Юрий Никитин - Империя Зла
Черногоров с раздражением перебирал бумаги, вдруг сказал среди тишины:
– В Штатах нет преступлений, потому что там всяк страшится за жизнь. Они покупают оружие, хранят в особых несгораемых шкафах... а стреляют на пикнике только по бутылкам из-под пепси-колы!.. А если оружие пойдет так же широко у нас, то... не знаю – не знаю! Русские не станут тратить патроны на пустые бутылки.
Сказбуш выпрямился, и без того прямой, как телеграфный столб, светло возразил:
– А Чечня? Там жизнь не ставят и в грош, но все равно никто не шмаляет друг в друга. Я бывал там, бывал. Никто не стреляет в другого только за то, что тот наступил на ногу или посмотрел косо.
Черногоров огрызнулся еще злее:
– Не знаю! Может быть, страшатся кровной мести. Но у русских нет сдерживающего страха за свою жизнь, нет мести со стороны родни убитого. У нас такое начнется!
– Чечня нам не указ, – сказал Краснохарев раздраженно. – В такой крохотульке даже коммунизм можно было отгрохать за пару недель!.. А нашу махину попробуй раскачай!.. А когда указы из Москвы дойдут до, скажем, Сибири, то во что они превратятся?
Коган сказал задумчиво:
– Вот бы научиться и расстреливать по факсу...
Сказбуш холодно посмотрел на чересчур умного министра финансов:
– Что-что?
– По сотовому телефону, – поспешно поправился Коган. – Говорят, у билайновцев связь лучше.
Сказбуш потыкал пальцем в клавиши ноут-бука, бормоча:
– Так... проверить правительственных чиновников... независимо от ранга... ага... на предмет скрытой рекламы богатеньких фирм...
Клавиши щелкали, словно затвор именного нагана. Коган втянул голову в плечи, уменьшился, а, стул, на котором он только что сидел, опустел.
Кречет молча поставил на бумаге размашистый росчерк, передал Мирошниченко:
– Указ вступает в силу с момента подписания. Раз оружейные магазины оказались не готовы... или кто-то тормозит нарочито, то вот это дает право военным продавать оружие прямо со складов. Разумеется, устаревшее. И только пистолеты и винтовки. Конечно, при наличии всех справок о здравомыслии и несудимости.
Я видел, что против этого резкого решения Кречета рвется возразить не только Черногоров, ему как министру МВД расхлебывать все случаи незаконного применения оружия, но и такой голубь как Коломиец, хитрая ворона Коган и даже откровенный ястреб Сказбуш.
Один Краснохарев пропустил мимо ушей указ президента с полнейшим равнодушием. Глаза в набрякших веках просматривали бумаги с гербовыми печатями, мясистое лицо выражало откровенное неодобрение. Перехватив мой взгляд, сказал суховато:
– Я, простите, экономист. А законы экономики одинаковы для всех стран и народов. Меня не убеждает ваша гипотеза... ладно, ваша теория о чести и нечести для подъема благосостояния. Сейчас, когда освободились от ига коммунизма, можем соревноваться с американцами на равных. Не привлекая такие понятия, которые нельзя просчитать с помощью логарифмической линейки. Ладно, пусть на ваших чертовых компах! А если учесть, что у нас намного больше нефти, газа, золота...
Он говорил чуть ли не просительно, уже замечая меня, хотя предыдущие дни осторожно игнорировал. То ли, как опытный политик, сперва прощупал, насколько мое положение в правительстве прочно, то ли в самом деле начинал со мной считаться.
Сердце мое тревожно и радостно екнуло. Склонить Краснохарева или хотя бы качнуть слегка на свою сторону – за это стоит побороться. Я ответил тихо, стараясь не привлекать внимая других:
– Иллюзию, что можно соревноваться с американцами на их поле и по их правилам, распространяют сами американцы. И даже, что их можно побить на их поле. Конечно же, это брехня.
– Почему?
– Потому, что на наших ногах всегда будут висеть остатки цепей нравственности, чести и других понятий, что в Старом Свете существовали тысячелетиями, а в Новом Свете их не было изначально! А бизнес не терпит нравственности. Потому мы в бизнесе всегда окажемся в проигрыше, если будем играть с американцами. Они всегда смогут поступить подлее, бесчестнее, гаже... что мы все-таки не сможем, несмотря на приобщение к их ценностям. У нас все-таки все века существовало правило: не бить лежачего, не бить в спину, не бить ниже пояса... А американцы сразу приняли все эти штуки вроде каратэ, где бьют и в спину, и ниже пояса, а лежачего даже ногами, а то и вовсе впятером одного! Понятно на чьей стороне будет победа, когда один соблюдает какие-то правила, а второй – нет!
Он сказал, защищаясь:
– Но можем и мы...
Я покачал головой:
– Не сможем. Даже если будем придерживаться всех этих правил... все же при ударе в спину рука русского чуть дрогнет или влупит не в полную силу, как ударил бы американец. Выгляните в окно! Вон по улице идут старики, что в войну стеснялись кланяться пулям. Они и в атаку шли во весь рост! Прямо на пулеметный огонь. Глупо или не глупо – это другой вопрос. Но нас от этих стариков отделяет слишком мало времени, чтобы сразу вот так забыть все и начинать жить по-американски. Наши солдаты и в Чечне гибли нередко потому, что стеснялись чересчур тщательно прятаться, маскироваться. Мол, как бы не подумали, что трусят.
– Зря, – сказал он убежденно.
– Зря, – согласился я.
– Зато вернулись бы живыми!
– Точно, – согласился я снова. – Но они и в бизнесе будут гибнуть так же массами! Степан Викторович, мы с вами на одной стороне баррикады. Оба хотим процветания своему народу. Но сказочку про одинаковые законы бизнеса для всех народов придумали и запустили по свету сами американцы. Чтобы все начали играть в игру, где они заведомо сильнее. Если законы одинаковы, то почему не столь богаты остальные мексики, гватемалы? Все возникли чуть ли не в один день с США. И капитализм тот же...
Он отодвинулся, смотрел подозрительно:
– И почему же, позвольте узнать?
– А вы не слышали, бывая там в США, ихнюю поговорку: «Горд как мексиканец»? В ту часть континента понаехало слишком много знатнейших идальго, отпрысков высших фамилий, там кабальеро сидел на кабальеро и кабальерой погонял. А когда колонии отделились от метрополий, то лесорубы и скотоводы северной части быстрее приспособились, чем аристократы южной. Слишком уж там помнили о чести, о достоинстве. Не то, что простые мужики, создавшие США, которые не стеснялись по плечо сунуть руку в дерьмо за оброненной монетой, да еще и пошарить на случай, если кто обронил пару монет раньше.
К нашему разговору уже прислушивались, что неудивительно: глава правительства изволит советоваться с нанятым футурологом. А футуролог – это нечто экзотичное, вроде гадающей цыганки или очередного мессии, который видит насквозь Статую Свободы, но не зрит фигу в кармане.
Коломиец поморщился:
– Что за язык у футурологов...
Краснохарев, воспользовался случаем, чтобы сделать вид, будто все его внимание приковано к бумагам, но я видел по его щеке, что премьер все слышит и замечает.
– То, – сказал я, – что противниками преподносится как тупость, на самом деле неосознанная защита здорового организма против инфекции... Но все же, как говорит тот же министр обороны, не зная как сосчитать пальцы на правой руке и не умея сосчитать на левой, надо найти в себе смелость держаться! Надо выстоять. Как стоит на своем тот же Восток.
Краснохарев в тишине пошуршал бумагами, он-де занят важными государственными делами. Дверь отворилась, Забайкалов вошел царственно, словно к подданным, ни дать – ни взять император или министр иностранных дел Сообщества Галактических миров, Кречет тут же поманил его к себе, уединились в дальнем конце кабинета, беседовали вполголоса, а здесь только Коломиец пробормотал в настороженном молчании:
– Ну, у востока десять тысяч лет цивилизации, восемь тысяч лет письменности...
Я удивился:
– А кто вчера в коридоре доказывал, что мы не то древние арийцы, не то египтяне... нет, это мы египтян грамоте учили, каналы им рыли, пирамиды строили... Мы гиксосы, да? Вот и гиксосьте дальше. С нашей древней культурой гиксосов да поддаться какому-то Западу, который еще на деревьях сидел, когда мы уже египтян грамоте учили?
Коломиец сказал нерешительно:
– Восток будет очень удивлен...
– Тем более, – вставил Коган очень серьезно, – что гиксосами были, судя по нынешним учебникам Украины, хохлы из Запорожья.
– Восток мудр, – возразил я. – Он видел, видел... Улыбнется детской выходке, вполне понятной, и... смолчит. Ведь это для поддержания духа нашего народа! На общемировые факты не влияет, древней истории ни тепло, ни холодно. А вот современную изменить можно. Если надо, можно организовать пару могучих рецензий за подписью академиков, что, мол, Влесовы книги – подлинные, как в свое время доказали, что «Слово о полку Игореве» тоже подлинное...
Коломиец ахнул:
– Вы что же это? Да как вы можете? И Влесовы книги – подлинные, и «Слово» самое расподлинное!
