KnigaRead.com/

Елена Хаецкая - Дама Тулуза

На нашем сайте KnigaRead.com Вы можете абсолютно бесплатно читать книгу онлайн Елена Хаецкая, "Дама Тулуза" бесплатно, без регистрации.
Перейти на страницу:

Медленно наливается краской старый граф. И Бернарт де Коминж следом за ним багровеет.

И было, отчего.

Не для того призвали сынов и племянников, чтобы пред гостями позорили. Добро бы просто гости – мало ли, кто окажется в Фуа! – а то…

Оробев, глядит на них Петронилла. Сразу признала тех четверых, виденных мимолетом со стены, когда Рожьер наехал и в седло ее поднял. Тех, что шли по долине Арьежа широким, размеренным шагом: от палящего солнца на голове капюшон, от голода – кусок хлеба в кожаной сумке через плечо и Господня милость – от всех иных невзгод и напастей.

Двое мужчин и две женщины. У женщин суровые, обветренные лица. Не вдруг поймешь, что женские.

Все четверо – будто ни возраста нет у них, ни пола. Под плащом не разберешь, какого сложения. Только одно и угадывается, что худы.

Обликом сходны с грубоватыми крестьянскими ангелами в главном алтаре аббатства, которых Петронилла любит разглядывать во время мессы.

Испытующе смотрят четверо на господских детей, троих юношей и девочку, – ах, какой тяжкий взор. Плечи сами под этой тягостью сгибаются.

Мгновение назад победоносные, охотники вдруг растерялись. На погляд их выставили, будто скот на ярмарке. Руки, колени – все у них в звериной крови; сами – потные, пыльные, всклокоченные, еще не остывшие от утренней погони.

И девочка недалеко ушла от братьев, хотя все утро смиренницей просидела за прялкой. Вот уж и клок из одежды вырван, и липкие от крови лапки в птичьем пуху.

Молчание стоит в башне. Тоска забирает.

И тут Петронилла храбро произносит тоненьким голоском:

– Благословите меня, добрые люди.

И тихонечко встает на коленки.

Помедлив, одна из женщин поднимается со скамьи и подходит к Петронилле.

Суха и чиста, выбелена солнцем, омыта дождем, высушена ветрами, прокалена внутренним жаром. Чистота и жар стекают с ее плаща, как вода, – потоком.

Хрипловатым от долгого молчания голосом женщина произносит:

– Господь да благословит тебя, дитя.

И ласково понудив встать с колен, целует в лоб.

Слабое прикосновение сухих губ опаляет, точно раскаленное тавро.

Всхлипнув, Петронилла приникает к грубому плащу, обхватывает его обеими руками. Под плащом – тощее и твердое, как палка, тело.

Женщина еле заметно улыбается.

– Бог да благословит тебя, – повторяет она одними губами, без голоса.

От всей души Петронилла говорит:

– И вас тоже, вас тоже, добрая женщина.

И вдруг, вскрикнув, поспешно размыкает кольцо обнимающих рук.

– Иисусе милосердный! Я вас запачкала! Я грязная!

Петронилла прячет ладошки за спину, трет их там об одежду, марая камизот и блио. Ей даже глаза поднять страшно. Что она натворила! Боже, что она натворила!..

Захватать кровавыми пальцами одежду той, что никогда не лишит жизни ни одно живое существо… Пальцами, которыми только что с силой вырывала птичьи потроха из вспоротой утробы… Прикоснуться к той, что никогда не вкушает мяса, не пьет молока и яиц…

Женщина безмолвно отступает, отходит прочь.

И тут Петронилла видит, что на белом плаще гости не осталось ни пятнышка.

Сперва девочка не хочет верить своим глазам, но встретившись взглядом с гостьей, понимает: нет, ей не чудится. Гостья словно бы сказала ей – только ей одной: «Да». И даже слегка кивнула, полуопустив веки.

– Да, – шепчет Петронилла, как во сне. – Да…

Рядом с ней о чем-то толкуют ее братья. Громко распоряжается старый граф Фуа. Ворчит ее отец, Бернарт де Коминж. Немногословно, вполголоса, переговариваются между собой и со старым графом четверо его гостей.

Ничего этого Петронилла не видит и не слышит. Только бы не помешали. Только бы не спугнули… Отгородившись от всех толстой стеной тумана, лелеет и баюкает в себе то единственное мгновение, когда ощутила сухой жар поцелуя, который, как тавро, горит на лбу.

Старик Фуа прогневан так, что каждая веснушка на его лице раскалилась и светится.

Склонившись к нему, молвил что-то один из гостей – тот, что казался старше остальных. Хотя лицо у него не старое, только складки у рта резче и тени темнее.

Уже тише, спокойнее сказал старый граф, чтобы сыновья и племянники шли умыться и другой раз являлись к трапезе чистыми.

Братья вышли, уводя с собой Петрониллу – безмолвную, оглушенную.

Только на дворе она очнулась, будто от толчка, когда солнечный свет хлынул на нее со всех сторон. Поморгала, огляделась. Нашла своего брата Рожьера.

– Что это с тобой? – спросил он.

– Не знаю… – И вдруг выпалила: – Брат, я не хочу выходить замуж!

Тут засмеялись все трое. Рожьер схватил сестру и легко поднял ее на руки.

– Ну и не выходи! – утешил он Петрониллу. – Будешь старой девой. С вот такими сухими отвисшими сиськами. – И показал, какими.

Петронилла заревела.

Рожьер поставил ее на землю, щелкнул по макушке.

– Дурочка. – И закричал на весь двор: – Паскьель!..

И вот на заднем дворе вылито несколько ведер воды, чтобы смыть кровь и перья. Понс, обливаясь потом, наполняет бочку.

Бесцеремонно ухватив графскую дочь за косы, матушка Паскьель окунает ее лицом в воду и трет шершавой лапищей, так что Петронилла едва не захлебывается насмерть. Девочка мычит и стонет, обильно пускает пузыри и, наконец, матушка Паскьель позволяет ей вынырнуть. Глаза Петрониллы широко распахнуты, рот разинут, она шумно переводит дыхание: ах! ах! ах! Щеки раскраснелись, с волос течет вода.

– Ну вот, – говорит матушка Паскьель, – теперь вы и вправду благородная девушка, а не сорванец…

Чисто умытая, обсохшая на солнышке, Петронилла просит Паскьель помочь ей и починить порванное собакой блио. Матушке Паскьель некогда, она отсылает девочку к Понсу: тот хоть и прост, хоть и неотесан, но обучен многому. Пусть Понс поможет.

Понса Петронилла находит в трапезной. Тот занят: по графскому повелению снимает со стены большое деревянное распятие. Понс стоит на лавке и ковыряется в каменной стене ножом. Деревянный Иисус сонно смотрит куда-то мимо Понса.

– Ой, Понс! – говорит Петронилла. – Что ты такое делаешь?

Понс пыхтит и не отвечает.

– Ой, ой! – говорит Петронилла. Она пристраивается у Понса за спиной и задирает голову. – Ты что же, хочешь снять Иисуса со стены?

Тут распятие падает в объятия Понса, так что тот едва не валится со скамьи прямо на Петрониллу.

Понс ревет:

– Уйди!.. Зашибу!..

Но девочка не уходит. Ей любопытно и все тут.

– Понс! – говорит она настырно. – Понс! Это кто, это дядя велел тебе снять Иисуса, да?

Одной рукой Понс держится за стену, другой обхватывает деревянного Иисуса поперек втянутого живота. Не оборачиваясь к Петронилле, Понс говорит сквозь зубы:

– Да.

– Ой, надо же… – тянет Петронилла.

– Держи-ка.

Понс осторожно опускает распятие на пол. Петронилла берется за обе перекладины креста, чтобы Иисус не упал и не ударился. Проводит по деревянным выступающим ребрам. На пальцах остается толстый слой пыли.

– Граф велел тебе умыть его, да? – допытывается Петронилла. Она очень довольна своей догадливостью. Сама-то она умыта и переодета в свежую рубашку.

Понс спрыгивает на пол, обтирает руки об одежду.

– Давай сюда.

Он забирает у Петрониллы распятие, готовится завернуть его в холстину.

– Куда ты его понесешь?

– В оружейную. Граф велел снять.

– Почему?

Хрипловатый грудной голос за спиной:

– Потому что это неприлично, дитя.

Петронилла поворачивается на этот голос.

– Добрая…

Положено говорить «добрая женщина», и Петронилла знает это, но язык не поворачивается. Встав на колени, Петронилла произносит:

– Добрая госпожа.

И замолкает, смущенная.

Понс сердито ворчит себе под нос, утаскивая запеленутого Иисуса наверх, в оружейную.

Женщина говорит Петронилле – очень тихо:

– Поднимись, дитя. Не нужно все время вставать на колени.

От растерянности Петронилла прямодушно брякает:

– А я не знаю, как надо поступать, добрая госпожа.

Женщина называет свое имя – Эрмесинда.

Немного осмелев, Петронилла спрашивает:

– Почему Иисус – это неприлично?

Несколько мгновений Эрмесинда созерцает пустое место на стене, где висело распятие. Поднятое вверх, ее спокойное лицо обращено к Петронилле в профиль. Строгие, скупые очертания.

У Петрониллы само собой вырывается:

– Господи! Как вы красивы, госпожа Эрмесинда!

Лицо женщины остается бесстрастным. Не отводя взора от пятна на стене, она говорит – вполголоса, так, что девочка запоминает каждое слово:

– Непристойно обожать статуи и изображения. Иисус приходил освободить нас от идолопоклонства. Неприлично жевать, вывесив над столом идола, и называть это «христианской трапезой». Ах, дитя, неужели кусок не застревает у тебя в горле? – Помолчав еще немного, добавляет: – А крест, это орудие торжества сатаны, – он особенно отвратителен.

Перейти на страницу:
Прокомментировать
Подтвердите что вы не робот:*