Игрок 2 (СИ) - Риддер Аристарх

Но за две недели до отъезда Ирина выела ему мозг чайной ложечкой.

Узнав, что муж едет в Крым, она чередовала лесть и истерики, пока не добилась своего. Последней каплей стало отключение горячей воды в московской квартире.

Юрий был назван бессердечной скотиной, который заставляет женщину страдать и позорно капитулировал.

Но регулярные скандалы были не единственной причиной, по которой прокурор не хотел брать с собой жену. Он знал про пагубное увлечение Ирины азартными играми.

Все московские катраны находились в ту пору под крылом у всемогущего Комитета. Там проводили время не только подпольные воротилы и «цеховики», но и заскучавшие в «правильной» советской действительности иностранные дипломаты и специалисты, которых вербовали лихие контрразведчики.

Кто-то мог погореть на растрате казённых денег, которые за карточными столами улетали, как листья при первых заморозках. Другие попадались на адюльтере с роковыми русскими красавицами. Специалисты госбезопасности ко всем могли подобрать ключик.

В минуты близости Ирина уверяла мужа, что никогда не переходила грани морали и исключительно «морочила голову» своим подопечным, оставаясь призом желанным, но недостижимым.

«Когда мужчина получает то, что хочет, женщина ему уже неинтересна», — бесстыдно откровенничала она, заставляя Юрия мучительно стискивать зубы от злости. Он всё равно не верил ни единому её слову.

Потому прокурор Белогорский и ненавидел картёжников. В каждом игроке, шулере, катале, он видел тех, в чьём обществе пропадает его жена по ночам, после чего возвращается, пропахшая алкоголем и табачным дымом.

Приехав в Крым, он тут же отправил жену в круиз, чтобы она не путалась под ногами и не мешала расследованию. Но она даже там умудрилась вляпаться в неприятности.

Мало того что впутала этого Евстигнеева, человека мутного, со столичными связями. Она ещё и проиграла, просрала… пролюбила бесценный перстень от Картье, дореволюционной работы.

Его первый подарок, с которым Юрий когда-то просил у Ирины руки и сердца.

— Что значит «если верить»? — моментально вызверилась на него жена. — Хочешь сказать, я брешу? Ты меня сейчас сукой назвал?

Белогорский снова поморщился. Голос Ирины, который он когда-то обожал, звучал скрипуче, словно старый ставень на ветру.

Он вдруг с каким-то странным облегчением почувствовал, что эта женщина, по-прежнему превосходно выглядящая, изящно одетая и вкусно пахнущая, не значит для него абсолютно ничего. Совершенное пустое место.

От этой удивительной свободы у него вдруг даже немного закружилась голова.

— А ты у грузина своего спрашивала? — переспросил он сухо, никак не реагируя на всплеск эмоций.

— У какого ещё⁈ — вылупилась Ирина, ещё не чувствуя в муже этой перемены. — Что ты там навыдумывал⁈

— Того, который Жоржик. Подельник твой, напарник или ёбырь, — зло выплюнул Белогорский. — Думаешь, мне не докладывают о твоих похождениях? В лицах и в красках.

— Он просто знакомый! — супруга так возмущённо захлопала глазами, что прокурор понял — переигрывает.

— Твоего знакомого нашли под Батуми в оросительном канале, — с удовольствием проговорил Белогорский, — по частям.

Он всмотрелся в лицо Ирины, привычно, словно на допросе, изучая, что за эмоции на нём промелькнут. Почему-то с болезненным любопытством он ожидал, что Ирина расстроится.

Но увидел в ней только страх. Ужас человека, которого миновала смерть, забрав кого-то рядом. Боязнь за собственную шкуру, прожжённой до мозга костей эгоистки.

— Его убили, да⁈ — спросила Белогорская.

— Думаешь, он сам отрубил себе обе руки, перед тем как утопиться? — поинтересовался прокурор. — Как он оказался на берегу? Почему Евстигнеев прилетел в Крым до окончания круиза? Что у вас там, чёрт возьми, произошло⁈

— Юра, ты только не кричи, — Белогорская села на стул, сложив руки на коленях, и заговорила вдруг быстро и сбивчиво — Я тебе сейчас всё расскажу… Это Жорж… Всё он придумал. Я тебя не обманываю, мы просто знакомые. Лет пять не виделись или больше… Там французы плыли… Целая делегация. И один для жены украшения вёз, к моему перстню был бы полный гарнитур! Жорж знал, что сам не вытянет игру…

— А Евстигнеев, твою мать, там откуда взялся⁈

— Да как чёрт из табакерки, — закивала для убедительности Ирина. — Но играет он как бог, я то уж специалистов повидала. И денег у него много, в этом я тоже разбираюсь. Он на кон сто тысяч поставил и не моргнул даже. Другие нервничают, потеют… глаза у них дёргаются или пульс учащается. А этот как неживой. Он выигрыш сгрёб и спать пошёл… А Жорж разозлился…

— Погоди, — произнёс Белогорский, холодея внутри от собственной догадки, — ты натравила этого кретина, чтобы он ограбил Евстигнеева?

— А что, надо было позволить ему вот так просто уйти⁈ — в голосе Ирины прорезались прежние истеричные нотки, — с моими деньгами уйти⁈

Шлёп!

Тело Белогорского сработало быстрее, чем сознание. Наотмашь он отвесил супруге пощёчину. Удар получился не сильным, но звонким и хлёстким, таким, что Ирина от неожиданности взвизгнула и, схватившись за горящую щёку, в ужасе присела.

— И-ди-отка! — по слогам проговорил прокурор. — Какая же ты идиотка! Твой Жоржик крутился с грузинскими ворами в законе. А если этот Евстигнеев откупился от них своим выигрышем? Ты хотя бы понимаешь, что теперь этот перстень может всплыть где угодно. Да его могут завтра Галине Брежневой предложить! Ты же знаешь, она скупает всё, как сорока!

— Юра, а у тебя он откуда? — прошептала Белогорская, впервые задавшись подобным вопросом.

Откуда у скромного прокурора антикварные украшения. Деньги на кооперативную квартиру и новые «Жигули». Импортные шмотки.

Ирина, благодаря роду своей деятельности, крутясь всё время среди нетрудовой роскоши, принимала всё это как должное. И только сейчас она задумалась, откуда это всё.

— Не твоё дело, — пробурчал Белогорский, выпустив пар.

Не будет же он объяснять этой дуре, как положил этот перстень в карман во время обыска. Уголовный розыск брал банду, промышлявшую грабежами у ювелиров. Живых свидетелей они не оставляли, так что сопротивлялись отчаянно и во время захвата полегли все.

Так что претензий ни у кого не будет, решил Белогорский. И жертвы, и их убийцы отправились в землю. А двумя неделями позже, когда счастливый прокурор уже сделал предложение своей избраннице, он увидел описание перстенька в материалах уголовного дела.

Кто-то из родственников вспомнил о пропавшем имуществе. Так что попади эта побрякушка в руки коллег Белогорского, и начнутся неприятные вопросы, которые неминуемо приведут к семейной чете. А дальше стоит потянуть за верёвочку…

— Не ной, — бросил прокурор своей совершенно расклеившейся супруге, — сиди и не рыпайся. Я всё решу.

— А ну-ка, Михалыч, раздавай! — Как-то даже лихо сказал дядя Митя, старый сморчок, который годится мне не то что в отцы, в деды, когда приковылял в палату после перевязки в процедурном кабинете.

Не знаю, зачем такому как он больницы, битый, ломаный, шитый, перешитый старикан, казалось, лечился святым духом, сигаретным дымом и сорокоградусной, ну как без неё.

Во всяком случае, такое у меня сложилось впечатление, когда его только привезли в больницу, после того как при разгрузке старенького «Студера» на этого вредного старикана свалился не что-нибудь, а целая свиноматка весом далеко за два центнера. В колхоз, где этот старый хрыч работал свинопасом и разнорабочим, привезли свиней совершенно нехарактерной для Украинской ССР породы — эстонская беконная.

Свиноматка от столкновения с украинской реальностью в лице дяди Мити не пострадала и заняла своё законное место на свинокомплексе, а вот послуживший своеобразной подушкой безопасности для парнокопытной живности свинопас угодил в больницу с парой сломанных рёбер.

И когда он только появился в палате, то на дядю Митю было больно смотреть, настолько его подкосил запрет курить и перспектива пропустить юбилей какого задушевного друга.