Михаил Николаев - Последний шанс
– Возьмите у него трубку, – наконец смог вымолвить пожилой мужчина и дрожащей рукой выключил генератор белого шума. Бледная как мел женщина, осторожно, как гремучую змею взяла из рук капитана трубку и, с трудом найдя нужную кнопку, включила громкую связь.
– Здравствуйте миссис Блинтон, – нарушил мертвую тишину уверенный мужской голос. Слова произносились на классическом английском языке с характерным Оксфордским произношением.
– Извините, что я прервал Ваш рассказ на самом интересном месте, но у Вас там работал какой-то прибор, видимо неисправный. Я ваш разговор слышу отчетливо, а дозвониться до мистера Рокфеллера никак не могу. Сигнал не проходит. Наверно связь барахлит. Пришлось отрывать от дела капитана. Передайте, пожалуйста, мистеру Рокфеллеру, что на днище его яхты по правому борту в районе семнадцатого шпангоута[102] какой-то безобразник установил магнитную мину. Если он не прикажет прямо сейчас спустить водолаза и отцепить ее, то яхта может взорваться еще до завершения вашей интимной беседы.
– Вы слышали? Выполняйте немедленно! – фальцетом крикнул Рокфеллер капитану яхты. Когда за капитаном захлопнулась дверь, голос в трубке продолжил свой монолог.
– Кстати, уважаемые леди и джентльмены, это всех присутствующих касается. Пока нас тут никто не подслушивает, соблаговолите выслушать мою просьбу. Мне, честно говоря, уже надоели все эти неумехи, которых вы посылали по мою душу. Отзовите вы их. Толку все равно никакого не будет, а работать мешают. Под ногами путаются. Хотите стоить из себя мировое правительство, так и занимайтесь этим дальше. Мы же вам не мешаем. Но и вы в наши дела не лезьте. Я ведь и обидеться могу. Ну ладно, заболтался я с вами. У нас тут уже поздний вечер, а утром мне на работу. До свидания, если будут проблемы – звоните.
В трубке раздались короткие гудки.
В салоне стояла тишина. Рокфеллер встал со своего места и обошел салон по периметру, отгибая глухие жалюзи и заглядывая в панорамные иллюминаторы. Яхта с выключенными двигателями спокойно дрейфовала в открытом океане. Кроме двух кораблей береговой охраны, покачивающихся в десятке кабельтовых[103] от яхты, на горизонте не было видно ни одного судна.
– Такое впечатление, что он нас не только слышал, но и видел, – задумчиво произнесла Блинтон.
– Это технически невозможно! – крикнул Рокфеллер, – в принципе невозможно. Белый шум забивает любые сигналы, на стекла установлены микро вибраторы.
– Невозможно для Человека, – подал голос один из мужчин, сделав ударение на последнем слове.
– Вы так думаете? – насторожилась Блинтон.
– Я еще прошлый раз высказал свои сомнения, но вы меня не послушали.
В это время открылась дверь салона, и вошел бледный растрепанный капитан, где-то потерявший свою фуражку.
– Ну что была там мина? – спросил Рокфеллер.
– Была, – ответил капитан, – и именно в том месте, где он сказал. Но ведь нас перед выходом водолазы осматривали, все чисто было. А на такой скорости мину поставить в принципе не реально. К нам ведь никто даже не приближался.
– А аквалангисты?
– Аквалангистов винтами в лапшу покрошило бы. На такой скорости ни один идиот не сунется.
– Мину-то обезвредили? – спросил капитана Рокфеллер.
– Она удрала.
– Как это удрала? Куда?
– Как только водолаз отцепил ее от корпуса, она ударила его в грудь, там синяк здоровенный остался, и пропала. Только мы ее и видели. Как будто растворилась.
– Идите на мостик, – велел капитану Рокфеллер. – Мы возвращаемся обратно в Вашингтон.
– Мы связались с чем-то сверхъестественным! – воскликнула Блинтон, как только за капитаном закрылась дверь.
– Я не знаю, какие силы мы потревожили, – произнес Рокфеллер, – но операцию надо сворачивать. И чем быстрее, тем лучше. Я сейчас иду в радиорубку и отдам соответствующие распоряжения. А вы, это всех касается, успокойтесь и не мельтешите. Если оперативно дадим отбой и жестко предупредим всех о полном запрете на какие-либо активные действия – никто нас не тронет.
– Ваши слова, да Богу в уши, – подумала Блинтон, когда Рокфеллер скрылся за дверью, – тронуть-то, может быть, и не тронут, но ведь в любой момент могут услышать!
В это время мина, увлекаемая толстой, но абсолютно прозрачной леской, к которой было привязано более 200 килограммов свинцовых водолазных грузил, быстро приближалась к океанскому дну.
* * *
Радиостанция яхты посылала в эфир шифрованные сообщения. В штаб-квартирах разведслужб и посольствах их оперативно расшифровывали и передавали по назначению. На Лубянке шифровальщики тоже работали в поте лица. Зазвонил сотовый телефон министра Безопасности. Он выслушал сообщение, и на его лице расплылась довольная улыбка.
– Туше,[104] – прокомментировал он развитие ситуации, – полная и окончательная победа. Всех поздравляю с безоговорочным успехом.
– У слова туше есть несколько значений, – отреагировал на его слова начальник Генерального штаба. – Победа в сражении, даже ключевом, не означает победу в войне. Мы нанесли впечатляющий удар, временно обезопасили себя от действий наиболее опасного противника. Но другие противники никуда не делись. Есть хороший афоризм: хочешь мира – готовься к войне.
– Готовьтесь, – согласился с ним министр Безопасности. – А мы вам кое в чем серьезно поможем. Георгий Николаевич, нет ли у Вас желания съездить завтра в Саров?
– Желание есть, но мне нужно ехать туда не одному. Завтра вызвоню одного человека из Ленинграда, договорюсь с Олферовым, и во вторник все вместе поедем. Но лучше конечно будет не ехать, а лететь.
– Вертолет я Вам обеспечу. Туда и обратно.
– А теперь все по домам, – распорядился Ванников, как старший по возрасту и наиболее уважаемый всеми присутствующими, – ночь на дворе, а утром – рабочий день.
Двадцать четвертая глава
Да будет свет
Во вторник Георгий с Олферовым и примкнувшим к ним Евгением Сергеевичем, приехавшим утром из Ленинграда, вылетели в Саров. Погода в Москве стояла солнечная и по-летнему теплая. Но, подлетая к Сарову, они на пределе разминулись с грозовым фронтом. Через пару минут, после того как Георгий переступил порог ядерного Центра, хляби небесные разверзлись, и на крыши обрушился ливень.
Поздоровавшись с встретившим их Генеральным директором, они прошли в комнату для совещаний.
– На этот раз будем общаться в узком кругу, – сказал Георгий руководителю Центра. – Позовите, пожалуйста, Вашего Главного конструктора и того ведущего научного сотрудника, который был знаком с Лаврентьевым. Ну и сами, естественно, возвращайтесь. Вам тоже надо быть в курсе наших планов.
– Мы провели микро эксперимент, – сразу же начал рассказывать ведущий научный сотрудник, представившийся Николаем Ивановичем. – Все получается так, как мы и предполагали. Термоядерный синтез идет. Пока микросекунды и в очень маленьком объеме, но это не существенно. Сейчас Федор Васильевич, – он мотнул головой в сторону Главного конструктора, – работает над созданием более крупного аппарата. Это будет уже мало масштабный эксперимент. Когда реактор заработает, а мы рассчитываем, что это будет не позднее августа, можно будет выходить на натуру.
– А почему сразу нельзя поставить натурный эксперимент? – спросил Георгий.
– У химиков принято при синтезе вещества от пробирки сначала переходить к колбе, а только потом к промышленному реактору, – вмешался в разговор Евгений Сергеевич. – Тут, наверное, тоже так принято?
– Последовательность изменения масштабов для нас конечно важна, – не стал спорить Николай Иванович, – но в данном случае основная причина в другом. Для первичного толчка, запускающего реактор, нужно очень много энергии. Для мало масштабного эксперимента у нас возможностей хватит, а вот для натурного уже нет. Вот когда заработает маленький реактор термоядерного синтеза, тогда энергии в нашем распоряжении будет вполне достаточно для проведения любых экспериментов.
– Можете в общих чертах, буквально на пальцах, объяснить принцип работы конструируемого Вами реактора? – спросил Георгий у Федора Васильевича.
– Принципы как раз достаточно просты, – ответил Главный конструктор. – Сложности в основном заключаются в конструктивном исполнении. Мы сначала по отдельности нагреваем дейтерий и литий до температуры примерно в пять тысяч градусов, при которой атомы теряют электроны и превращаются в так называемую холодную плазму, а потом направляем положительно заряженные ядра навстречу друг другу и разгоняем до чрезвычайно высоких скоростей. Когда при встрече они соударяются – происходит реакция синтеза, и образуются ядра гелия.[105] При этом выделяются чрезвычайно жесткие гамма кванты, которые и содержат почти всю выделившуюся при реакции энергию. Первоначальный нагрев мы производим твердотельным лазером, а разгон – при помощи электромагнитов.
