Михаил Валерин - Если судьба выбирает нас…
— Сидите-сидите! Мне показалось, что вы чувствуете себя не совсем хорошо!
— Спасибо. — Я с облегчением плюхнулся обратно.
— Собственно говоря, господин прапорщик, меня направил к вам мой непосредственный начальник — полковой адъютант. Доктор доложил, что ваше обмундирование утрачено в результате боевых действий. Я вызвался оказать содействие. — Комаровский извлек из-за спины доселе невидимую пухлую полевую сумку, расстегнул ремешок и с заметным трудом вытащил тетрадку в картонной обложке. — Вы позволите?
— Присаживайтесь!
— Благодарю! — Он по-сиротски примостился рядом, раскрыл тетрадку на чистой странице, заложенной карандашом. — Итак, вы не могли бы поведать мне все подробности произошедшего?
— В каком смысле?
— В прямом. Ваш рассказ станет основой для разъяснительной записки об обстоятельствах приведения в негодность действительного обмундирования. На основании данной записки вам выдадут внеочередные «мундирные». Военная бюрократия, так сказать.
— Ну что ж… Я не очень хорошо помню произошедшее, но… — И я принялся рассказывать.
Выслушав краткое изложение события, Комаровский попросил рассказать поподробнее, то и дело задавая наводящие вопросы. При этом он непрерывно чирикал карандашом в своем «кондуите».[15] Обессиленный, я почти не сопротивлялся и лишь под конец вежливо спросил — неужели получившийся рассказ на пять страниц необходим для соблюдения всех формальностей?
— Ну что вы! — Мой собеседник смущенно улыбнулся. — Для отчетности мне бы и трех строк хватило. Дело в том, что я в некотором роде летописец полка. Записываю все важные события или занимательные происшествия. А ваше чудесное спасение вполне достойно быть занесенным в анналы. Я, возможно, несколько злоупотребил вашим вниманием, но поверьте — это же живая история.
— М-да… — Я не нашелся что ответить. Все сказанное вольноопределяющимся было столь искренне и непосредственно, что я даже раздумал возмущаться. — Георгий Сергеевич, а давно ли вы ведете свою хронику?
— В полку я менее полугода, однако мои записки пополняются ежедневно. Собственно, записи я начал вести с самого первого дня войны, еще будучи студентом. — Комаровский поправил очки. — Я просто почувствовал, что должен непременно составить отчет о столь тяжком для отчизны времени.
— А где вы учились?
— Историко-философский факультет Московского университета. Я верю в свое призвание и в действующую армию пошел, дабы стать непосредственным участником событий. Вот посмотрите. — Вольноопределяющийся достал из своей сумки кипу тетрадок. — Общий ход военных действий, мои размышления о судьбе Отечества, жизнь в тылу. А вот тут уже фронтовые записи.
— Любопытно. Георгий Сергеевич, не могли бы вы одолжить мне для первичного ознакомления хотя бы вот это? — Я взял из его рук тетрадку с надписью «ВОЙНА. 1914–1915 –1916».
— Да-да, конечно! — Собеседник аж покраснел от смущения. — Буду рад.
— Премного благодарен.
— Прошу прощения я, кажется, отнял у вас много времени. Впрочем, меня, наверно, и так уже ищут. — Вольноопределяющийся стал судорожно засовывать свои тетрадки в полевую сумку. — Ах да! Я готов забрать ваши документы для зачисления в полк и соблюдения всех формальностей. Завтра же вы сможете получить у полкового казначея казенные средства на приобретение обмундирования и снаряжение, а как только доктор сочтет возможным — будете представлены командиру полка и офицерскому собранию.
— Извольте.
7
Когда утомительный, но неожиданно полезный посетитель ушел, я, сняв сапоги, расположился на кровати с заветной тетрадкой в руках. На потрепанных, исписанных трудночитаемым почерком листах была масса так необходимой мне сейчас информации.
Эдакая игра «Что? Где? Когда?» с самим собой.
Итак…
«Кампания 1914 года почти сразу же пошла по совершенно иному сценарию — гораздо более благоприятному, чем в нашем варианте истории.
Восточно-Прусская операция до поры до времени шла в колее, знакомой всем по школьным учебникам: русская 1-я армия наступает в Восточной Пруссии севернее Мазурских озер, отрезая основные силы германской армии от Кенигсберга. 2-я армия наступает из Польши, западнее тех же Мазурских озер, с целью недопущения отхода немцев за Вислу. Однако Ренненкампф, который командовал всем Северо-Западным фронтом,[16] подгоняемый регулярными животворящими пинками из Ставки, повел операцию в tempo di marcia,[17] отличившись при этом жесткой скоординированностью действий обеих армий.
Итак! Германская 8-я армия после Гумбинен-Гольдапского сражения с русской 1-й армией была развернута на юг, против 2-й армии. В моем родном мире из-за задержки продвижения 1-й армии на 2 дня эта авантюра окончилась для немцев удачно. Здесь же…
Остановка русского наступления в Восточной Пруссии была, но на деле оказалась гроссмейстерской паузой, сопровождаемой изящной дезинформацией о невозможности дальнейшего продвижения.
Немцы купились.
Оставленный против них заслон — полторы пехотных и одну кавалерийскую дивизию — части русской 1-й армии просто смели, выйдя в тыл основной группировке германской 8-й армии. Потомки нибелунгов, увлеченные боданием с передовыми частями 2-й армии, по сути, оказались между молотом и наковальней.
Итог — левый фланг немцев был отрезан от основных сил, окружен и уничтожен в районе Алленштайна. Правый фланг 8-й армии в упорном сражении вырвался из клещей, и немцы спешно стали отходить к Висле. Потери германской стороны убитыми, ранеными и пленными составили 43 тысячи человек. Три немецких генерала были убиты, пятеро попали в плен. В том числе и фон Гинденбург![18]
Эх! Не назовут теперь его именем дирижабль.
Кроме того, было захвачено двести пятьдесят орудий и большое количество иного военного имущества. Общие потери немцев за все время операции превысили семьдесят пять тысяч человек.
Русская армия вышла на линию Лаутенбург — Эльбинг. Началась осада Кенигсберга.
Боевые действия в Восточной Пруссии и поражение германской 8-й армии вынудили немецкий генштаб перебросить три армейских и один кавалерийский корпус с Западного фронта в Восточную Пруссию, что серьезно ослабило германскую армию перед битвой на Марне, результатом чего было ее поражение. Французский маршал Фош сделал вывод: „Если Франция не была стерта с лица Европы, то этим прежде всего мы обязаны России, поскольку русская армия своим активным вмешательством отвлекла на себя часть сил и тем позволила нам одержать победу на Марне“.[19]
Кроме того, успех русского оружия в Восточно-Прусской операции вынудил немцев отказаться от нанесения удара по северному фасу Варшавского выступа в момент, когда на его южном фасе шла Галицийская битва, что позволило русской армии нанести поражение австро-венгерским войскам.
Сентябрьский контрудар германских войск с целью деблокировать Кенигсберг и вытеснить русских из Восточной Пруссии успехом не увенчался. В упорных боях Ренненкампф отступил, заняв оборону по восточному берегу рек Пассарга и Алле.
Галицийская битва, в свою очередь, протекала по привычному мне сценарию.
В этом грандиозном сражении австрийские войска потерпели сокрушительное поражение: их потери составили 400 тысяч человек, в том числе 100 тысяч пленными; в ходе боев русские захватили более 400 орудий.
Наши войска заняли почти всю восточную часть Западной Галиции и почти всю Буковину с Черновцами и осадили Перемышль. В начале ноября русская армия взяла Лупковский перевал и перешла Карпаты, а к концу ноября были заняты города Медзилаборце, Свидник, Гуменне, Снина.
На Дальнем Востоке германская Восточно-Азиатская крейсерская эскадра с началом войны блокировала Дальний. Военным кораблям — броненосцу „Пересвет“ и, вот судьба, крейсеру „Варяг“, а также двум миноносцам был выдвинут ультиматум. Русские моряки ответили отказом. В результате завязавшегося боя удалось вырваться лишь одному миноносцу. Остальные корабли в коротком, но тяжелом бою погибли, нанеся немцам заметный урон: броненосный крейсер „Шарнхорст“ получил тяжелые повреждения, а германский легкий крейсер „Эмден“ и один эсминец — потоплены.
Русские торговые корабли, находившиеся в порту, наши моряки затопили, чтобы не достались врагу.
Немцы же высадили в Дальнем десант, вступив в бой с войсками гарнизона, и, подавив сопротивление немногочисленных защитников, захватили порт.
В ответ русские начали переброску по железной дороге из Харбина двух стрелковых дивизий и одной казачьей кавалерийской дивизии. Из Владивостока вышли корабли Тихоокеанского флота.
Обеспокоенные таким развитием событий, японцы спешно объявили войну Германии и приступили к формированию экспедиционных сил и военной и транспортной эскадры для переброски войск на Ляодунский полуостров.