Евгений Таганов - Морской князь
Как «женихи» не старались, ими в этот вечер отвоевана была лишь одна смолька, два поединка закончились вничью, а в двух, к восторгу смольцев, победили мужья-малыши. На двух беременных смолек никто пока не покушался.
Айдарец Твердята был в княжеской сотне лучшим кулачным бойцом, но, посмотрев первые поединки, предпочел сам не участвовать в этом «хохотании». Зато под конец вспомнил про восьмую, тем более безмужнюю, смольку:
– А мне Видана по нраву. С кем мне за нее биться прикажешь, княже? Только прошу тебя, не со связанными руками.
Вдова смольского полусотского умоляюще посмотрела на князя.
– Наверно, у вас, в Айдаре, привыкли при ухаживании за молодкой разбить две-три неповинные головы, а в нашем княжестве принято просто ухаживать за ней. И постарайся это сделать без своих знаменитых кулаков.
Вместо того чтобы удовлетвориться словами князя, Твердята подскочил к Видане и выкрикнул, указывая на нее:
– Если кто-то осмелится встать между мной и ею, тот станет моим кровным врагом на всю жизнь!
Ну крикнул и крикнул. Рыбья Кровь пропустил это мимо ушей, но на смольцев вызов могучего воина произвел самое неприятное впечатление. Да и вообще, несмотря на благополучный исход первого столкновения между двумя частями своего пополнившегося войска, Дарник не исключал новых столкновений, поэтому приказал разместиться шести женатым смольцам вместе с Виданой отдельным табором на пригнанных ими повозках. Повозки загнали на дальнюю оконечность утеса и выставили для охраны дозор из неженатых смольцев с цепными псами, тоже привезенными из вежи.
Казалось, этот бесконечный, полный событиями и переживаниями день воссоединения в конце концов все же закончится. Но нет, среди ночи Дарника разбудил тревожный шорох. Рука тут же схватилась за кинжал, а слух, зрение и обоняние напряглись, чтобы определить природу опасности. В ноздри пахнуло женским запахом.
– Это я, Видана, – прошептал голос. – Твердята подкормил собак и влез в мою повозку. Можно я в твоем шатре переночую?
– Ну ночуй. – Дарник достал из-под себя запасное одеяло и протянул вдове полусотского. Короткое прикосновение мягкой женской руки заставило его вздрогнуть. Он прислушался. Рядом тихо сопели сыновья, снаружи у входа раздавалось легкое похрапывание оруженосца Свиря, чуть повозившись, затихла и Видана.
Сон был основательно перебит. Полежав неподвижно с полчаса, князь протянул в сторону руку. Пальцы коснулись одеяла Виданы, и в тот же миг их утвердительно сжала горячая женская ладонь…
3
Рано утром Видана, крадучись, покинула княжеский шатер. А Дарник лежал и думал, как ему быть с ней дальше. В Новолипове подобное ночное происшествие ничуть бы не смутило его – одной наложницей больше, одной меньше. Даже перетерпел бы тихую, хоть и весьма ядовитую ревность Зорьки. Здесь же все выглядело по-иному. Чего проще заявить: мне тоже, молодому, нужны женские ласки, поэтому Видана отныне моя, и только моя, наложница? Никто, даже тот же Твердята, и полслова не скажет. Но, достигнув временного удовольствия, он сам себе подложит большую свинью на будущее. Во-первых, рядом восьмилетние княжичи, которые уже сейчас чувствуют себя полноправными князьями с тысячами подданных, – как им объяснить, что какая-то случайная девка заняла место княгини Зорьки? Во-вторых, наложницы хороши, когда их несколько, тогда они только о том и думают, кто из них первая полюбовница, в единственном же виде любая из них тотчас начинает себя чувствовать полновесной супружницей. А ведь даже Зорька не была его законной женой. Привезя из Липова три года назад его сыновей, она просто стала жить в его княжеских хоромах и благодаря своему покладистому характеру и как мать княжича Тура быстро превратилась для его новолиповских подданных в «княгиню Зорьку», хотя все знали, что на севере, в Липовее, продолжает хозяйничать его настоящая жена из наследственных князей – княжна Всеслава. Размениваться же на вдову простого полусотского было как-то уж совсем не с руки. Ну а в третьих, в самых главных, она просто ему не нравилась сама по себе.
Еще накануне Корней доложил о Видане все подробности. В свои двадцати шесть лет она сменила уже трех мужей, дважды рожала, но оба ребенка не дожили и до месяца, последний муж даже несколько раз поколачивал ее за то, что она лезла в его войсковые дела. Среднего роста, крепко сбитая, с задорным курносым носом и беспокойными настороженными глазами, она именно на наложницу Твердяты и выглядела. Но просто так дать ей от ворот поворот тоже было не совсем прилично. Ведь именно ей Дарник со всеми гридями был теперь кругом обязан. Да и руку его ночью никто не заставлял к ней тянуть, сам сподобился.
Явившийся с привычным утренним докладом Корней добавил новую порцию дегтя в сладкий ночной мед. Твердята и в самом деле пытался проникнуть в повозку Виданы, но дозорные-смольцы со своими цепными псами общими усилиями сумели отбиться от него. Дарника одновременно и разозлила, и восхитила ложь ночной обольстительницы. Это же надо: действовать решила сразу и вдруг, чтобы он просто ничего не успел сообразить о нежелательных для себя как князя последствиях.
Разумеется, ночное похождение Виданы не осталось незамеченным в утесном стане, и Рыбья Кровь беспрестанно ловил на себе пытливые взгляды как воинов, так и женщин. Единственный, кто нарочито не смотрел на князя, был Твердята. Видана тоже держалась особняком, но при этом ухитрялась ему совсем по-девчоночьи строить издали глазки, что тоже не ускользало от внимания окружающих. Ну что ж, ты свое за это получишь, зло решил Дарник.
Сразу после утренней трапезы он, не давая никому расходиться, занялся распределением обязанностей.
– Что же ты позволил Видане командовать вами, мужами, как малыми детьми? – обратился он к вожаку смольцев Дулею.
– Да она сама… Она и раньше… Я в веже за главного остался, когда она поехала… – неловко мямлил тот.
– Он не виноват. Я сама стала распоряжаться. Он хороший вожак, – вступилась за Дулея Видана.
– Ты это говоришь сейчас как воевода или как просто вдова полусотского? – холодно спросил князь.
– Я даже не знаю. А какая тут разница?
– Если ты меня перебила как воевода, то тебя сейчас разденут и привяжут на сутки к позорному столбу. Если как вдова, то впредь будешь молчать, пока тебя не спросят.
Лицо Виданы пошло пятнами от обиды, пару раз она открывала было рот, но так ничего и не рискнула сказать.
– Ты же, Дулей, если позволишь еще в своей ватаге кому-то распоряжаться, не только слетишь с вожаков, но год будешь носить женское платье.
Гриди встретили обещание князя дружным хохотом.
– Тем, кто остался без напарника, сегодня же найти себе пару, – продолжал Рыбья Кровь. – Это всех касается, – князь выразительно глянул на Твердяту. – Иначе будете получать наказание в тройном размере. Видана же, раз так любит командовать, будет у нас вожаком женской ватаги, а то, боюсь, мне самому с ними никак не справиться.
После того как все было окончательно распределено, оставалось лишь развести всех по работам, но тут возникла новая закавыка. Оказалось, что всю неделю гриди только о том и мечтали, чтобы не походить на ромейских рабов в каменоломнях. Грива так при всех и высказал:
– Для вчерашних смердов и людин долбить землю сподручнее, чем княжеским гридям.
– А вам что? – слегка нахмурился Дарник.
– Нам дозоры, охота, рыбная ловля, заготовка сена и дров, – как давно обдуманное, перечислил воевода.
Рыбья Кровь чуть призадумался:
– Хорошо, пусть будет по-вашему. Только тот, кто строит селище, будет в нем и хозяином. Будет занимать лучшие каморы, принимать добытые вами припасы, выдавать вам харчи и ругать вас за утерянные наконечники стрел.
Теперь пришла очередь скрытно поулыбаться смольцам. Сами того не желая, гриди достигли обратной цели: вместо того чтобы возвыситься над ополченцами, приговорили себя к положению бездельников-охотников.
– Почему ты мне не отдал ватагу смольцев? – сразу после сборища упрекнул князя Корней. – Кто я теперь: хорунжий без хоругви, без сотни и даже без ватаги?
– Забудь наши прежние войсковые чины, – спокойно посоветовал Дарник. – Покажи свое превосходство в простой жизни и станешь вожаком.
– И как мне его показать? Лучше всех киркой махать? – пробурчал хорунжий.
– У нас где-то имелась ромейская лебедка, которой мы повозки вытягивали. Достань ее и вытягивай воду из речушки.
Корней озадаченно воззрился на князя, соображая, что тут и к чему:
– И что, мне заявлять это как собственную придумку?
– Ну а чью же еще? – только и ухмыльнулся Рыбья Кровь.
В тот же день, выпросив у князя в помощники Свиря, Корней соорудил из жердей помост, выступающий за край обрыва, а на нем установил лебедку. Один человек, крутя ее ручку, отныне легко поднимал снизу не ведро и не бадью, а целый бочонок воды. Для прежних водоносов с ведрами это стало поистине огромным облегчением.
