Шок и трепет 1978 (СИ) - Арх Максим

— А никто это под сомнение и не ставит, — неожиданно успокоился генерал, перейдя на спокойный тон. — Ты в армии, а у нас, братец, на службу берут только с восемнадцати лет. Так что с этой стороны всё нормально. Там дело в другом. При призыве военкомы не учли, что ты учишься во ВГИК.

— И что?

— Как это, что? Раз ты учишься, то тебе положена отсрочка от прохождения воинской службы!

— Отсрочка⁈ — обалдел я.

— Да! Так что, собирайся.

Но я не сдвинулся с места. В голове был сущий кавардак. Однако через пару секунд оцепенения я всё смог припомнить важную информацию.

— Нет! Нет таких законов в нашем времени! Они позже будут введены! Так что никакой отсрочки мне не полагается!! — вспомнив, что подобные отсрочки будут ближе к девяностым, обрадовано закричал я.

— Уже есть! — ухмыльнулся генерал-майор и, подозвав адъютанта, получил от того папку, в которой оказался один единственный лист. — Вот постановление Совета Министров.

Получив в руки документ, ознакомился с ним, и поднял на Петрова глаза, прошептал:

— Это индивидуальное постановление? Только для Васина?

— И что тут такого? — забирая документ из рук, ухмыльнулся генерал. — Правительство приняло решение. Наше дело — выполнять. Понял? Так что, давай, выполняй!

— Это не честно! — вновь прошептал я, опустив руки.

— Честно — не честно, это всё демагогия и к делу не относится. Есть приказ — выполняй. Или ты хочешь, чтобы тебя по болезни комиссовали?

— По какой ещё болезни?

— По лунатизму. Из-за него же ты из части моряков ушёл⁈

На это мне возразить было нечего. Система решила меня вернуть в лоно и, невзирая ни на что, собиралась это сделать любыми способами.

По всей видимости, теперь у меня остался один единственный шанс. И я решил им воспользоваться.

— Товарищ генерал, скажите: вы хотите, чтобы с моей жизнью было окончательно покончено?

— Что за чушь ты себе в голову вбил⁈ Мы все желаем тебе только счастья, — удивился собеседник.

— Раз так, то тогда зачем вы хотите, чтобы я попал в тюрьму?

— Никто тебя ни в какую тюрьму не посадит! Выкинь это из головы!

— А я говорю, что посадят. Я в этом уверен!

— А я говорю, что нет — не посадят!

— А я говорю, что — да! И знаете почему? — спросил я собирающегося продолжить спор генерала и, не дожидаясь его ответа, закончил свою мысль: — А потому, что я им буду грубить!

— Грубить? Зачем? — не понял тот.

Пришлось объяснить более детально.

— Всё очень просто. Грубить я им буду потому, что они не захотят давать мне свободу действий. И как результат — сразу же будут посланы на все стороны света. И всё, работа встанет.

— Гм, но ведь можно же быть менее грубым и не посылать всех и вся, — заметил Петров.

— Нет, нельзя! Я сейчас слишком зол на весь мир, чтобы быть сдержанным и благоразумным. А потому и прошу, дать мне возможность избежать встречи с факторами раздражения!

— И что ты предлагаешь?

— Оставить меня здесь, — громко и чётко ответил я, услышав, что за закрытой дверью кто-то упал, добавил: — Тут мне будет спокойней. Да и не посадит никто. А если и посадят, то лишь на гауптвахту, послужу подольше и ничего более страшного.

Глава 29

Высокие гости

Генерал-полковник Петров решил, что теперь, когда я найден, можно не торопиться. Поэтому отпустил меня восвояси, сказав напоследок, что ему нужно связаться и посоветоваться с Москвой.

Я был не против, но прежде, чем уйти, поинтересовался о здоровье Петрова младшего, который, как оказалось, является сыном генерала.

Петров старший, расстроенный моим упорством, был не многословен. Сказал, что врачи делают всё возможное и выразил надежду, что вскоре его отпрыск пойдёт на поправку.

Я тоже выразил надежду и, отдав честь, развернулся было отбыть в казарму, но был остановлен. Генерал-майор просто и без затей отдал распоряжение командиру части, а тот, в свою очередь, довёл его до личного состава в моём лице, сказав:

— Жить будешь пока там же, где ночевал давеча — в учебном кабинете!

— А Кравцов за тобой присмотрит! — ехидно добавил Петров.

Я, было, запротестовал, сказав, что в казарме меня ждут мои будущие боевые товарищи. Но этот здравый посыл остался абсолютно безответен, и вызвал лишь хмурые, неодобрительные насмешки высшего командного состава.

Пререкаться смысла не имело, и Васин, отсалютовав на прощание, направился в своё новое жилище.

Прибыв в расположение класса, я, первым делом, решил выкинуть, хотя бы на время, солдатский язык из обихода и, упав на скрипнувшую пружинами металлическую кровать, быстренько проанализировал текущее положение.

А оно, как казалось, было вполне неплохим. Да что там говорить, оно было просто превосходным. Сейчас всё шло даже лучше, чем можно было бы предположить. Мало того, что я был найден, а не пошёл на попятную, позвонив в Москву, так ещё и сам генерал Петров примчался по мою душу.

«А генерал, товарищи мои, это вам не хухры-мухры. Генерал — это всё-таки генерал! Да тем более — не просто генерал, а генерал, который мне симпатизирует и достаточно неплохо продвинул как меня, так и группу 'БАК» с «Импульсом». А это значит, что он меня, скорее всего, в беде не бросит, и будет помогать. Так получается? Так! Тут главное, с моей стороны, палку не перегнуть. Принципиальность — это хорошо, но если совершенно не идти генералу на уступки, то очевидно, легко можно будет из симпатии вызвать антипатию. Что же касается компромисса, то на этот раз я не собирался идти на те компромиссы, которые мне были предложены в прошлом. Я собирался вложить в головы просящей стороны такую идею, которую бы они озвучили сами, считая её своей. А, как озвучат, я, естественно, поломаюсь немного и,в конечном итоге, соглашусь. И все будут счастливы. Они от того, что я выполнил, якобы их волю. А я, что они выполнили мои условия.

А они — условия, у меня, в общем-то, просты. Я хочу творить. Хочу, чтобы меня не напрягали. Хочу получать честно заработанное. И хочу, чтобы в тюрьму, о которой уже несколько раз заикался Кравцов, меня не посадили. Условия простые, но в тоже время решающие. Особенно последнее, которое, по словам КГБшника, буквально висит у меня над головой.

Нет, тюрьмы я не боялся. И там люди живут. Но попадать туда категорически не хотел, ибо это не только потеря свободы и здоровья, но и времени. А время, в данном случае, не только имеет весомую финансовую сторону, но и другую, возможно большую и существенную ипостась. Ведь своими действиями, постоянно меняя историю страны и мироздания я, возможно, отсрочу или вообще предотвращу гибель Страны Советов'.

Хорошенько обдумав последнюю фразу, вспомнил о придуманном мной недавно методе и посмотрел на часы. Они показывали, что до обеда ещё далеко. А это значило лишь одно, можно выкинуть философию из головы и делом заняться.

Встал с кровати, подошёл к стоящим у стен шкафам.

Обыск полок и ящиков долгого времени не занял. И уже через пару минут, найдя искомое — стопку бумаги и цветные карандаши (что было, то и взял), я сидел за учебной партой и писал комедийный сценарий, по которому, возможно, в дальнейшем у меня получится снять фильм.

А ведь, в том числе и для этого, я нужен нашему начальству. Именно желание того, чтобы я начал съёмки одного или даже нескольких новых фильмов, это и есть истинная цель уговоров-переговоров. В этом я иллюзий не испытывал. Уж слишком лакомый кусок я продемонстрировал руководству страны, чтобы они от него так просто отказались. Миллионы долларов, фактически ни за что. Десятки, сотни миллионов ежемесячно появляющиеся из ниоткуда. Разве это не магия? Разве это не счастье? А если учесть, что миллионы, в скором времени, превратятся в миллиарды кинодолларов, то с такой вот подсадки на киноиглу не так просто и слезть. Меркантильно, конечно, звучит, но, тем не менее, из песни слов не выкинешь. Деньги, именно деньги правят миром! Как не прискорбно это признать…