Олег Измеров - Ответ Империи
Виктор вытащил из внутреннего кармана плаща записную книжку, словно сверяя адрес. Решаться надо.
– А мои шрифт побольше сделали, так все нормально. Я же раньше бухгалтером на Дормаше, так что к машинке приучиться? – донеслось от скамейки.
«Подрабатывает, наверное», – машинально отметил Виктор. Сквозь долетавший с угла гул машин из одной из форточек второго этажа донеслось шкворчание яичницы на сковородке, и обстановка показалась совсем уж какой-то домашней.
«Че я, Плейшнер, что ли?» – спросил себя Виктор и, повинуясь какому-то внезапному порыву, решительно надавил кнопку.
– Кто там? – донеслось из домофона через полминуты.
– Я по объявлению. К го… гражданину Финозову, насчет общества бонистов.
– Чичас, – вылетело из динамика, дверь щелкнула магнитом и чуть приоткрылась. Надо было идти.
В подъезде было чистенько, и стены выкрашены в тон гранитно-серым и светло-голубым: с одной стороны, дешево, а с другой – не первое попавшееся, а дизайнер явно постарался. О странности сочетания скромности и изыска думать было некогда: наверху щелкнул замок двери.
– Заходите. На кухню проходите, тут я в отпуске фотообои клею.
Финозов оказался человеком немного за пятьдесят, чуть полноватым и с залысиной на затылке, говорил хрипловатым баском и в воображаемый образ коллекционера не вписывался. Кухня, куда он привел Виктора, была вполне стандартна – бросались в глаза разве что название «Ока» на здоровенном двухкамерном серебристом холодильнике и «Сапфир» – на кухонном цветном тридцатисемисантиметровом телике, что висел на поворотном кронштейне над микроволновкой «Электроника» с ЖК-дисплеем.
– А мне не нравятся мужчины с татуировками, – истомленным нежными страстями голосом Маши Распутиной простонал с зеленоватого стенового кафеля прямоугольный ящик трехпрограммного «Апогея», – по-моему, если мужчина приукрашивает свое тело, он не уверен в себе, в своих возможностях, ну… овладевать нашими чувствами. Я за торжество природы.
– Спасибо, Алла Николаевна. А сейчас мы послушаем в вашем исполнении песню «Поезда» с вашего нового лазерного диска…
«Какая Алла? Это же Распутина!» – удивился Виктор, но Финозов уже прикрутил динамик.
На стене над столиком висел сувенирчик, подобный тем, которые были популярны в шестидесятых. Это был отрывной календарь с доской, где сверху в монолите из оргстекла на синем фоне выступал барельеф в виде старинной армянской церкви; внизу было выгравировано «Привет из Сталинира».
– Интересуетесь?
– Никогда такого не видел.
– А-а, это редкость. Это вот был там в командировке, как раз переименовывать хотели, даже сувениры выпустили, а тут бац – и объявили, что перегиб. Я как раз и успел ухватить. Вообще в Цхинвале бывать не доводилось?
– Нет… – растерянно протянул Виктор, догадываясь, что Сталиниром хотели назвать Цхинвал, – так, по телевизору.
– Я вам так скажу: много потеряли. Это же маленький Париж! Минеральные источники, форель в реках водится, а народ какой! Обязательно съездите отдохнуть. Да, вот стул, присаживайтесь, рассказывайте. Вы, так понимаю, человек новый, раньше я вас что-то не примечал. Хотя я тоже человек новый. На пенсии вот, избрали, надо же человеку какую-то общественную функцию нести.
«Что-то рановато для пенсии. Хотя черт его знает, когда в СССР сейчас отправляют. А почему я решил, что здесь СССР? Потому что «Союзпечать», наверное. И над райисполкомом точно красный флаг был. Неосторожно, неосторожно… Непростительный промах. Решил, что раз другая реальность – значит, СССР. Может, извиниться и уйти?»
– Да что за дело-то?
– Знаете, Григорий Аркадьевич… Я даже не знаю, с чего начать, потому постороннему человеку может показаться странным и невероятным. Сам я не коллекционер. Но есть у меня один знакомый, человек довольно странный, в смысле, чудаковатый, ну, бывает с людьми такое.
– Чаю хотите?
– Нет-нет, спасибо, я ненадолго. Так вот, как-то он рассказал, что у него есть такое немного сумасшедшее хобби: подделывать деньги несуществующих государств.
– Несуществующих государств?
– Именно не существующих. То есть как бы страсть у него есть такая рисовать такие вещи, но он не хочет закона нарушать, потому выдумывает какую-нибудь страну и рисует.
– Интересно… Ну, это, знаете, вполне может быть, вполне. Бывают разные люди вроде как с заскоком на разных хобби, мы вот тоже со своим. И где можно посмотреть на его работы?
– А знаете, он их никому не показывает. Сделает несколько, полюбуется, а потом уничтожает. Боится, что если узнают, то либо преступники захотят его в оборот взять, либо в милицию при каждой фальшивой купюре тягать будут.
– Ну это он зря, конечно. В милиции тоже ж не одни дураки сидят, хотя, конечно, иногда… Что, разве никогда дел не вешали на невиновных, чтоб закрыть? Я-то знаю. Но это ладно. И что, он так никому и не показывал?
– Так вот, как раз с этим и связано. Ему тут деньги срочно понадобились, вот он и попросил по знакомству узнать, не заинтересуется ли кто. Его работами в смысле. Вроде как курьез такой.
– Я так понимаю, вы их принесли?
– Да. Знаете, это у него вот такая фантазия, чтобы вроде как старинные российские, но и вроде как современные… в общем, вы же специалист, вы лучше разберетесь.
Виктор выудил из бумажника три серо-зеленые купюры с Красноярской ГЭС и одну сине-сиреневую с Биржей – все, что осталось после гипермаркета.
– Ишь ты! – удивился Финозов, разглядывая узоры. – Это ж прямо как настоящие. Надо ж, какая у человека фантазия… В прошлом году делал?
– Да я не знаю, он попросил просто…
– Ну вон же написано – девяносто седьмой. Это ж, знаете, произведение искусства. Погодьте-ка…
Он вынул из кухонного шкафчика старую лупу с черной пластмассовой складной ручкой и всмотрелся.
– Не может быть!
– Это насчет орла? Ну не наш же герб ему лепить, мало кто как подумает.
– Да я не об этом. Видите вот эту фольгу? Это он сам сумел сделать?
«Да, – подумал Виктор, – идиотская была затея загнать коллекционерам дензнаки из другой реальности. И что дальше?»
– Товарищ, я в этих делах совсем не разбираюсь. Если бы он наши деньги делал или валюту, я бы просто пошел – и заявил куда следует. А может, действительно надо заявить?
– Слушайте, ну вы прямо как… вот будто в девяносто восьмой из тридцать восьмого…
«Кстати, да».
– Предметом преступления по статье восемьдесят семь-прим, то есть выпуск в обращение любых денежных знаков, отличающихся от официальной денежной единицы, находящейся в денежном обращении Российской Федерации, могут быть дензнаки, которые, во-первых, выпускаются должностными лицами, а во-вторых, предназначаются для обращения, обмена на товары по номиналу, а не предлагаются к продаже частным порядком в качестве вещи, а именно: сувенирного изделия кустарно-художественного промысла. Это я, как ветеран правоохранительных органов, вам точно скажу. Кстати, меня за это и избрали, что документы правильно оформлять, ну и знакомства всякие…
«Все. Задница. По полной. Сейчас раскрутит».
– Ну, если такой искушенный юрист, как вы, считает… просто успокоили. А то, знаете, все сомнение было, необычно уж как-то.
– Ну чего необычно? Необычность еще не улика, это по молодости все спешат выдвигать версии, а не доказательства искать. Вы только подумайте: какой соблазн у человека своему таланту криминальное применение найти! А он не стал этого делать. Потому как если бы он хоть одну фальшивую купюру тиснул, он бы моего адреса вам не дал да и с вами не связывался. И жизнь поломать человеку недоверием, особенно недоверием государства, проще простого. Ну так вы ищете, кто бы их мог как сувениры купить?
– Он ищет.
– Ну, вы по доброте решили помочь. А еще у него есть такие?
– Нет, говорит, он это, как его, вроде пресс-формы, чем штампуют…
– Клише?
– Да, клише уничтожено. Вот это все.
Финозов внимательно взглянул в глаза Виктора.
– А знаете, мне почему-то хочется в вашу странную историю верить. Та же хренотень была в Японии в пятьдесят четвертом. Случились тогда массовые беспорядки, ну, полиция ихняя облавы устраивала, и взяли они, между прочим, гражданина со странным паспортом – паспортом государства Туаред. Государства нет, а паспорт есть. И главное, подделывать-то такой незачем.
– Ага, я тоже читал.
– Тоже самиздат?
– Может, самиздат, может, Флибуста. Не помню уже. И чего с ним потом стало?
– Вот этого я не помню. Слушайте, чего мы с вами будем сейчас кого-то искать, давайте я эти сувениры и возьму за триста рублей.
«Это ловушка? Надо не соглашаться. Уйти под благовидным предлогом».
– Спасибо, Григорий Аркадьевич. Я подумаю и как-нибудь зайду.
