Андрей Козырев - Живое золото. Роман-иероглиф
Глеб потупил взор. Он выглядел как всегда нелепо. На нём была зелёная кофта под бежевой широкой курткой. Рядом на столе лежал вязаный берет, который он забыл снять в гардеробе и теперь таскал с собой. Лёгкая шепелявость и близоруко прищуренные глаза сразу вызывали у людей чувство жалости к нелепому юноше. Видно было, что этот человек много перенёс, прежде чем стать тем, кем стал.
Валерия Казарская – тощая, смуглая девушка с узким, египетского типа лицом – обычно почти не вступала в беседу. Она сидела, закинув ногу на ногу и покусывая губы, и только изредка вставляла короткие реплики. Но здесь она не смогла не высказаться.
– Он не чистый, он пустой. У него вместо сердца – кобура, чтоб пистолет в недоступном месте прятать, – на всякий пожарный, – хриплым, низким голосом прозмеила она. – Он парень тихий, но опасный. В тихом омуте черти водятся, – знаешь это, Андрей?
Андрей не слышал, что говорила Валерия. Он смотрел на Майю, смотрел, как посасывает она свою сигаретку, как отпивает по глотку из бокала, и в его голове сами собой складывались стихи.
– Хватит… это… спорить, – сказал он, моргая глазами. – Я о другом хотел сказать. О важном…
Вадим и Майя перемигнулись. Рука Вадима под столом незаметно гладила колено Майи.
– Валяй! – воскликнул Берг.
Андрей начал – медленно, глухо, спотыкаясь:
– Дело в том, что наш государь, Григорий Х, сейчас очень плох… угу… не в том смысле, что плох, а в том, что болен. И наследника у него нет. Вы знаете, конечно…
– Знаем, знаем, – надул толстые губы Вадим. – И что ты хочешь сказать? Что кто-то из нас ему наследует, что ли?
– Да… – сокрушенно произнёс Андрей. – Я.
– Не смеши! – воскликнула Майя, высоко подняв чёрные брови. – Ты шутишь, да? Ты-то тут при чём?
– Нет. Я не шучу. Вот письмо из Бюро… Позавчера получил… А вчера с представителем Бюро говорил – с Галяндаевым. Человек известный… – Рублёв вытащил из кармана помятую бумагу. – Вот, тут всё написано…
– Георгий Петрович? – Глеб сразу побледнел, его усики насторожённо взъерошились. – Наслышан, наслышан… Дело опасное…
– Что ты хочешь сказать? А? – взмахнула тонкими руками Левиафани. – Что это ловушка? Может быть, может быть…
– Да верное дело, ловушка, – весомо бросил Вадим, насупив брови. – Откажись, пока не поздно, прямо тебе говорю.
– А лучше не отказывайся, – возразила Валерия. – Согласись! Ты весь высший свет изнутри увидишь, всё узнаешь… а если будет опасность какая, мы с Вадькой и Глебкой тебе поможем, выручим. Они там люди не последние, многое могут… И я тоже…
– Но… – Андрей начал было что-то говорить, но осёкся. Валерия смотрела на него чёрными блестящими глазами, не мигая, и молчала. Видно было, что она заинтересована открывшейся ему перспективой – не как человек, а как художник. Глубина этой перспективы ясно читалась в её глазах, манила и завораживала…
– В общем, тише воды, ниже травы. Тише воды, ниже травы, – подытожил Глеб. – Бог любит молчаливых. Держись смирно, плыви по течению, само тебя вынесет. И главное – не рискуй. Отказом тоже навредить себе можно… Надерзишь – и пойдёт…
– Угу… Да… И я так думаю… – Андрей тряхнул головой, словно сбрасывая с себя задумчивость. – Сначала всё разузнаю, расспрошу, что и как… Может, шутят они, может, проверить хотят… С чего бы меня императором делать? А вот если я все испытания пройду, мне, может, пост повыше в архиве дадут… У них там всё продумано, они на авантюры не способны. Зря над человеком издеваться не станут… В общем, поживём – увидим. А Бог – он всех любит.
– Правильно говоришь, – мурлыкнул Вадим. – Так что – давайте все выпьем за будущее Андреево повышение!
Над столом столкнулись бокалы с зеленоватой жижей – моховой настойкой. Пока друзья пили, Вадим подмигнул своей сестре Майе и под столом погладил её колено. Майя ответила чуть заметным кивком.
– Пей, пей, Андрюша, тебе такой путь открывается! – начала говорить она, подливая Рублёву настойки – ещё и ещё. Наследник не успевал закусывать её моховыми бутербродами с зелёной икрой и быстро пьянел. Через полчаса за столом была слышна только его речь:
– Я – поэт! Я думаю о вечном, понимаешь ли ты, о вечном! И когда я кричу: «Эврика!», мне всё равно, есть на мне штаны или нет! – кричал он под всеобщий хохот. – Я на звёзды всю жизнь смотрю, а не в грязь! И дорога моя туда и ведёт – к звёздам!
Вадим поддакивал. Майя смотрела на Рублёва, изображая влюблённость. Он уже почти верил ей…
– Не умеешь ты пить, Андрей, – сухо сказала Ольга. – Не умеешь – лучше не пробуй. А то позора не оберёшься…
– Не мешай нам праздновать, Олька! – крикнула ей Майя. – Ты, и выпив, трезвая… а мы и трезвые во хмелю! Каждому – своё! Знай и не завидуй…
– Я не завидую, – зло отрезала Ольга и замолчала. Больше участия в беседе она не принимала, только изредка бросала на пирующих белые, недовольные взгляды исподлобья.
– Я ведь почти умер на этой работе… Я за.. захоз… засох, – заплетающимся языком бормотал пьяный Рублёв. – Но я слишком слабо умер, неосновательно, чтобы воскреснуть. Надо мне что-то пережить… такое… чтобы – ух! Чтобы – встряска! И тогда оживу… И напишу… что-нибудь! Понимаешь, Майка?
– Понимаю… – шептала захмелевшая Майя, склонившись ему не плечо.
– Ты одна меня понимаешь… – бормотал Андрей, под столом обнимая Майю за талию.
Валерия слушала их разговор, с недовольным видом сидя между Майей и Ольгой и покусывая нижнюю губу. Ей было неприятно, что привлекательный парень так очевидно уплывает от неё. Проигрывать она не любила. Сакраментальный диалог между молодыми людьми не должен был состояться…
Что ж, – чтобы выиграть, надо поиграть!
– Надоели мне эти умные беседы… – медленно, с коварной улыбкой сказала сама себе Валерия. – Мне бы чего-то живого… острого… чтоб до костей пробрало! – её лицо раскраснелось от моховой настойки, в глазах прыгали бесенята… – Предлагаю поставить эксперимент!
Тихо, чтобы никто не заметил, Казарская наклонила тарелку с зелёной икрой, стоявшую перед Рублёвым, так, чтобы её легко можно было опрокинуть. Через пару минут она окликнула Андрея, и он обернулся в её сторону. При этом наследник неловким движением задел тарелку – и её содержимое полетело через стол.
Зелёная моховая икра, с таким трудом выращенная стариками Острога на плантациях, залепила лицо сидевшему напротив Голимонту. Илья Львович был так изумлён, что даже не пошевелился. Он только надулся от возмущения так, что казался втрое толще обычного.
– Что? Что?… – только и мог пробормотать мэтр.
– Это не я. Это не я, – быстро-быстро заговорил Рублёв. – Я не хотел. Я случайно…
– Это как раз вы, – возмущённо заквакала белокурая Лизавета Лихач, тряся внушительных размеров бюстом над скатертью. – Как раз вы! Стыдно, молодой человек! И вам, и вашей спутнице! Пить надо уметь!
Валерия хохотала. Сближения Андрея с Майей теперь точно не состоится. Скандал устроен хорошенький. Вечер явно прошёл не зря.
– Вот он сидит – зелёный, как нечисть! – смеялась Казарская, тыча пальцем в облепленное икрой лицо Голимонта. – «Поднимите мне веки, застегните мне брюки!» Ха-ха-ха!
Андрей зачем-то попытался поймать Валерию за руку, но пошатнулся и упал лицом в тарелку с моховым пюре. Зелёное вещество размазалось по его лицу, одежде, скатерти.
Тем временем охранники Осдомлита успели сцапать скандалистку. Валерия пыталась вырываться из их крепких рук, рыдала, плевалась, но они уже не раз имели дело с пьяной интеллигенцией и знали, как себя вести. Девушку подтащили к дверям и вытолкнули на улицу. Друзья последовали за ней. Было ясно, что хорошего приёма в этом доме им больше не окажут.
Казарская сидела на асфальте и хохотала.
– Ты понимашь… понимашь, Лерка, что ты сде-ла-ла-ла? – заплетающимся языком выкрикивал Лямзиков. – Ты себя ском… ско… про-ме-ти-тировала! И нас!
– Ничего. Репутация – это не девственность. Навсегда не потеряешь, – смеялась Валерия. – А как я ему… этому… в лицо! В лицо!
Пьяная девушка клонилась на плечо Андрею, сидевшему рядом с ней. «Поедем ко мне…» – шептала она, гладя его по щеке. Но ночного рандеву могло и не состояться: к гулякам подошёл полицейский, увесистый культурист с физиономией кирпичного цвета.
– В чём причина веселья, дорогие мои? – спросил он.
Ольга, до того момента стоявшая в стороне, твердой походкой подошла к Рублёву и, взяв его за руку, объяснила представителю власти:
– Это мой друг. Его повысили по службе. Он всю жизнь не пил, а тут – отпраздновать решил… Надеюсь, вы понимаете… – сотрудник полиции понимающе кивнул. – Я его давно знаю, могу поручиться, что сам бы он – никогда… Беру его под свою ответственность. Моя фамилия Левиафани, – не слышали?
