Илья Тё - Абсолютная альтернатива
— Боже правый, — воскликнул я, — но в чем именно заключено это решение? Как именно я должен действовать?
Каин улыбнулся губами Фредерикса:
— Пустое, Ники. Вы разберетесь. Информационная программа, подключенная к вашей матрице, поможет вам в этом. В каком-то смысле можете считать перемещение в новое тело началом службы. Отныне вы служите мне, и ваша жизнь есть награда и одновременно результат, который я от вас жду. Просто останьтесь жить, Ники. Если нет, остальное теряет смысл.
— Впрочем, — Каин помедлил, — одну услугу я вам окажу. Назовем ее, скажем, жертвоприношением. В вашей ситуации это небольшое кровавое воздаяние окажется очень кстати. Закончим на этом. Удачи и… сделайте правильный выбор!
— Постойте, — воскликнул я совершенно растерянно, схватив своего спутника за рукав, — у меня много вопросов. Хотя бы минуту. Куда же!..
Но Фредерикс в этот момент уже трагически закатил глаза и несколько раз спазматически дернулся. Затем обмяк на спинке сиденья, пустив слюну изо рта. Сначала я испугался, что мой (вернее, царя Николая) министр Двора запросто отдал Богу душу, однако, приложив пальцы к шейной артерии, почувствовал под ними живую пульсацию. Вероятно, информационная матрица Каина могла свободно перемещаться не только сквозь бездну времени, но и из одного человека в другого. Подобная способность показалась мне весьма полезным умением для хронокорректора. Впрочем, думать сейчас мне следовало о другом.
Отвернувшись от Фредерикса, валявшегося на диване безвольной тушкой, я озадаченно потер подбородок с жидкой императорской бородой.
В словах Каина крылся подвох, какая-то дилемма, загадка.
Закрыв глаза, я принялся размышлять.
«Ситуация крайне критическая» — так сказал мой Спаситель. И что же?
Не открывая глаз, я снова сунулся в виртуальную «энциклопедию», полистал файлы, затем, не в силах вчитываться в сухие строки дареного справочника, закрыл папку и откинулся на спинку дивана. Граф Фредерикс храпел. Флигель-адъютант Воейков, валяющийся рядом с ним в противоположном углу кареты, лежал словно мертвый, не издавая ни звука. Беседовали мы с графом громко, и беспробудный сон Воейкова, святой, как у младенца, наводил на мысль о еще одной способности моего фантастического подельника — гипнозе. В карете императора царский адъютант не мог спать настолько глубоко!
А впрочем, остановил себя я, все это ерунда. Гипноз, как рытье ям без лопаты, можно считать скромнейшим проявлением всемогущества. Не надо думать, надо действовать так, как сказано, решил я. Вопрос лишь в том, что не сказано почти ничего! Произошедшее казалось безумным бредом, и тогда, сбитый с толку, я попытался подключить логику.
Министр Двора граф Фредерикс, вернее, хронокорректор Каин, перенес меня на «рубеж двух веков». В первые минуты после высадки, едва оглядевшись по сторонам, я понял: имелся в виду стык двадцатого и двадцать первого веков. Определить это было легко — по одежде, каретам, одиноким чадящим автомобилям, оружию офицеров, внешнему виду домов. По словам Каина, он забросил меня сюда из альтруистических побуждений — дабы не оставлять в мертвом будущем. Я буду использован здесь в качестве помощника хронокорректора. К чему тогда недомолвки и недосказанности в нашем последнем с ним разговоре? Чем собирается заниматься тут лично Каин? В чем заключается суть производимых нами именно в России и Петербурге исправлений? В конце концов, почему меня разместили на постой именно в тело русского царя, слабовольного, но все же самодержавного монарха, абсолютного повелителя огромной, могучей страны?
Совершенно очевидно, что Каин многое недосказывал и вовсе не отводил мне роль пассивного наблюдателя в задуманном им проекте корректировки. По меньшей мере, он ждал от меня решения сложившихся «критических» обстоятельств — ведь как минимум, мне приказали выжить!
Отбросив сомнения, я решил принять этот постулат за ближайший и единственный пока план. Крайне неважно разбираясь в обстоятельствах давней земной политики, лишенный подробных инструкций, я мог опираться лишь на подарок своего бывшего «железного» властелина — виртуальную энциклопедию, висящую в пустоте в виде полупрозрачной папки.
Забыв про лень и усталость, я раскрыл ее, и фразы потекли ко мне в мозг. Чтобы исполнить замысел моего божественного Спасителя, мне нужна была информация!
Псалом 2
Я завещаю тебе любить все, что служит России.
Охраняй самодержавие, помни, что ты отвечаешь за своих подданных перед престолом Всевышнего.
Вера в Бога и царский твой долг да будут основою твоей жизни!
Из завещания Николаю II его отца, Александра III Миротворца23 февраля 1917 года. Полночь
Пока конный экипаж сквозь затянутую морозным холодом ночь тащил меня в неизвестность, события, захлестнувшие Европу кровавым потоком, продолжали безудержно развиваться, стремясь к угрожающему финалу.
Мировая война уже третий год гудела над миром тревожным, голодным набатом. Для всех сражающихся сторон эти три чудовищных года стали по-настоящему Великой Войной. Именно так — «Великой»!
Было непонятно и удивительно, но совершенно одинаково называли ее и в дипломатических кулуарах, и в королевских дворцах, и в столичных французских борделях, и в дешевых немецких пивных, и в тесных бункерах Вердена, и в грязных окопах Перемышля, и в душных колониальных портах, и, конечно же, на кладбищах и на братских могилах, переполненных человеческим мясом. Война была одноликой — для всех народов и наций. И облик этот, был обликом мясобойни…
Начавшись с ничтожного выстрела проклятого Гаврилы Принципа, Великая бойня всколыхнула, взметнула ввысь и обрушила фундаменты государств. Никто из тех, кто поставил на пламя этот мгновенно вскипевший котел из крови и человеческой муки, даже понятия не имел, насколько жестоким окажется урок противостояния.
Причины и поводы для войны казались теперь не стоящими даже тысячной доли потерь, понесенных сражающимися державами. Как многоглавое чудовище, Великая Война пожирала детей человеческих в Атлантике и на Кавказе, в джунглях Танганьики и в Намибийской пустыне, в австрийской Галиции и во французском Эльзасе, в песчаной Месопотамии и в продуваемой ветрами Элладе, и даже в желтых водах Циндао, — война вгрызалась в людскую плоть. Никто не знал три года назад, в немыслимо далеком сейчас одна тысяча девятьсот четырнадцатом, неприметном за вуалью всеобщего процветания и окутанном столь сладким ныне, дурманящим ароматом мира, что война сгрызет десять миллионов человеческих жизней и двадцать два миллиона оставит изломанными инвалидами. Неужели стоила Лотарингия этих жизней? Неужели стоила этих жизней австрийская гегемония на Балканах? Или лавры Англии как мастерской мира и хозяйки морей? Или наивная помощь русских своим братьям-славянам?
Нет. Разумеется, нет!
Однако не это стало самым отвратительным результатом. Громыхающему пироксилином чудовищу служили пищей не только людские жизни. Война пожирала больше — самые основы Цивилизации.
Именно мировая война, а вовсе не «призрак революции» знаменовал собой крушение старого Европейского миропорядка — его лидерства и его превосходства. Крушения, от которого великий континент не оправится уже никогда.
Европа рыцарей и древней аристократии, где, несмотря на лживое «свободомыслие» и «распущенность нравов», оставались живы представления о верности и чести, канул в небытие. После Великой Войны стало возможным то, что до нее считалось немыслимым: политические чистки и пропаганда, всесилие тайных служб и концентрационные лагеря, массовые казни и этнический геноцид. Скоро все это станет нормой. Ну а пока…
Пока никто не знал и другого: к ногам великого противостояния рухнут четыре великие империи, доставшиеся Европе от ее славного прошлого, — Оттоманская и Австрийская, Германия и Россия. Цвет и слава минувших столетий!
Я с ужасом перечитывал строки, перелистывая одну виртуальную страницу за другой. Энциклопедия Каина подтверждала — Россия станет только первой из падших Империй. Всего через семь дней огромную страну, сравнимую по территории с континентами, физически почти уничтожат. Миг этого грандиозного краха приближался ко мне с каждым скрипом моей кареты. Я читал, вспоминал то, что мне было известно о России и революции раньше, до воскрешения. Запоминал, уточнял, все более и более погружаясь в мрачную атмосферу окружающего меня зловещего мироздания…
Наш путь от ворот Эрмитажа через заснеженный город, без конвоя сопровождения и без сановников свиты, как оказалось, влек экипаж к простой цели. Два дня назад совершенно неожиданно из отпуска вернулся руководитель русского Генерального штаба генерал Алексеев и сообщил, что я (вернее, царь Николай, разумеется) необходим ему в Ставке, дабы переговорить «по совершенно неотложным вопросам». Ох уж эти вопросы, которые невозможно решить без монарха и нет возможности отложить!
