Константин Калбанов - Вепрь-2
— Ага, да еще и в начале патрулирования.
— А ты почем знаешь, что в начале?
— Утро, и от града не долече, так чего тут думать-то.
— И то, верно. Ладно, садись на свою конягу и поехали на съезжую, пусть там разбираются кто ты есть, — вообще-то назвать боевого коня, конягой драгуну не пристало, ну да Бог с ним.
— А чего вы всполошились, донес кто? — Когда они уже неспешно пылили по дороге, спросил Виктор.
— Не. То мы выстрелы услыхали. Ты прости меня мил человек, коли обижу, но личико у тебя распанахано любо дорого, вот так взглянешь, и сразу казнь на лобном месте мерещится.
— Гадаешь не тать ли я часом?
— Было поначалу, пока вплотную не подошел. С ожогом не понятно, но сабельный удар от работы заплечных дел мастера я отличу.
— С ожогом тоже все просто. Я владел постоялым двором на полпути от Звонграда до Обережной. Места знакомые? Вижу, что знакомые. Так вот когда гульды пришли, мое подворье и пожгли, а семью извели.
— Ладно, чего время-то терять. Дорогу-то знаешь? — Ни с того, ни с сего, вдруг произнес капрал.
— Это куда?
— А куда те надо. В общем, не маленький, сам разберешься, а нам службу справлять надо. Бывай.
Старший патруля осадил коня, развернулся и порысил в противоположную сторону, взмахом велев остальным двигать за ним. Драгуны молча выполнили приказ, правда на лицах застыло недоумение.
— Ворон, а что это было? — Не выдержав спросил капрала, один из солдат, по виду отслуживший ничуть не меньше его самого.
— Ить мы же вместе были в гостях у Крюкова, когда он с войны возвернулся и застолье открыл.
— Знамо дело вместях. Славно погуляли, — довольно улыбнулся драгун.
— А помнишь, что он сказывал про осаду крепости? Помнишь как он поминал о трактирщике, который устроил гульдам кровавую баню.
— Дак, что-то такое припоминаю. Больно много выпито было.
— Стало быть, про то, что того трактирщика поуродовали до звериного обличия ты не помнишь.
— А вот про какого-то урода с пожженным лицом, помню.
— Ну, слава тебе Отец небесный, хоть что-то помнишь.
— Погоди, так ты думаешь…
— А чего тут думать, сабельный удар ты сам видел и то, что рана та не застарелая видно даже нашему молодняку и на ожоге кожа еще розовая. Да и тать иначе себя вести станет. Так что все одно к одному.
Опять златые церковные купала, опять над землей плывет малиновый звон, какого во всей Брячиславии нипочем не услышишь, даже столица уступит в этом Звонграду. Кто знает, может мастера были особенно искусными, а может место это особо располагало к благозвучию церковных звонниц, да только нигде более не слышится эта мелодия так, как в этом месте. Люди доходившие до столицы Сальджукской империи, откуда пошла новая вера, утверждали, что и та уступит первенство по сути небольшому славенскому граду. Ну, это правда смотря с чем сравнивать, как с империей, так да, а как со славенскими княжествами, так и не малый вовсе получается, а нечто среднее.
Виктор и сам не понял, в какой момент Звонград для него стал родным. Вот подъехал к нему и словно воздух изменился, даже себя поедом грызть позабыл, а уж с чувством вины, за погибших на постоялом дворе он и спать ложился и рассвет встречал, потому как когда бы не лег, просыпался еще затемно. Но вот здесь на время отпустило, впрочем, как только звон оборвался, так и черные мысли вернулись. Слишком долго он отсутствовал, за это время можно было гульдам пустить кровушку и не раз. Но ничего, чай не прохлаждался, готовился к предстоящему.
Оно можно было и не заворачивать в град, да только решил отчего-то побывать в таверне где раньше Голуба обреталась, где они впервые встретились. Виктор и не думал, что она успела для него стать чем-то большим, чем просто матерью его дочери, ведь в сердце всегда жила молодая и разбитная Смеяна, но вот странное дело, после случившегося жену он вспоминал часто, не чаще чем дочь, но все же, а вот боярышню, раз два и обчелся. Даже сейчас вспомнил как-то вскользь. Может права людская молва, с глаз долой из сердца вон. А как же Голуба? Дак и тут молва в сторонке не осталась, имея не ценим, потерявши плачем. Нет, все же никакие постулаты, даже веры, не сравнятся с молвой народной, потому как все это вымучено и выстрадано, и цена за то уплачена не малая, жизни человеческие, а может это все же от Бога, ведь кто отмеряет нам чашу страданий…
Так, стоп. Страдалец. Чего сопли развел, словно бразильском сериале. В монахи, грехи замаливать один черт не пойдешь, эвон оружием обзавелся, так просто, ради веселья. Ты мстить собрался, а раз так, то нечего из себя разыгрывать рыцаря печального образа или ярого поборника веры, коя учит прощать врагов своих. Так что же, в трактир не ехать? А вот в трактир нужно, хотя бы потому что снеди у тебя нет никакой, все вышло.
Кислый запах выпивки, квашеной капусты и давно немытых тел завсегдатаев, дело к вечеру, так что подтягиваются страдальцы, несут заработанные за день копейки, как заработаны, то вопрос иной. Кто-то находит какой приработок, кому-то улыбнулся Авось и удалось облегчить какого ротозея, от коего этот капризный старинный бог отвернулся, кто-то надавил на жалость, и люди поделились с увечным или обездоленным, не имеет значения, здесь они все честно платят, потому как все то серебро куда-то нужно девать, а по большому, все ради вот таких посиделок и делается. Ить тут можно не только набить брюхо вполне вкусной едой, но еще и отдохнуть телом, коему кроме выпивки потребно еще кое-что, например, баба. Все это тут найдется. Кстати, покойная жена Виктора как раз отсюда и была и занималась тут тем самым непотребством… Ну, да не о том речь.
В нос ударил знакомый запах наваристых щей. Как в этом месте умудрялись переплетаться все эти запахи, а главное как в забегаловке уровня наливаек из мира Виктора, умудрялись готовить вкусные блюда, для него было загадкой. Но факт оставался фактом, если тебя не отпугивал не презентабельный вид заведения, то ты имел все шансы поесть по настоящему вкусно и не дорого, блюда простые, не мудреные, но сытные.
— Ты чего?
— Иди за другой стол, кому сказано. Давай, давай и не оглядывайся мне.
Виктор по старой привычке бросил взгляд туда, где обычно сиживал, а потому стал свидетелем того, как трактирщик, выпроваживает оттуда завсегдатая, которого Волков помнил еще по прежним временам. Не иначе как ждет кого-то важного для него человека, просто так он бы не стал никого двигать.
— Добролюб. Проходи, — обмахивая стол полотенцем не первой свежести, позвал трактищик.
О как! Это его что ли так встречают? А как это его узнали-то, коли он и сам глядючи в свое отражение себя не опознает? Хм, однако. Виктор не стал отнекиваться, тем паче хотелось ему занять именно этот стол. Вот опустился на скамью и непроизвольно бросил взгляд в зал, всматриваясь в девичьи фигуры подавальщиц, а потом что-то сильно кольнуло в груди и он сразу сник. Не будет этого. Ничего уже не будет. Нет ее.
Молодая девка быстро семенит ножками и несет в руках большой поднос, на котором щи, каша щедро вздобренная мясом, запотевший кувшин с квасом. Все как всегда, это хозяин заведения, едва рассмотрев его в дверях упредил холопку, а сам пошел организовывать место, потому как только он и Голуба знали о его вкусах. Ан нет, эту он тоже помнит, как звать никогда не интересовался, но она и тогда здесь обслуживала клиентов, Виктор частенько наблюдал, как девушки тайком шушукались.
Подавальщица сноровисто расставила на столе снедь и удалилась. Трактирщик задержался на мгновение, но затем кивнув своим мыслям пожелал приятного аппетита и тоже пошел по своим делам. Время сейчас бойкое, скоро яблоку будет упасть негде, так что забот у него хватает. А кухня здесь ничуть не изменилась, по прежнему все вкусно, так что и о горестях позабыл. Был у него грешок, любил вкусно поесть, может от того, что мамка несмотря на малый достаток в семье всегда хорошо готовила и могла устроить праздничный стол из простых продуктов ежедневной потребительской корзины, такое вот модное появилось словечко в России на рубеже двадцатого и двадцать первого веков.
Когда с ужином было покончено и он лениво цедил вторую кружку кваса, к нему вновь подошел хозяин трактира, здесь правда у таких заведений было и второе название, кружало, но то так к слову.
— Как тебе Добролюб?
— Спасибо, все как всегда.
— Вот и славно.
Хм. А вот такого не водилось, трактирщик без лишних слов устроился напротив него и как-то потупился. А вот и подружка Голубы с малым подносом, на нем, бутыль в каких обычно хлебное вино хранят, а так почитай та же водка, да три чарки. Поставила все на стол и сама присела, когда хозяин кивнул.
— Ты не обессудь, Добролюб, да разное сказывают. Мы вас с Голубой в последний раз по осени видели, когда вы в град за покупками приезжали. Ты это, если что, так гони нас, мы поймем.