Боксер-4: назад в СССР (СИ) - Гуров Валерий Александрович

— Молодец, так держать, — произнес Григорий Семенович в перерыве. — Все правильно делаешь. Только единственное что — контролируй его правую руку. Он ее пока что толком и не включал — значит, бережет и готовится поработать ей попозже. Сюрприз тебе устроить хочет.

Я кивнул. Хитрость с правой рукой я и сам заметил. Хорошо бы теперь удержать в центре внимания все, что мне нужно.

Во втором раунде я почувствовал, что моя функционалка действительно начала немного проседать. Соперник работал все так же мощно, но на этот раз пару раз ворвался на ближнюю дистанцию. Это тревожный сигнал. При этом правую руку он до сих пор на полную силу не подключал — только время от времени обозначал ей удары по корпусу. Это означало две вещи. Во-первых, мой противник приберегал что-то в качестве «контрольного выстрела» и не хотел раньше времени светить свои козыри. А во-вторых, он, в отличие от меня, после первого раунда нисколько не устал: во всяком случае, выглядел и работал он с точно таким же напором и расчетливостью.

К моему сожалению, приходилось признать. что его тактика начинала срабатывать. Я начал все чаще замедляться и пропускать его на ближнюю. У меня возникло ощущение, что я осознаю свои движения уже после того, как их совершил. А это значило, что я уже сильно заторможен. Плохой признак! Тактику надо менять!

А вот и долгожданный сюрприз!

Как и следовало ожидать, именно в тот момент, когда я немного подустал и ослабил внимание, соперник все-таки подключил правую руку. Сильнейший двойной удар голова-корпус! Перед глазами все поплыло, соперник и зал с гудящим гулом переместились куда-то в правый верхний угол моего обзора, что-то твердое ткнулось во все мое туловище… и я вдруг осознал, что лежу на полу ринга. Этого еще не хватало! А я ведь видел этот удар, я отреагировал на него вовремя — поставил хороший блок!

Да, вот это знатно меня болтануло! И это я еще подготовился к удару! Что же случилось бы, если бы я не был готов? Ладно, все эти лирические размышления сейчас вообще не к месту.

Рефери тем временем начал отсчет нокдауна. Я приподнял голову и увидел, что мой соперник стоит в нейтральном углу и вскидывает руки. «Ага, гаденыш, решил, что я уже не встану? Рано обрадовался!» — подумал я, и, приложив все усилия, на которые был способен в этот момент, приподнялся с пола и встал на ноги. Тело гудело, голова как будто вращалась на центрифуге, руки отзывались где-то очень далеко… но встать сейчас было жизненно необходимо.

Внезапно в звенящей и как будто опьяневшей голове пронеслись картинки из зрительного зала. А там сидели отец, Яна, Ленка, где-то недалеко от выхода на ринг бродила Алла со своим чемоданчиком… Да черта с два я лягу! У меня просто не было другого выбора, кроме как встать и продолжить драться!

— Будешь продолжать? — спросил рефери, внимательно глядя в мои глаза.

Я поднял руки, давая знак рефери, что готов биться дальше. Бой продолжился! Но вот ощущения мои теперь были уже совсем другими. От пропущенного удара я практически встал на ринге, как столб — сил и скорости порхать по нему, как до падения, у меня уже не было. «Значит, теперь главное — держаться на ногах и хотя бы отбивать его удары, если уж на свои меня не хватит», — подумал я, стараясь реагировать на атаки соперника вовремя, а не как в тот раз.

Кажется, пусть и с большим трудом, но у меня это получалось. Во всяком случае, попытки противника меня добить ни малейшим успехом не увенчались. Я твердо стоял на ногах и был уже готов отбить очередной его удар, как прозвучал гонг, извещающий о завершении второго раунда.

— Мишаня, — обеспокоенно произнес Григорий Семенович в перерыве, внимательно меня оглядыаая. — Давай-ка я тебя сниму, а? Что-то мне не нравится совсем твое состояние.

— Не надо, — просипел я, глотнув предложенной мне воды. — Доработаю до конца.

— Ты смотри, чтобы этот конец раньше не настал! — сердито возразил мой тренер. — Это не Сталинградская битва, здесь подвиги не нужны!

— А это не подвиг, — сказал я. — Я могу работать, если из-за каждого пропущенного сбегать — что это за бокс такой?

— Каждого, да не каждого, — проворчал Григорий Семенович. — Я же видел, с каким трудом ты очухался, чтобы встать. Ну? Последний раз спрашиваю — может, мне тебя снять? Поедешь к врачам, оклемаешься, потом придешь в форму, в другом бое победишь?

— Не надо, — как можно тверже ответил я.

— Будете продолжать? — в нашем углу появился рефери, пристально смотревший на меня.

— Продолжаем, — подтвердил Семёныч.

С этими его словами я отправился обратно на ринг, напоследок увидев, как Григорий Семенович скептически качает головой. Как бывший тренер я вполне мог его понять. Со стороны мой внешний вид наверняка не внушал большой уверенности не то что в моей победе, а и вообще в способности устоять на ногах при первом же ударе. И конечно, ему хотелось предложить мне скорее больничную койку с капельницей, чем бой на ринге. Однако это был не просто один из боев, проходивших в рамках турнира. Ну и к тому же, если бы я действительно был не в состоянии продолжать, Семеныч бы меня ни хрена не слушал.

А так это был еще и мой, личный бой. Я бился за то, чтобы ни «армейцы», ни кто-либо еще никогда не смели думать, что могут меня опрокинуть из-за личной неприязни. И в этом смысле я бился за всех наших ребят-динамовцев, которые по разным причинам были сняты с соревнований. А главное — я сражался за право продолжать заниматься боксом в этой жизни, за то, чтобы доказать, что я — настоящий боец и достоин носить это звание. За то, чтобы ни у кого не оставалось ни малейших сомнений в том, что бокс — это мое призвание. За шанс добиться в этой жизни всего, чего не удалось достичь в предыдущей. Я не имел права проиграть — прежде всего, перед собой.

Но для этого нужно было понять, какую тактику мне выбрать в последнем раунде. Поскольку порхать по рингу я уже был не в состоянии, а на простом отбивании ударов победы не построишь (да и ненадежное это дело — пропустить можно в любой момент, что я с успехом и доказал чуть ранее), я принял, как мне показалось, единственное правильное решение… оставшееся в моей ситуации.

— Последний раунд, — объявил рефери. — Бокс!

Сразу после удара гонга соперник полетел на меня. По всей видимости, он рассчитывал, что я, ослабленный произошедшим во втором раунде, не устою, и если не от первого, то уж от второго или третьего удара точно упаду и не смогу больше подняться. А может быть, даже не успею закрыться и приму первый же удар. Однако вместо этого я постарался как можно плотнее укрепиться на обеих ногах и встретил атаку соперника хорошей двойкой.

Мой противник даже не сумел скрыть своего удивления от такой резкой смены тактики. Однако, будучи крепким и опытным бойцом, отреагировал молниеносно. Началась рубка. В какой-то момент я рефлекторно, даже не задумываясь об этом, применил Филадельфийскую защиту, или, как ее еще называют, защиту раковиной. Выставив вперед плечо передней руки, я закрыл таким образом подбородок, одновременно прикрывая нижней ее частью печень и селезенку. Другая же рука в таком положении попросту «болтается» в районе пояса, и противнику практически невозможно понять, как она будет работать.

Именно этим я и воспользовался. Грамотное применение Филадельфийской защиты позволило мне не только закрыться от атаки соперника, но и нанести свой, решающий удар, неожиданно срубив его крепким движением руки в его печень. Этому удару меня научили кубинцы, и теперь я мысленно благодарил Себастьяна Фундору и его друзей за такую полезную, а главное — своевременную — науку. И вот теперь пришла и моя очередь лицезреть своего соперника лежащим на полу. Кажется, это вызвало у него еще большее недоумение, чем моя смена тактики. Впрочем, несмотря на явную тяжесть в движениях и боль, он все-таки встал обратно на ноги. И в этот момент прозвучал такой долгожданный гонг.

Честно говоря, победитель не был очевиден до самого конца. Да что там — будь я сторонним наблюдателем, я бы и сам затруднился решить, кому отдать победу. Оба — и я, и мой соперник — дрались профессионально, качественно, грамотно применяли различные тактики, оба по одному разу упали и встали…