А. Живой - Битва на Калке
Никодим, по всему было видно, снова хотел броситься на обидчика, но стоявшие рядом ратники княжеские служили гарантами стабильности и уважения к суду. Никодим остался на месте, только кулаки сжал. Тогда он вдруг повернулся к сестре и вытолкнул ее на середину пустого места.
– Настасья, побожись, что он к тебе приставал.
Длинноволосая красотка Настасья, бросила короткий взгляд на Забубенного, закрыла лицо руками и вдруг бросившись на колени перед воеводой, заголосила:
– Ой, виноватая я, оговорила я его. Простите меня, люди добрые! Не трогал он меня, только напугал. Из лесу вышел, здоровый такой и весь в плесени (Забубенный скосил глаз на свой замызганный камуфляж)…и ко мне…я и испугалась, думала леший. Ну, со страху и наговорила брату небылиц, а он за меня вступился. А потом уж стыдно было обратно признаваться. Простите, люди добрые!
Мужики зашумели. Ратники заулыбались. А кузнец Никодим, как только Настасья с колен поднялась, со всего маху влепил ей в ухо такую затрещину, что девица отлетела метра на три в кусты и там зарыдала, то ли от боли, то ли совесть ее замучила.
«Бей бабу молотом, будет баба золотом», всплыла в памяти у Забубенного своевременная народная мудрость. Да, эмансипацией в здешних местах не пахло. Но тут уж он вступился за свою обидчицу, воспитание не позволило промолчать, невзирая на помятые ребра.
– Да ладно тебе, Никодим, убьешь сестрицу. Ты полегче, грабли то свои не распускай. Она, получается, вроде девушка честная оказалась.
– То мое дело, – огрызнулся кузнец и промямлил, – ты извини, паря, зря мы тебя помяли.
– Вот это точно, – радостно подхватил Забубенный и повернулся к воеводе, – Ну, что, ваша честь, герр Путята, теперь сами видали, – я чист перед законом. Можно наручники с меня снимать и из камеры выпускать. На свободу, как говориться, с чистой совестью.
Народ одобрительно зашумел. Путята подал знак и черноусый ратник быстро и аккуратно разрезал ножом острым ремешок сыромятный, крепко стянувший запястья механика. Забубенный с радостью замахал затекшими руками.
– Отдашь ему Никодим в обмен на оскорбление деньгу, а ли имущество равноценное, – вынес приговор воевода, – столько сколько, он сам захочет. А если после того он захочет сестру твою второй женой взять, или наложницей, тоже отдашь. Заслужила.
Никодим скривившись, наклонил голову в знак подчинения. Воевода замолк на мгновение и продолжил, усмехнувшись.
– Да только он не захочет.
Григорий бросил взгляд на длинноволосую Настасью, рыдавшую сейчас в кустах. Даже с подбитым глазом она чем-то напоминала Клавдию Шифер. «Ничего девчонка, – подумал Григорий, в котором шевельнулась жалось к своей обидчице, – глупая просто. Молодая еще, пугливая».
– Да уж, – подтвердил механик вслух и вспомнил про удар дубиной по ребрам, – Денег возьму, если дадите, это справедливо. Долларов сто нормально будет за моральный ущерб. А Настасья пусть пока в девках походит.
Суд закончился, и мужики разошлись. Никодим увел заплаканную Настасью домой, сказав, чтоб зашел за данью положенной попозже. И Григорий, обрадованный счастливым исходом, совсем уже было, засобирался домой, но тут воевода неожиданно заговорил снова.
– С девками разобрались, теперь поговорим о делах наших ратных.
Механик насторожился. Раздвоение сознания опять надвигалось. Может, все-таки грибы сделали свое черное дело? И кто только придумал их лизать.
– Каких таких делах? – тревожно спросил Григорий, потирая шишку на голове и поглядывая на ратников, которые стояли вокруг него полукругом. Сбежать было невозможно. Несмотря на свою гордую неподвижность, эти ниндзи зарубили бы мгновенно.
– Бабы – это твое дело, – перешел вдруг на доверительный тон воевода, снова хитро прищурившись, – но ты скажи мне, что ты тут пел мне про город странный, коего тут и в помине нет, и не слыхивал я таких городов вовсе. Да про море-окиян, до которого рукой подать…
– А что тут странного, – не понял Григорий, – все так и есть. До залива пятнадцать минут на маршрутке.
Воевода закивал, как бы соглашаясь, но произнес:
– А то, человече, что до моря теплого ходу отсюда тридцать ден без сна и роздыху, через земли половецкие, ежели не на ладье по Десне плыть. А до моря холодного и того больше.
Забубенный присвистнул.
– Это куда же меня занесло? За Урал что ли. Тут рядом есть большие города?
– А ты не знаешь?
Григорий отрицательно мотнул головой.
– Теперь, воевода, я ни за что не поручусь: кто я, где я, и что вообще здесь происходит. Видно, какая-то метаморфоза с пространством и временем в юнтоловском заказнике случилась.
Воевода встал, шагнул вперед и оказался рядом с Забубенным. Лицом к лицу. Усмехнулся.
– Память что ли тебе мужики отшибли?
Григорий почесал шишку и кивнул в сторону ближайших ратников.
– Да, похоже, только не деревенские махальщики, а вот эти мужики, в кольчугах.
– Ну, ты на них не серчай. Они свое дело знают. Без вины жизни не лишат. Тебя они легонько пристукнули, чтоб не шумел до времени. Пока не разберемся.
– Ну и что, разобрались же, – Забубенный сделал осторожный шаг в сторону, – Я чист. В общем, мне пора домой.
Путята ухмыльнулся в густые усы и положил свою руку на плечо механику. Рука у воеводы была железной.
– Вот что парень, – проговорил он, – непонятен ты мне. Шатаешься по лесам в одеже странной. Людей обходишь. Говоришь то понятно, то не по-нашенски. Словами заморскими бросаешься, опять же. Кто ты, мне пока не ведомо. А я воевода, потому ведать должен. Сейчас темные времена настают.
Забубенный понял, что главный приговор еще впереди.
– Короче, с нами поедешь в Чернигов. По дороге разберем, что за птица.
– Если я правило понял, – уточнил Забубенный, – вариантов у меня не много.
Путята как бы невзначай погладил ножны своего меча.
– Мне с тобой сейчас возиться некогда. Тороплюсь. Князь наш Мстислав ждать не любит, ему поход готовить надобно. Меня дожидается. Скорый суд, если упрямиться будешь, хоть сейчас проведем. У Никодима, знакомца твоего, кузня есть. Пытнем тебя каленым железом, в раз расскажешь нам правду-матушку. Если враг – в кипятке сварим или на кол посадим. Ну, а если наш человек, – отпустим. А полезным будешь, может еще, и награду получишь.
Григорий засомневался. Если принять место действия на веру, то в сложившихся обстоятельствах, вариантов и в самом деле было не много: пытка, кол, кипяток или дальняя дорога. Забубенный решил, что у него окончательно съехала крыша. Отпускать его домой никто не собирался. Да и где он дом то: за лесом, или, в самом деле, занесло честного механика каким-то ветром в древнюю Русь. Хорошо, хоть не в древний Китай. По-китайски то он не понимает, там с голоду бы умер, пока язык выучил, а с этими кое-как общаться можно. Значит, придется ему задержаться в этом странном мире богатырей да селянок. Ну что ж, по любому выходила дальняя дорога. Может быть, по пути удастся выяснить, что происходит, и где он проявился. Или назад дорогу отыскать.
– Не надо пытать, начальник, – решил Григорий, вздохнув, – я с вами по доброй воле поеду. На кол сесть никогда не поздно. Так что поехали в ваш городок, по дороге допросите. Только вот я коней боюсь.
Воевода молча взглянул ему в глаза. Взгляд Путяты был прост и понятен: «Либо на коня, либо на кол, выбирай».
– В детстве с зебры упал в зоопарке, и с тех пор к лошадям подойти боюсь. – поправился Григорий, – Но, я постараюсь. Ведь не сложнее, чем мотоциклом управлять, да?
– Это какой конь попадется, – ответил воевода, – но ты не боись, паря, мы тебе клячу смирную дадим. Эй, Данила, отведи этого к Савраске, что копья везет. Она и его стащит заодно. Да остальным скажи, что выступаем через время малое. Пусть сбираются.
Данилой оказался черноусый ратник, стоявший при допросе слева от Григория. Он радостно хлопнул механика по плечу и показал рукой вперед, мол «иди, руки за спину, шаг вправо, шаг влево и сам понимаешь, что с тобой будет». Григорий повернулся и пошел немного впереди черноусого Данилы по направлению к последнему дому, за которым открывалось обширное поле, посередь которого паслись кони богатырские, мирно пощипывая травку, под присмотром нескольких бойцов. Чуток поотстав за ними тронулись еще трое воинов из отряда.
Руки были свободны, ноги тоже. «А может деру дать, пронеслось в голове у полоненного механика, сейчас припущу по полю и в лес, а там ищи свищи». Но, внимательно осмотрев окрестности Забубенный временно отказался от побега. До леса было далеко, не добежать. Ратники Путяты, вскочив на коней, быстро догнали бы его и порубали в мелкий винегрет. Да и в лесу, если добежит, тоже догнали бы. Они же привычные, да и проводники из местных нашлись бы сразу. Сусанины чертовы. Эта сволочь, Никодим, наверняка не упустил бы случая поквитаться. (Кстати, денег за мордобой неправедный так и не принес. Зажал, значит, сволочь). А если гоняться по полям лень, то и стрелу ведь можно пустить вдогон. Она летает быстро.
