Заморозки (СИ) - Щепетнев Василий Павлович
Сегодняшняя партия может стать решающей. В кино или в книжке счёт должен сравняться, пять — пять. Для пущего драматизма. Но это, пожалуй, перебор. Слишком уж литературно получится. В жизни, конечно, всякое бывает, но не нужно литературщины. Не нужно.
Буду играть на максимуме, и будь что будет — именно это я продумал за две-три минуты, продумал — и уснул.
Проснулся за секунду до того, как меня стали тормошить девочки. Массаж, душ, процедура одевания. Она упростилась: строгий костюм, ордена, всё серьёзно, без долгих размышлений, какой галстук повязать. Шахматисты суеверны: если в этом костюме я выигрываю, то и далее играть следует именно в нём. На страх сопернику — вдруг он верит в приметы? В матче это работает особенно заметно: соперник-то один и тот же, ему мои костюмы и галстуки известны.
Спускаемся вниз. Идём пешком, по тому же переулку, где на нас напал Рахитик с командой. Опять же из суеверия: в тот день я переломил течение матча, значит, ничего менять не нужно. Правда, нас сопровождают трое полицейских — это Миколчук настоял. Полицейские были не против: наш матч пользовался огромной популярностью и у полицейских, всякому будет лестно сказать когда-нибудь небрежно: «Чижик? Знаю, знаю, я его охранял во время Великого Матча».
Да, филиппинская пресса пишет: «Великий Матч». А вслед за ней и мировая. Я вчера слушал по шведскому радио, спортивный комментатор Даниил Хильдебранд так и сказал —
Великий Матч. То есть заглавные буквы я не расслышал, но мне показалось. Почему Великий? Очень напряжённый. Пока единственная ничья — такого прежде не бывало. И гроссмейстеры отмечают высочайший уровень игры. Сам Фишер сказал, что Карпов и Чижик играют с ним в одной лиге.
И филиппинцы гордятся, считают, что именно благодаря им матч стал Великим. А как же иначе? Такие болельщики! Такой город! Такие призовые!
Насчёт призовых они правы стопроцентно.
В своей комнате отдыха я снял легкий найлоновый плащик, привёл себя в порядок. За пять минут до начала партии вышел на сцену, на растерзание фотографам. Не забыв надеть «шахматные» очки.
Встретили меня одобрительным гулом и умеренными аплодисментами.
Оранжевых балахонов не было. Уже хорошо. Миколчук подал официальный протест, связав их присутствие с нападением на нас. Доказать это он не мог, но организаторы предпочли уладить дело миром. Или так решила «Ананда Марга», не желая привлекать к себе внимание.
И без балахонов зал переполнен, что не удивительно: теперь каждая партия может поставить в Великом Матче точку. Например, сегодняшняя. Обидно пропустить финал.
Удивительно другое: Карпов запаздывал. Это для него нехарактерно: он аккуратист, любит порядок. Как, впрочем, и я.
Фотографы поснимали одинокого меня. Ровно в семнадцать главный арбитр матча Лотар Шмидт дал сигнал: начинайте.
Я поставил пешку на с4. Английское начало.
Опоздал, не опоздал, а время-то идёт. Время Карпова.
Спустя минуту и он показался на сцене. Зал встретил его овацией. Да, за Анатолия болеют больше, по крайней мере, сегодня. Если победу одержу я — шахматному празднику конец. Если победит Карпов, накал матча станет вообще ослепительным.
Карпов был в маске. Разовой медицинской маске, их продают в каждой аптеке, по шесть штук за песо. Если кто-то болеет, то на работу выходит в маске — чтобы не заражать других. Больничный? Тут вам не Советский Союз, где с насморком берут оплачиваемый больничный. Тут многим больничный вообще не положен, а те, кому положен, идут за ним в крайнем случае: часто болеющий — первый кандидат на увольнение.
Карпов быстро подошел к Шмидту, извинился за опоздание, подошел к столу. Сухое короткое рукопожатие. Лицо, хоть и закрыто маской, но видно, что сердится. Возможно, думает, что это из нашей команды светили ему в окно лазером и гоняли лифт вверх-вниз по ночам в его отеле. Кстати, не исключаю стопроцентно: чем занимались помощники Миколчука ночами, не имею понятия. Не исключаю, но крайне сомневаюсь. Конечно, попасть в отель Карпова и кататься ночью на лифте можно, но это требует денег на взятки гостиничным служащим, и взятки немалые. А вдруг и не возьмут? А еще задержат? Не-не-не. Деньги лучше пустить на личные нужды, костюм купить, магнитофон, что-нибудь полезное. А начальству доложить о выполнении.
Рукопожатие сухое, а ладонь горячая и влажная. И глаза нездоровые, местами даже мелкие субконьюнктивальные кровоизлияния. Лицо красное, отёчное. И сидит он в кресле бочком, неловко.
Он сделал ответный ход. Эге, а на кистях еще и сыпь. Одно к одному: болеет Карпов. И серьезно болеет.
Что делать?
Сказать Карпову, что он болен? Это он и без меня знает, раз маску надел.
Посоветовать обратиться к врачу? В команде Карпова врачей нет. Он сейчас в Америке живёт, Карпов. Привести с собой на неопределенное время хорошего американского врача — это не дорого, это очень дорого. Да не каждый и согласится. Плохого врача привезти дешевле, но зачем нужен плохой врач? От Шафнира я знаю, что Карпов договорился: в случае необходимости он сможет обратиться к врачам американской базы, но обращался, нет?
Главное же, что в сегодняшней ситуации я не рискую обращаться к Карпову во время игры. По регламенту во время партии участникам общаться нельзя, можно лишь предложить ничью или сказать «поправляю», если нужно поправить фигуру. Иные разговоры могут сбить с настроя, повлиять на результат, вызвать протесты.
Сделана первая дюжина ходов. Я применил новинку. Карпов задумался. Надолго.
Я решился. Встал, и подошёл к судейскому столику. Это регламентом допускается.
— Господин Шмидт, — обратился я к главному судье, тихо, но чтобы слышали его помощники, сидевшие рядом. — Я — дипломированный врач. По моему профессиональному мнению, у господина Карпова — инфекционное заболевание.
Шмидт ответил без промедления:
— Мы знаем. Представитель господина Карпова, господин Шамкович, предъявил нам врачебное заключение, сделанное сегодня в час пополудни: у господина Карпова простудное заболевание, не представляющее опасности для окружающих при условии ношения господином Карповым медицинской маски, что он и выполняет. И в зале присутствует врач, аккредитованный на матч, а снаружи стоит карета «скорой помощи».
— Тем не менее, прошу мое заявление занести в протокол партии, — сказал я, и вернулся на место.
Занесут. Куда денутся. Их трое, судей, немец, филиппинец и француз, никакого единства, попробуй, не занеси. Да и почему бы не занести?
Карпов сделал свой ход. Не самый лучший, но хороший.
Я ответил.
Карпов продумал пятнадцать минут, и опять сделал хороший ход.
Я опять ответил сразу — всё шло по наработкам.
Карпов опять задумался. Обхватил голову руками. А потом молча повалился лицом на шахматные фигуры.
В зале не сразу поняли в чем дело. И судьи, похоже, тоже.
Я поднял обе руки, пусть все видят, что я не прикасаюсь к Карпову, и сказал громко, очень громко:
— Врача! Немедленно врача!
Врач появился через минуту.
Он начал колдовать над Анатолием, потом посмотрел на меня:
— Что с ним?
Хороший вопрос, да. Местное население обращается к знахарям, умеющим без операции извлечь опухоль из тела, хилерам. Ну, так оно думает, население, что это опухоль, а не ловкость рук. И считает, что их филиппинские врачи — бестолочи, только и способны выписывать счета. А хилеры лечат бесплатно, не отказываясь, впрочем, от добровольных подаяний.
— Сейчас это просто обморок на фоне гипертермии и гипервентиляции. Предполагаю, что у господина Карпова лихорадка Денге.
— Я тоже так считаю, — важно заявил доктор. — Нужно везти больного в госпиталь, вы согласны?
— Разумеется, коллега, вы совершенно правы.
Санитары с носилками были уже здесь, что хорошо, то хорошо. Карпова бережно извлекли из кресла, уложили на носилки и быстро-быстро понесли к выходу.
Молодцы.
Нам бы таких санитаров, на нашу «Скорую…» — рослых, сильных, проворных. Правда, платят им здесь больше, чем у нас врачу, фельдшеру и водителю «Скорой» вместе взятым. Каждому. А санитаров на нашей «скорой» давно нет. Вымерли.