Илья Бриз - Сбить на взлете
Внизу медленно проплывал лес — в Белоруссии его много. Какой-то темноватый. Это на четырех тысячах метров солнце в зеркало светит, а внизу-то уже смеркается — вечер как-никак.
Наверное, надо бы уже место подыскивать — скорость триста с лишним и фронт я, скорее всего, давно перескочил.
А что это впереди чуть поблескивает? Даже через прозрачно-сероватый диск винта — лопасти, чтобы не бликовали, в черный цвет выкрашены — замечаю. Причем — совсем немного, но выше меня. Приглядеться — отец всегда хвалил за зоркость. Папа… Мама… Не думать о них! Как Красный командир подполковник Воскобойников всегда говорил — никогда нельзя отвлекаться в небе от управления. Думать только о полете и выполнении задания. Две маленькие темные точки, иногда вспыхивающие солнечными зайчиками. Самолеты, от стекол которых отражается свет? Солнце-то у меня сзади. Ну а что это еще может быть? Наши с задания возвращаются? Спешат на свой аэродром, пока светло? Дядя Витя как-то говорил, что у немцев все пилоты-ночники через Ламанш летают, британских империалистов бомбят. Значит, сейчас здесь их быть не должно. А наши летчики меня на свой аэродром выведут, пристроюсь за ними и сяду. Может быть, даже не очень побью машину.
Чуть добавить газ и довернуть немного влево. Приближаются. Теперь хорошо видно, что двухмоторные бомбардировщики. Несущие плоскости сзади почти не видны, но темные блямбы моторов под ними по бокам от толстого фюзеляжа различаются отчетливо. Хотя вот и широкие крылья проступают. Идут немного выше и быстро приближаются. Такие медленные? Вон, уже стрелок в желтом шлемофоне головой крутит и рукой от солнца заслоняется. Надо газ сбросить, а то воткнусь. Уже каждую заклепку видно. А почему у него кресты?!
Время вдруг остановилось. Левая ладонь отпустила бочонок рукоятки нормального газа и пошла вверх к электрощитку — медленно-то как! Тумблер включения оружия как будто сам собой перевелся в верхнее положение, а пальцы правой руки уже откинули предохранитель и легли на кнопки пушки и пулеметов. По наитию, не нагибаясь к прицелу, направляю самолет — кажется, что самого себя — на жирный черный крест в белой окантовке и жму обе гашетки вместе. Длиннющая задняя часть фюзеляжа вспухает огнем, переламывается у самого киля, и немец исчезает куда-то вниз. А впереди чуть слева наплывает еще один. Немного довернуть и опять нажать. Время, взбесившись, ринулось вперед, побежало. Мама! Еле успел, рванув ручку на себя, уйти вверх. И как я в него не вмазал?! Пронесло… Теперь все-таки сбросить газ и в вираже погасить скорость. Не успеваю иначе соображать. Надо больше немцу не подставляться. Только сейчас дошло, что те прерывистые длинные линии, что веером тянулись к моему Яку от гада, это трассеры его пушек.
Ни хрена не вижу! Где второй? Прошелся змейкой, осматриваясь вокруг — нету. Где тогда? Куда он подевался? Только три каких-то подозрительных белых пятнышка внизу различил. Еще сбросил обороты, прикрутил заслонки радиатора, чтобы не остудить движок, и дал ручку от себя. В темнеющем воздухе попер к земле. Уши сразу же заложило. Аж до боли. Глотаю воздух, чтобы избавиться от противного ощущения, зажав нос пальцами, надуваю. А чего меня трясет? Гадство! Лихорадочно дергаю высотный корректор. Высота упала, воздух опять плотный, смесь бедная и вспышки в карбюраторах. Так и дуралевые** патрубки от воздушного нагнетателя мотора разорвать может. Уф-ф, успел — гул вновь стал ровным, тряска исчезла, как и не было. Внизу какая-то станция — различаю тоненькие ниточки железных дорог. Вон, кажется, паровоз пыхтит светлыми клубами, а за ним змейкой тянутся… вагоны? Белые пятна в меркнущем небе слева парашюты? А по дороге полуторка ползет? Наши! Надо садиться, иначе в темноте точно навернусь. Поле у станции в вечерней полутьме еще видно — вроде ровное. Шаг винта на минимум, газ мотора тоже, щитки и шасси выпустить. Подкрутить триммер руля высоты. Правильно захожу? Так, выравниваем, ручку еще на себя… Слишком высоко! Машина падает, стучит основными колесами по земле, опускает по инерции хвост и опять взмывает, но уже без скорости. Опять удар, еще. Вот с такими дикими «козлами» я и сел.
Перекрыть краном бензин, плавно газ на максимум, чтобы прожечь цилиндры остатками горючки в карбюраторах, переключатель магнето на ноль и… тишина. Трясусь по неровному полю, балдея от отсутствия рева мотора. Сколько раз мне говорили, что без шлема летать нельзя?! Тормозная гашетка. Только осторожно, как папа учил — пульпациями. Встал, наконец-то. Черт! — как же я устал. Но надо обязательно поставить все тумблера в стояночное положение. Ну и фонарь открыть, а то жарко до жути… Сейчас бы пожрать чего-нибудь. Ту же курочку бабы Сони. Нежное белое мясо, пропитанное жирком… Запоздало дошло, что мой сидор остался в луже бензина у запаленного И-16. Все-таки я идиот, каких мало. Мог ведь закинуть вещмешок за бронеспинку, места там хватает…
— Эй, герой, ты как там? Живой?
А где здесь герои? Поднимаю свинцовые веки и оглядываюсь. Во, полуторка на косогоре встала, прямо в глаза фарами светит. Дергаюсь подняться, но… Черт, ремни же расстегнуть надо. На крыло уже мужик какой-то забрался. Ого, по четыре шпалы в петлицах! Полковник. Он-то мне и помог из кабины выбраться. Спрыгнул с плоскости, а ноги не держат. Сел, откинувшись спиной на колесо. А вокруг народа… Машины подъезжают, люди к самолету бегут… Что им здесь медом намазано? И смотрят. Молчат и смотрят. Кажется, насквозь сейчас взглядами прожгут. Ну, скозлил. Даже с опытными летчиками иногда бывает… До меня только сейчас начало доходить, что это первая в жизни самостоятельная посадка. Самолет-то вроде цел? Имущество РККА на свою территорию доставлено. Ну, чего им всем от меня сейчас еще надо?
Полковник присел на корточки, достал откуда-то белый платок и начал вытирать мне лицо. А на платке грязно-серые полосы появляются. Затем поил из протянутой кем-то фляги. Вода теплая, но все равно вкусная, как ситро, что папка на первомайские привозил. Потом меня подняли, повели и посадили в легковушку. Эмка? Глаза закрылись сами.
* В данном случае РС-82 — реактивные снаряды. Почти такие же ракеты использовались на легендарных «Катюшах».
** Орфография 30-40-х годов.
Глава 2
— Да наш он, наш! Колька Воскобойников. Сын командира полка, погибшего при бомбежке в первый день войны. Вы же сами по шильдику на моторе и бортовому номеру самолета нашу часть вычислили.
— Спокойнее товарищи, спокойнее. Вот проснется, опрошу, как положено, и забирайте. А до того — ни-ни.
— Его бы накормить для начала.
А голос-то знакомый. Зычный. Привык Елизарыч на аэродроме под рев моторов орать и сейчас не может себя сдержать.
Потягиваюсь и открываю глаза. Хорошо-то как… Подушка белая, мягкая, простыня на перине накрахмаленная. Сверху — такая же. Как будто мама стелила. Мама?! Ее же с отцом закопали! Слезы сами полились из глаз. Размазывал их руками, а они текут и текут. Успокоился не сразу, но все-таки реветь, как маленький, перестал. Сел, осмотрелся. Комната была небольшой, но уютной с распахнутым настежь окном, откуда лился свет и свежий воздух. Одежда моя аккуратно сложена на стуле. Натянул только штаны и сунул ноги в ботинки, не зашнуровывая.
— Доброе утро, боец. Лейтенант Захарьевский, — первым представился невысокий мужичок, вставая из-за стола с какими-то бумагами.
— Здрасте. Я Коля, — привычно отрекомендовался, выходя из комнатки. Так вот на чьем месте ночевать довелось. Лейтенант? А почему тогда шпалы на петлицах? Потом дошло — петлицы-то малиновые, энкаведешник. У них все на два ранга выше. — Мне бы… — протянул, не зная, как правильно объяснить.
— Прохоров, — гаркнул особист.
Из двери напротив, выглянул дюжий детина. Тоже из малиновых.
— Проводи парня.
Тот понятливо кивнул и открыл створку полностью. Удобства оказались во дворе, а умывался прохладной водой из ведра у колодца. Детина слил на спину — от здорово! — и кинул на меня вафельное полотенце. Завтракал яичницей с хорошо прожаренными шкварками в компании и под присмотром все того же лейтенанта, который с капитанскими шпалами.
— Ты уже знаешь, что в Советском Союзе объявлена мобилизация? — проникновенно спросил энкаведешник, когда с чаем было покончено.
Это он на что намекает? Мне же только четырнадцать. Да, высокий для своего возраста, но на восемнадцать никак не смотрюсь. Вот только в этот момент вдруг дошло, что сидор со всеми вещичками и документами остался валяться в луже бензина у подожженного И-16. Одежда? Черт с ней, как-нибудь перекантуюсь. Курочка от бабы Сони и другие продукты? Жалко, конечно, но в нашей стране с голоду не помрешь. Но вот что мне теперь будет за утрату комсомольского билета? Свидетельство о рождении, наверное, по каким-то архивам можно восстановить.
— Эй, парень, о чем задумался? — потряс меня за плечо лейтенант ГБ.
