Виктор Глумов - Враги по оружию
Секретарь с ног сбился, подготавливая сводки, бегая за генералом к радистам, на совещание с высшими офицерами. Продвижение на Москву шло без сюрпризов и досадных заминок: никто не поломался на переправе, никто не отстал.
Горожане просыпаются поздно — Москва еще спала, а к ней уже шла армия Омеги, катили танкеры, пылили грузовики, полные солдат в черной форме. С неотвратимостью грозового фронта на Москву надвигалась судьба.
* * *Отряд Маузера тщетно-пытался занять выгодную позицию, точку, с которой удобно будет обстреливать машины Омеги. Накатывало отчаяние: Артур понимал, что перед танкерами они — как ползуны. Толку с винтовок, автоматов, гранат? Маузер для поднятия боевого духа рассказывал о тактике партизанской войны, но все его лекции разбивались о вопрос «Зачем?».
Артур тщетно пытался придумать оправдание своим поступкам, своему бессмысленному бунту. Получалось, что он пошел на поводу у желаний, у гордыни своей — и подвел близких. И убил их, пусть и чужими руками. Да и себя не пожалел.
Тимми бродила тихая, Артур не знал, удалось ли ей поговорить с Маузером, найти те самые, нужные слова, которые произносят лишь перед смертью. А спросить не решался. Ему достаточно было своего раздрая, своей боли. Наверное, в таком состоянии и совершают подвиги — когда жить невмоготу.
— Ребзя, — Понос обсасывал вяленый хвостик ящерицы, сплевывая позвонки на пол, — я ваще чё-то недопонял, мы что, самые дурные? Мы же смертники здесь все ваще в натуре!
— Утихни, — шикнул на него Маузер, — ты по-любасу смертник, обезьяна бритая. Омега тебя в асфальт закатает, за мутанта примет!
Понос уважительно покачал головой: словарный запас Маузера его поражал. Безмолвная ватага бандита жалась в тени. Артур подошел к Фиргу. Вождю стало хуже, он непрерывно стонал, скулил, и кожа его приобрела бледно-зеленый оттенок. Рядом с Фиргом замер его соплеменник. Артур собрался выразить ободрение и поддержку, но не нашел слов.
— Артур! — от развалин в три этажа позвал Маузер. — Хватит без дела шататься! Давай помоги. Лучше места все равно не найдем.
Вместе с остальными Артур принялся стаскивать припасы в полуразрушенный дом, заваливать окна, чтобы получились бойницы. Потом Маузер велел идти на улицу и возводить баррикады, да такие, чтобы омеговские танкеры не прошли. Солнце поднималось все выше, начало припекать. Уже несколько раз Артуру чудилось, что он слышит рев танкеров, но машины все не появлялись. Напряжение было невыносимым.
Прежде чем приближающуюся армию стало слышно, успели заминировать объездной путь и наскоро перекусить. Все уже укрылись в разрушенном доме. Люди Поноса синхронно прекратили жевать, но с корточек не встали. Маузер вскочил, метнулся к окну:
— Кажется, едут. Отряд! По местам!
Раздался противный клекот — у кого-то бурлило в животе. Понос, согнувшись пополам, метнулся к двери.
— Куда?! — заорал Маузер. — А ну стой!
— Живот, начальник, — голос у Поноса был скулящий, жалостливый, — живот подвело, ща обосрусь!
— Он у нас того, — подтвердил один из бандитов, — как заваруха — ему срать. Потому и Понос. Ну, еще потому, что шустрый. Как понос.
Маузер заскрежетал зубами. Понос мялся и кряхтел, выпуская на редкость вонючие газы, каждый звук вызывал у его людей приступ смеха. Брезгливо отодвинулась Тимми.
— Сри, но из дома не выходи, — разрешил Маузер. — Блин, как ты живешь-то? Тебя давно уже прибить должны были, засранца.
Понос угодливо оскалил зубы, изогнулся зигзагом и скрылся в дверном проеме, завозился там и дал такой залп, будто танкеры Омеги уже начали обстрел развалин. Заржали. Длинно и непонятно выругался Маузер, помянув демона Уя, мутафага чёрта и других.
— Вот так, — Тимми поковыряла в ухе, — помирать скоро, а его дрищ пробрал. Не все ли равно, в чистых штанах подыхать или в грязных?
— Ты так и не поговорила?… — начал Артур, но Тимми заткнула его одним взглядом. Недоуменно посмотрел на них Маузер, Артур пожал плечами: не виноват я.
— А главное, — Тимми приложила кулаком стену, — никто и не узнает, что мы за них умерли. Никому дела нет. Не достанется нам ни памятников, серебрянкой крашенных, ни песен, даже могил не будет.
— Подожди себя хоронить. — Маузер снова выглянул на улицу. — Знаешь, сколько раз я сдохнуть мог? И на Кавказе, и под Киевом… во время службы. А ведь я никого не защищал, я деньги зарабатывал.
— Наемник? — Артур уши развесил: интересно узнать, какие наемники во времена Древних были.
— Наемник. О, вот они. Отряд! По местам!
На улицу перед развалинами выруливали танкеры с перевернутой подковой — эмблемой Омеги — на борту.
Глава 22
НА ПОДХОДАХ
Рота Лекса двигалась первой. Наверное, Кир рассчитывал подставить ее под основной удар. Но пока сражаться было не с кем, пока на пути попадались только нищие фермы, оставленные жителями. Само собой разумеется, все ценное из них вывезли. У повара закончилась кукурузная мука. Ясное дело, недокормленный,солдат воевать не будет, поэтому поступил приказ муку добыть. То есть отобрать.
Иначе нельзя, Лекс понимал это, но принять не мог и надеялся, что все деревни на пути будут брошенными. Одно дело — убивать, когда в тебя стреляют, другое — отнимать последнее у безоружных. Он надеялся на схватку, чтобы хотя бы видимость благородства осталась.
Вдалеке показались защитные ограждения из остатков строений Древних. Лекс глянул в бинокль: по периметру — колющая проволока, три дозорные вышки, на ближней копошатся часовые. Похоже, бьют тревогу. Ворота из двух створок, как в Омеге, поверх ржавчины — желто-оранжевый логотип. Понятно, люберецкие кормильцы. Для себя Лекс еще не решил, к кому их причислить: к бандитам или фермерам. С одной стороны, они приносят пользу: возделывают землю, выращивают скот и кормят всю Москву, но с другой стороны, горе пришлым фермерам, приехавшим торговать и не заплатившим дань люберецким. Да и рабство у них процветает. На полях одни рабы и пашут, пока не подохнут, а дохнут они от побоев и недоедания быстро. Похоже, ферма богатая. Вон какие ветряки! Не каждый может себе такие позволить. Из люка высунулся Глыба, танкер вел Барракуда.
— Ну, чё там? Лекс одолжил ему бинокль. Глыба вперился вперед, разинув рот.
— Ты глянь, капитан! Глянь — ворота открывают! Обалдеть! На! — Он вернул бинокль.
И правда — ворота распахнули. Во дворе толпились дикие, мужчины и женщины вперемежку.
— Никак на милость нашу сдаваться вздумали, — заключил Глыба, сплюнув. — Дур-рачьё!
— Дикие дураки только с виду, а на самом деле хитрые, подлюки. Я бы не стал им доверять, — возразил Лекс и проговорил по внутренней связи: — Всем внимание. Впереди ферма. Жители проявляют дружественные намерения. Едем туда пополнять продовольственные запасы. Возможна агрессия. Первыми не стрелять. Когда я закончу говорить, первый и второй взвод — прочесать дома, собрать оружие и продовольствие. Людей не трогать. Как поняли?
По одному доложились взводные. Капитан слизнул каплю пота, упавшую с носа. Возможно, дикие надели маску дружелюбия, чтобы выманить омеговцев из машин и расстрелять, — не верилось Лексу в их благие намерения. Он нырнул в танкер, нацепил шлем и снова выглянул из люка. Танкер в этот момент въезжал в ворота. На дозорной вышке щербатый мужик лыбился и махал белым флагом.
Во дворе хватило места для двух танкеров и грузовика, остальная техника окружила ферму. Жителей потеснили, они прижались к стенам домов. Лекс прокричал в громкоговоритель:
— Жители Пустоши, мы ценим ваше доверие, но введено военное положение. Во избежание недоразумений прошу всех покинуть дома и выстроиться на виду. Обещаю, вам не причинят вреда.
В первых рядах наряженная девушка с ярко-рыжими локонами кусала губы. В дрожащих руках она держала румяный каравай. К ее боку жался мальчишка, поглядывал одним глазом и зажимал уши ладонями. Собравшись с духом, Лекс продолжил:
— Так же во избежание кровопролития приказываю вам разоружиться. Все найденное оружие будет конфисковано. Убытки вам возместят после окончания боевых действий.
Захотелось прополоскать горло — он как наяву видел слова, истекающие гноем лжи. Он сам себе не верил, ведь честнее было сказать: «Открывайте погреба, у нас заканчивается еда. Отдавайте оружие, мы боимся, что вы выстрелите нам в спину».
Когда он умолк, из грузовика высыпали наемники и, прикрывая друг друга, понеслись обыскивать дома. Ни-кто сопротивления не оказывал. Дикие сбились, как стадо баранов, и смотрели на завоевателей с ужасом.
В лачуге у ограждения завизжала женщина. Лекс поклялся себе, что пристрелит насильника, пусть это и не по уставу. А потом сам застрелится. Потому что, если допустит надругательство над невиновными, он перестанет быть собой, уподобится Киру.
