Андрей Саргаев - Партизаны Е.И.В.
- Здравствуйте, господа и товарищи! - обвожу взглядом присутствующих, ни на ком не останавливая его. - Я пригласил вас, чтобы сообщить пренеприятнейшее известие.
Михаил Илларионович улыбается - Мишке Варзину приходилось когда-то играть на любительских подмостках, а в ближайшее время на сценах петербуржских театров появится пьеса "Ревизор" за авторством некоего Николая Васильевича Гоголя, но под редакцией фельдмаршала Кутузова. Я сам не ожидал, что старый друг окажется таким завзятым театралом.
Остальные предельно серьёзны и осознают важность момента. Бенкендорф сидит с неизменной кожаной папкой на коленях и тихонько постукивает носком сапога по натёртому паркету. Волнуется? Правильно, Александр Христофорович принимал участие в разработке нашего плана, и знает, что именно ему и предстоит взвалить на плечи самую тяжёлую ношу. И его ОсНазу, где при обучении отсеивается до пятидесяти процентов личного состава.
Слева от Бенкендорфа государственный канцлер. Графу Ростопчину предстоит осуществить дипломатическое прикрытие. В том смысле, что нужно представить Россию жертвой неспровоцированной агрессии со стороны Франции. На мнение так называемой просвещённой Европы нам плевать, но для успокоения собственной совести такое положение дел весьма желательно. Совесть у нас хоть и гибкая, но та гибкость имеет некоторые пределы. До них, правда, ещё не доходили, но зачем рисковать?
Министр обороны перекидывает из руки в руку двухцветный карандаш "Тактика" производства завода братьев Гномовых, привезённый ими лично из Нахичевана в подарок Алексею Андреевичу. Карандаш не менее локтя в длину, в три пальца толщиной, и выглядит скорее гетманской булавой, чем писчей принадлежностью. Зато нарисованная на карте стрелка предполагаемого контрудара занимает половину будущего театра военных действий. Шутник граф Аракчеев, однако.
Командир Красногвардейской имени генералиссимуса Суворова дивизии генерал-майор Тучков смотрит в окно. Этот спокоен - красногвардейцы недавно полностью закончили перевооружение и пополнили численность после понесённых в Тифлисском замирении потерь, и готовы к выполнению предстоящих задач. Любых. Иначе что же это за гвардия?
Гавриил Романович Державин излучает внимание и почтительность. Главный поэт страны, министр финансов и старший таможенник Российской Империи. Хотя сегодня военный совет, но деньги тоже оружие. У нас всё должно стать оружием. Кстати, а куда это косится старый чёрт?
- Хм... Гавриил Романович?
- Да, Ваше Императорское Величество? - Державин с трудом отрывает взгляд от внёсшей поднос с лёгкими закусками горничной. С некоторых пор решено было сменить угрюмые рожи дежурных сержантов на румяные личики юных красавиц. - Простите, отвлёкся.
Скорее привлёкся. И что такого привлекательного в длинных юбках, едва приоткрывающих изящный башмачок на стройной ножке? По моему разумению можно и покороче, иначе при работе в госпитале край платья запачкается кровью. Некрасиво получится, не находите?
Глава Священного Синода тоже косит глаза не туда, куда следует женатому человеку и отворачивается с явным сожалением. А не отослать ли его на фронт от греха подальше? Вот так, пожалуй, и сделаем.
Ну вот, вроде бы все собрались, включая императрицу Марию Фёдоровну, и пора начинать вершить судьбы мира. Так, кажется, это называется?
Глава 3
Фёдор Толстой опустил бинокль, через который наблюдал за переправляющимся через безымянную речку авангардом французской армии, и вполголоса выругался. Мать честная, вот это силища прёт! Считай, чуть не вся Европа заявилась. Эх, велика Россия, но лишней земли в ней нет, особенно под новые кладбища. Вот ведь подлый народец - даже будущей смертью своей норовят ущерб нанести.
- Васька, готов к передаче?
- Один секунд, вашбродь! - солдат в пятнистой накидке разведчика как раз заканчивал устанавливать треногу гелиографа. - Уровень выставить осталось.
Приборчик нехитрый, но в пользовании требует некоторых навыков. Сам из себя он представляет здоровенный ящик со множеством зеркал, расположенных таким образом, что передаваемый посредством солнечных зайчиков сигнал можно посылать как направленным лучом, так и по широкому фронту. Сейчас второй случай и есть - ушли чёрт знает куда, и принимающий гелиографист знает только примерное направление. Тучки бы не набежали...
Вообще-то Фёдору не по чину самолично следить за переправой противника, и генерал-майор Тучков за это устроит хорошую головомойку, но батальон находится в свободном поиске, что позволяет более вольно трактовать требования Устава. Да, не по чину! Но если очень хочется? Хочется сделать самый первый выстрел в этой войне, чтоб когда-нибудь с гордостью рассказать внукам и правнукам... Или не говорить, пусть сами прочитают в учебниках истории.
Военному человеку вообще свойственна малая толика тщеславия, и капитан Толстой не являлся исключением. Но, как ни странно, головокружительная карьера не испортила его характер. В двадцать шесть лет получив под начало батальон Красной Гвардии, по негласной табели о рангах стоящий между егерской бригадой и пехотной дивизией, он оставался всё тем же Фёдором Толстым, что попал когда-то в штафбат под командованием прапорщика Александра Павловича Романова.
Ранняя счастливая женитьба ли на то повлияла, или непременное участие во всех без исключения военных мероприятиях как за границами Российской Империи, так и внутри её, но Фёдор Иванович прослыл среди подчинённых добрым, строгим и заботливым командиром. Среди солдат бытовало поверье, что смерть панически боится их капитана, и старается обходить батальон стороной, предпочитая добывать пропитание среди неприятельских рядов. Мнение укрепил случай, произошедший во время недавнего Тифлисского замирения, когда... Впрочем, зачем вспоминать былое, если новый враг пришёл незваным и топчет родные пажити? Что, разве в Царстве Польском сельскохозяйственные угодья называются как-то иначе? Это неважно, всё равно топчут, причём пока безнаказанно.
- Готово, вашбродь! - бодро отрапортовал покончивший с настройкой аппарата связист.
- Ага, - кивнул капитан, и сунул солдату листок бумаги. - Ты передавай пока, а я малость поближе гляну. Как закончишь, живо дуй к нашим.
- Так ведь...
- Не рассуждать! - прикрикнул Толстой, прекрасно понимающий, что его намерения немного противоречат полученному из штаба дивизии приказу.
- Совсем не рассуждать?
- Только сейчас. И смотри у меня тут! - командир подумал, и добавил ласково. - Или в морду дать?
Угроза подействовала, хотя капитан ни разу не был замечен в рукоприкладстве к нижним чинам. Наверное, солдату не хотелось стать первым.
- Пошёл я, - Толстой закинул за спину винтовку со странным утолщением на конце ствола, похлопал по патронной сумке на поясе, и растворился в густых кустах.
А связист вздохнул, перекрестился, и, скосив глаза в бумажку, привычно захлопал шторками гелиографа, в паузах протирая толстую линзу в крышке аппарата. Работа как работа... лишь бы тучки не набежали.
От разнообразия и многоцветья неприятельских мундиров рябило в глазах. Красные, синие, зелёные, белые, красно-синие, бело-красные, сине-зелёные и прочие, самые немыслимые сочетания...Ну что за радуга, право слово? Они воевать собираются, или бал-маскарад устраивать? Нет, не дошла ещё просвещённая Европа до понимания разницы между полевой и парадной формами. В первой всё, в том числе и красота, пожертвовано ради удобства и незаметности, а во второй можно появляться исключительно в свете, блистая перед дамами звёздами орденских знаков и золотом эполетов.
Сам Толстой в светло-зелёном, в цвет высокой травы на небольшом пригорке, и со стороны выглядит... А никак не выглядит - никто не смотрит в его направлении, отдав всё внимание завязшим в илистом дне пушкам.
- Экую древность с собой таскают, - капитан вслух прокомментировал очередную попытку выдернуть из воды громоздкого и тяжёлого бронзового монстра. - В этой дуре немногим меньше двухсот пудов будет.
Речка, скорее даже широкий ручей, не собиралась отпускать добычу, и плевать хотела на усилия шестёрки лошадей, упорно месивших копытами мокрую глину крутого берега. Ругательства на не менее чем четырёх языках носились в воздухе, и столпотворение имело все шансы поспорить с Вавилонским.
Сами виноваты - переправившаяся в первую очередь кавалерия вдрызг разбила брод. А двинувшиеся следом артиллеристы не придумали ничего умнее, как взять чуть левее. Это вам не благословенная Франция, идиоты! Здесь любая лужа обладает шляхетским гонором и мечтает превратиться в непроходимое болото, обязательно независимое от других болот, и населённое собственными упырями.
Эта речка не стала исключением - справа и слева от единственного во всей округе брода она разливалась, образуя великолепные, поросшие камышом топи. Просто мечта охотника на пернатую дичь. И на французов, разумеется.
