Р. Скотт Бэккер - Воин Доброй Удачи
… Маг куйя.
Даже для повидавших всякое, это было что-то из ряда вон выходящее – идти рядом с легендой. А для колдуна, которому ведомы были древние обычаи, стало причиной не одной бессонной ночи.
Оствайские горы остались на юго-западе, здесь ночь обрушивалась на отряд с неизбежностью молота. Среди скудных земель, без всяких факелов или иных огней они шли «по тьме», как выразился Сарл. Уподобились теням, крадущимся среди деревьев, и страшились заговорить. Потери маячили перед глазами громадными призраками каждый раз, когда они останавливались на ночлег. Уныние все чаще посещало их. За ужином все сидели с безучастным видом детей, выброшенных из привычной череды дней безоблачной поры.
Каждую ночь Клирик обходил всех, молча разливая крохотные порции кирри. Он казался выше без своей накидки. Запекшаяся кровь все еще чернела на кольцах кольчуги. На голом черепе играли синие и белые отблески Гвоздя Неба. Глаза сверкали по-звериному.
После он садился, склонив голову, рядом с Капитаном, который также сидел неподвижно, словно каменное изваяние, или, подавшись вперед, вещал что-то нечеловеку ровным хриплым шепотом. И никто не мог до конца постичь сказанное.
Кирри разливался по венам, оставляя вкус горечи на языке, медленно наполняя теплом и возвращая к жизни. И мысли, освобожденные от телесных страданий, обращались в прежнее русло.
Спутники начинали потихоньку переговариваться, как дети в отсутствие строгого отца.
Голос нечеловека возвышался над притихшим хором, на шейском с нездешним акцентом и с непривычными интонациями. Все – Шкуродеры и колдун с Мимарой – погрузились в особую тишину. Без предвкушения, но с простым ожиданием чего-то нового от самих себя перед дальней дорогой.
И начиналась проповедь, столь же непоследовательная и прекрасная, как сам говорящий.
– Вы отправились прочь от света и жизни, – начал мудрец однажды вечером.
Они все еще шли по холмам у подножий гор, огибая поверху бесчисленные ущелья, и потому сделали привал на возвышенности. Клирик, присев на плоский каменный уступ, обратил лицо к почерневшему Энаратиолу, или Зиккурату. Акхеймион с Мимарой оказались на уступе повыше, откуда было видно, как тени горных пиков ложились на лесистые склоны за спиной проповедника. Будто они случайно наткнулись на него, сидящего скрестив ноги, здесь, посреди пустоши, которую они дерзнули пересечь, будто страж, в незапамятные времена поставленный тут как напоминание об их безрассудстве.
– Вы видели то, что немногим из вам подобных доводилось узреть. Сейчас, куда бы вы ни направились, вы не сможете не заметить сгущения сил. Во владениях небес. Владениях недр…
Он склонил величественную голову, белую, с восковым блеском, похожую в темноте на свечу.
– Люди вечно судят по видимости. Неизменно путая это с сутью. И забывая о явной ничтожности видимого. Когда же они соизволят взглянуть за ткань сущего – под нее, принимаются толковать согласно тому, что им знакомо… Они для удобства искажают смысл.
Старый колдун застыл, вслушиваясь.
– Но вы… теперь вам ведомо… Вы знаете – то, что лежит в глубине, похоже на поверхность не больше, чем гончар – на обожженный им горшок…
Внезапный порыв ветра пронесся по горным грядам, колыхнув ветви узловатой сосны, чьи корни вцепились в щели скалы, на которой они сидели. Мимара отвела с лица наброшенную ветром прядь.
– Вам довелось увидеть Преисподнюю.
– Поход! – раздался скрипучий клекот Сарла. – Величайший Поход! Как я и говорил вам! – И он рассмеялся булькающим смехом.
Но все уже привыкли не обращать внимания на навязчивые замечания бывшего Сержанта.
– Всему свое место, – произнес Клирик. – И смерти тоже. Вы проникли в глубины земли, по ту сторону врат жизни, и побывали там, где обитают только мертвые, видели то, что доступно только очам умерших…
Чародей поймал себя на мысли, что избегает смотреть в нечеловечески черные, блестящие глаза.
– Пусть она поприветствует вас как старых друзей, когда вы вернетесь.
Все сидели молча, размышляя.
– Казна! – хрипло рассмеялся Сарл, сложив черты лица в веселую маску. – Казна, мои дорогие!
Тьма сгустилась на далеком горизонте.
Киампас мертв. Оксвора тоже. Сарл помешался. И множество прочих Шкуродеров, которых Чародей никогда и не знал по отдельности… сгинули.
Расплата, которой и страшился Акхеймион, стала реальной. Кровь пролита, жизни загублены, и все по его милости… и лжи, которой он их соблазнил.
Расстояние и неизвестность – два брата-близнеца, притягивающие несчастья. Когда он на секунду вспомнил об этом, первый шаг за пределы башни показался ему совершенно безрассудным. Когда был сделан первый шаг? Второй? Проделан весь путь через дебри к Обсидиановым Вратам, шаг за шагом… Вниз, в горные подземелья.
Все ради Ишуаля… Имя, произнесенное безумным варваром много лет назад. Колыбель Анасуримбора Келлхуса. Тайное убежище дуниан.
А теперь, разбитые, измученные, они продолжали долгий переход к Сауглишу, разрушенному Городу Мантий, в надежде расхитить Сокровищницу, Казну, знаменитые магические склады под сводами Библиотеки Сауглиша. Акхеймион пообещал им сокровища, побрякушки, которые сделают их князьями. Он не мог рассказать им ни о карте, которую надеялся найти, ни о причудливых Сновидениях, которые вели его в путь.
Перед глазами маячила тень Блудницы, что явилась ему в самом начале – в тот момент, когда явилась Мимара. С самого начала он знал о плате за свою безумную миссию. И все же солгал, умножив грехи, заглушив голос сердца вялыми рассудочными соображениями.
Вот истина, в которой следует себе признаться. Истина, потребовавшая жертвы от него и от остальных.
Может ли человек называться убийцей, если убивает во имя истины?
С наступлением ночи Акхеймион часто вглядывался сквозь мглу в своих спутников, тех, кто рискнул всем во имя его лжи. Скальперы жались друг к другу, пытаясь согреться. Грязные. Оборванные. С глазами, в которых мелькало безумие. Несломленные, но изуродованные силачи. Еще вчера, казалось, он видел их отважными и задорными, любящими пошутить и прихвастнуть здоровяками перед неминуемой битвой. Они собирались идти за своим Капитаном хоть на край света ради драгоценной добычи. Собирались вернуться князьями. А теперь что осталось от напыщенного Сомы, кроме его врожденного идиотизма? А от Сарла, который окончательно помешался? Старый колдун смотрел на них с горечью сожаления о содеянном, но не многие страшились того, что еще впереди.
Однажды ночью он заметил, что Мимара смотрит на него изучающе. Она была одной из тех женщин, которые обладают даром проницательности, всегда угадывая смятение мужчины по выражению лица.
– Ты сожалеешь, – сказала она в ответ на его насмешливый взгляд.
– Кил-Ауджас исправил тебя, – ответил он, вздохнув.
На одном дальнем перевале она назвала его убийцей, угрожая раскрыть его ложь остальным, если старик отправит ее прочь.
– Он еще больше меня испортил, – отозвалась она.
Ложь без последствий легка, как дыхание, проста, как песня. В бытность свою в качестве Полномочного школьного наставника, Акхеймион передавал бесчисленное множество ложных утверждений бесчисленному числу людей и немалую долю судьбоносной правды. Он уничтожал доброе имя, а порой и жизнь человека, в погоне за абстракцией, в угоду Консульту. Одного из любимых учеников, Инро, даже погубил во имя неосязаемого, невидимого. Каково теперь его бывшим собратьям, когда Консульт разоблачен? Каково от имени Имперской Школы заставлять князей и принцев дрожать в твоем присутствии? По словам Мимары, у них даже были Охранные грамоты шрайи, священные предписания, освобождавшие их от подчинения законам принимавших земель.
Полномочные Наставники с Охранными грамотами шрайи! Каково?
Это ему так и не суждено было узнать. В тот день, когда Консульт прекратил быть некой абстракцией, а Анасуримбор Келлхус был провозглашен аспект-императором, Друз принял решение начать охоту за другой неуловимой целью: происхождением человека, разоблачившего их, – причем искать его в своих Снах, не больше и не меньше. Может, такова его судьба. Может, существует некая трагическая ирония, которая определяет направление его жизни. Охота за миражами. Осуждение на муки. Приношение сущего в жертву возможному. Бросать проклятый жребий.
Вечный изгой. Скептик и Верующий.
Сновидениями владеешь лишь до пробуждения, вот почему люди путем нагромождения слов пытаются удержать их. Сны затапливают ваше видение, прилепляют самый остов ваш к бушующей ирреальности. Они становятся той рукой, которая протягивается через горные хребты, выше неба, опускается ниже самых глубоких впадин земли. Слепое неведение, которое тиранит нас при каждой необходимости выбора. Сны – эта тьма, которую освещает только дрема.
Старик пробирался по тесному подземелью. Он знал, эти камни – одни из древнейших, осколки первоначального устройства, созданного Кару-Онгонийцем, третьим, и, пожалуй, величайшим из Верховных Королей умери. Здесь… именно тут нелюди из прославленного Регентства, Сигу, поселились среди куниюри. Место, где перевели и сохранили первые тексты куйя, и основали первую Школу магии, Сохонк.
