложил основные положения «UR », он же «План Петена» - великого наступления Антанты запланированного на весну нынешнего, тысяча девятьсот девятнадцатого года. Замысел операции, предполагаемые действия, привлекаемые силы, график операции - в устах фельдмаршала сухие числа и усыпляющие данные звучали как поэма Теннисона, ода военному планированию и эстетике тотального разрушения. Премьер-министр внимательно слушал, так, словно узнал об операции в первый раз и совершенно не участвовал в ее подготовке и расчетах. Кризис развития наступления, раз за разом обращавший в тлен самые смелые и продуманные замыслы, - говорил фельдмаршал, - был обусловлен многими причинами, но к настоящему времени удалось найти противоядие для них всех, без исключений. Новое наступление учитывает и дистиллирует опыт всех предшествующих лет, все знания, добытые четырьмя с половиной годами изнурительной и тяжелейшей войны. Мец, веками защищавший Францию, теперь стоял на пути окончательной победы Согласия . Взятие Меца откроет путь к Рейну и Саару, промышленному сердцу ненавистного Рейха. В бой пойдет пехота, защищенная реинкарнацией старинных доспехов, обученная тактике штурмовых отрядов, притом обученная вся, а не как у немцев, выделяющих отдельные штурмовые подразделения. Пехотные части щедро оснащены ручными пулеметами, обычными и ружейными гранатами, батальонными орудиями, минометами, бомбометами, огнеметами. Пехоте поможет броня - «чистильщики окопов» и специальные инженерные машины. Сверхтяжелые французские 2C - почти сотня защищенных пятидесятимиллиметровой броней мастодонтов весом семьдесят тонн (Хейг усмехнулся про себя, вспоминая ярость французского Тигра, узнавшего, что FCM дали впятеро меньше требуемого) и несколько сот тяжелых «Либерти» протаранят вражескую оборону. Дорогу еще невиданным на полях войны колоссам проложат тяжелые французские и американские гаубицы на самоходных лафетах. За ними пойдут тысячи юрких «Рено» с короткими 75-мм гаубицами Шнейдера, а также «Шершни», новейшие танки производства «Уильям Фостер энд Компани». Замкнут шествие стада танкеток Форда. Не останется без дела и новое детище Армстронга и Уитворта – усовершенствованные «девятки», бронированные транспортеры пехоты, несущие по взводу «томми» внутри. И очень много артиллерии. Шесть артиллерийских дивизий. Двадцать полков тяжелой артиллерии на тракторной тяге. Восемь полков артиллерии большой мощности от 240 мм, численностью более семисот орудий. Больше не будет многодневных, а то и многонедельных обстрелов, демаскирующих намерения атакующих лучше всяких шпионов. Артподготовка запланирована очень короткой, без всякой пристрелки, но предельно интенсивной и точной. Однако, после первого огневого шквала «бог войны» продолжит свою разрушительную работу, направляемый по беспроводной связи всевидящим оком воздушной разведки и радиотанками с земли. Еще недавно привычных лошадей окончательно заменят десятки тысяч автомобилей, от легких разведывательных машин до американских многоосных тяжелых грузовиков. Даже небо принесет немцам смерть. Легкие бомбардировщики Де Хэвиленда и Бреге разбомбят штабы, склады, узлы дорог и резервы. Бронированные штурмовики, оживленные гением молодого инженера-хоккеиста «Саламандры», повиснут над полем боя, расчищая дорогу пехоте и терроризируя противотанковые батареи. Самолеты же сбросят прорвавшимся частям патроны и еду. К операции привлекаются свыше трех тысяч самолетов, планируется одновременное ведение в бой сотен машин и бомбометание, исчисляемое десятками тонн в день. После прорыва укрепленной полосы тяжелой артиллерией и штурмовыми частями, в бой вступит второй атакующий эшелон. Вслед за танками изрытую воронками и траншеями область пройдут вездеходные машины - не менее десяти на километр фронта. Они также будут снабжены мостиками для преодоления окопов обычными грузовиками, идущими позади. Слава богу, теперь легкие подвижные трактора, которыми так восхищался еще год назад генерал Фуллер, имеются в достатке. Они же будут доставлять прямо в пекло боя топливо и боеприпасы, эвакуировать подбитые танки. Флот планирует отвлекающую операцию, при удаче они выбросят германские войска с клочка еще удерживаемого ими бельгийского побережья. Кроме того, американцы намерены испытать судьбу с самоубийственной авантюрой – десантом с… воздуха. Одновременно с фронтальным наступлением основных сил тысяча переоборудованных для несения пехоты тяжелых «Хендли Пейджей» и «Де Хэвилендов» при поддержке истребителей и штурмовиков сбросят в ближний немецкий тыл лучшую дивизию - двенадцать тысяч человек, больше двух тысяч одних пулеметов, отсекая немецкие резервы. Замысел, конечно, дерзкий до безумия, но вдруг что-нибудь да получится? Объединенный всесокрушающий удар пятью союзными армиями – британской, двумя французскими и двумя американскими – позволит, наконец, достичь уверенного прорыва обороны немцев и развить наступление до полной победы. Более никаких «живых волн» с винтовками на плече, косимых парой пулеметов, и захлебывающихся в грязи танков, пришло время торжества новейшей техники и взаимодействия родов войск. И эта безумная война, наконец, закончится… - Можем ли мы быть уверены, что немцы не осведомлены относительно наших планов? – уточнил премьер. - Увы, это весьма сомнительно, - честно ответил фельдмаршал. – Они безусловно знают, что будет удар, его неизбежность продиктована самим характером противостояния. Но они почти наверняка не знают - где. Конфигурация линии фронта не позволяет определить стратегически важный участок, на который мы будем вынуждены перенести все свои усилия. Фактически, принимая во внимание наши меры по соблюдению секретности и маскировке, единственный путь для них – раскрыть наши намерения через воздушную разведку. Однако, мы должны поблагодарить Сопвича, Мартина, Хэндесайда, и наших славных авиаторов, которые закрыли небо для бошей. Они уже давно не осмеливаются на глубокую разведку. - И все-таки, я в сомнениях, - неожиданно признался Ллойд Джордж. – Разумеется, сейчас уже поздно перекраивать образ действий, но все же… Не был ли план «глубокого прорыва» генерала Фуллера более эффективным? - Это очень хороший план, - спокойно и без паузы ответил военный политику. – У него есть лишь один недостаток… - он на мгновение умолк, подыскивая наиболее адекватную формулировку. Премьер вежливо приподнял бровь, ожидая ответа. - Это прекрасный план, - повторил Хейг. – Но это план будущей войны. Для той же, что мы ведем сейчас, стратегия «глубокого прорыва» непосильна. У нас нет для нее достаточного количества нужной техники, автомобильного транспорта и главное – надлежащего управления. Единое командование работает гораздо лучше, чем могло бы быть, но гораздо хуже чем хотелось бы. Маршал Фош искренне считает, что каждый, кто не держит в руках «Шоша» или «Лебеля», относится к вспомогательному персоналу великой французской армии. Мистер Першинг , как и положено янки, желает победить всех в одиночку и отплатить немцам за потери минувшего года. «Глубокая» моторизованная атака по штабам захлебнется в первые же два дня из-за технических потерь и несогласованности действий. «Змеи» подполковника Джонсона и «кегрессы», увы, до сих пор не оправдывают надежд. Не стоит соревноваться с немцами, играя в тактическую гениальность, следует воспользоваться нашими традиционными козырями. - Вы все-таки верите в то, что наши батальоны по-прежнему больше немецких? – с усмешкой спросил премьер. - Безусловно, - церемонно ответил фельдмаршал. – Позвольте вопрос, к чему этот разговор? Механизм одобрен, организован, взведен и запущен, менять что-либо поздно. Что мы, собственно, обсуждаем? Хейг хотел было закончить напоминанием того, что в преддверии грядущей операции его время крайне ценно и никак не может тратиться на пустые разговоры ни о чем, но решил, что это было бы излишним. Впрочем, старый опытный политик Джордж отчетливо прочитал невысказанное замечание командующего в складках на его высоком лбу и сардонической улыбке под пышными усами. Премьер присел в соседнее кресло и пригладил пышный складчатый галстук, собираясь с мыслями. - Видите ли, друг мой… - заговорил он, неожиданно понизив голос, так, словно действительно обращался к старому доброму товарищу. – Я думаю, мои колебания простительны, учитывая важность момента. И прежде чем … механизм… сработает, я хочу убедиться, что вы понимаете уровень ставок. Что больше не будет ни ошибок, ни, тем более, провала. Хейг открыл было рот, чтобы уже прямо, по-солдатски высказать все, что он думал относительно этой беседы ни о чем, но премьер продолжал речь так, словно не замечал собеседника, и фельдмаршал поневоле промолчал. - Видите ли, друг мой, - повторил Ллойд Джордж. – Вам следует по-настоящему проникнуться катастрофичностью происходящего. Наша империя трещит по швам, за Каналом еще хуже. Не говоря уже об Италии. Мы с Клемансо раз за разом спасали положение, не останавливаясь ни перед чем, мы расстреливали артиллерией мятежные полки и громили броневиками бунтующие кварталы, мы не остановились перед введением фактической диктатуры и сажали в тюрьму даже министров. После прошлогодней катастрофы положение снова удалось удержать, но Британия и Франция, локомотивы Антанты, повисли на самом краю, где и балансируют в неустойчивом равновесии. Легким движением руки премьер оборвал фельдмаршала, снова порывающегося что-то сказать. - Да, вы скажете, что дисциплина восстановлена, армия готова к сражениям, новейшая техника щедрым потоком хлынула в войска. Но это лишь одна сторона медали. Оборотная же заключается в том, что наша экономика работает на пределе возможностей. Фунт чудовищно обесценился, с начала войны только внутренний долг вырос с шестисот пятидесяти миллионов до семи с половиной миллиардов. Цены на основные гражданские товары поднялись в пять раз, и это только по официальной статистике, в целом жизнь рядового британца подорожала почти в семь раз, а по отдельным пунктам и во все десять. Ллойд Джордж сделал паузу и потер лоб, словно разогревая мысли. Хейг внимательно слушал, ему неожиданно расхотелось дискутировать о пользе своего времени. - На днях в Индии произошла бойня, – по-прежнему негромко продолжал политик. - Бригадный генерал расстрелял не то тысячу, не то полторы тысячи митингующих – полсотни солдат и два броневика по его приказу стреляли, пока не кончились патроны. Наши индийские колонии и без того волнуются, теперь же мы имеем все шансы получить второй Канпур. С четырнадцатого года бушует Ирландия, мы раздавили Пасхальное восстание в Дублине, но даже сейчас там льется кровь и одному Господу известно, когда и чем все это кончится. Доминионы открыто вопрошают, во имя чего гибнут их лучшие люди. И мне нечего им ответить. Выпускники Итона и Хэрроу сгнили в грязи Фландрии. Дождь уже не стучал в окно отдельными каплями, а порывисто хлестал водяными потоками. Сумерки сгустились, словно утро действительно неким волшебным образом обратилось в поздний вечер. «Танкистам придется тяжко, техника не пройдет через грязь», - вновь подумал Хейг, и эта мысль, войдя в унисон со словами Ллойд Джорджа, отдалась душевным холодком. Я, как премьер-министр Соединенного Королевства, говорю вам – мы на краю пропасти, - произнес диктатор. - Все, что армия получила и получит – это последнее, что мы смогли выжать из объединенной мощи Антанты и Британии. Дуглас… - он склонился к фельдмаршалу. – Я не стану говорить вам, что вы должны победить. Я скажу лишь, что если… если вы не добьетесь победы, нам придется идти на мирное соглашение. Хейг резко вздернул подбородок и даже приподнялся, будто готовясь сорваться с места. - Никогда!.. – рявкнул он. – Никогда я… - Мирное соглашение, - отчеканил премьер, буравя военного прямым жестким взглядом. – Потому что даже если боши просто отобьются, у нас больше нет денег и тем более людей, чтобы воевать дальше. Если мы не победим сейчас, нам некем будет восполнить потери. Империя уже не просто грандиозный должник, мы фактические банкроты! Еще полгода войны - и экономика рухнет, армию придется отправлять на подавление массовых восстаний уже в самой метрополии, а Ист-Энд станет вторым Дублином. Вас ничему не научил опыт русских? А как вы думаете, почему мы отказали в помощи их антибольшевистскому движению? Нам ведь так нужен был русский фронт! Потому что Россия требует миллиона солдат для интервенции, и миллиона фунтов в день для снаряжения этого их «белого движения». Вы понимаете - в день! Хейг разом обмяк и буквально рухнул обратно в кресло, будто в один момент лишившись всех сил. - Мне не нужна еще одна ничья, мне нужна победа, завершение войны до осени и контрибуции. Контрибуции, черт возьми! – быстро и жестко произнес Джордж, словно забивая гвозди. – Чтобы хоть частично возместить потери и избежать официального банкротства. Зачем нам немецкие колонии, если мы не сможем удержать свои? И даже если прямо сейчас немцы капитулируют - на ближайшие пять, а то и десять лет нам придется отказаться даже от мысли о сколь-нибудь значимом конфликте с кем-либо – только «патрулирование» колоний, сокращение армии и восстановление экономики. Военные обещали победу в пятнадцатом, затем в шестнадцатом, семнадцатом, восемнадцатом… И каждый раз эта победа была на расстоянии вытянутой руки, каждый раз она была окончательной, безоговорочной, сокрушительной! Он умолк, нервно сглотнул и повел шеей, словно шелковый галстук превратился в удавку. Хейг неподвижно сидел, сложив руки на коленях, вспышка премьера не то, чтобы ошеломила его, но весьма сильно впечатлила. То, что страна и армия напрягают все силы в изнурительной борьбе с сильным противником для него не было новостью, но фельдмаршал привык, что армия решает свои вопросы, а политики и экономисты – свои. Увлеченный проработкой «UR», он замкнулся на чисто военные аспекты грядущей операции – поставки вооружений, рекрутов et cetera. Порыв откровенности верховного лидера Британии заставил командующего с непривычной остротой ощутить, что титаническая мощь, собранная тремя великими державами Антанты для решающего удара, покоится на очень шатком основании. - Дуглас, - проникновенно сказал диктатор. – Я прошу вас, сделайте так, чтобы обещание полной и безоговорочной победы сбылось хотя бы в этом году. Это действительно наш «последний довод». Голос премьера был проникновенен, почти просителен, политик словно умолял. Но фельдмаршал слишком хорошо знал сидящего напротив человека и понимал, что в словах диктатора было что угодно, только не мольба. Многих предшественников и французских коллег Хейга сняли за куда меньшие ошибки, но он каким-то чудом продолжал оставаться на плаву. Еще одного Ипра ему не простят. Внезапно Хейгу вспомнился последний военный совет во Франции. Это же Ллойд Джордж тогда спросил Фоша, что будет, если немцы откажутся подписать перемирие, и когда их смогут отбросить за Рейн. Глубокий старик с печальными глазами, на десять лет старше двух британцев, таким привычным жестом развел руками и с обескураживающей прямотой сказал: «Не знаю. Может быть, через три, а может быть и через четыре или пять месяцев. Кто знает?». Тогда фельдмаршал подумал, что француз устал и стал слишком слаб для несения ноши ответственности. Но, быть может, маршал Фош просто лучше знал, что такое эта война?..
