Александр Громов - Русский аркан
Ворон поднял бровь, но ничего не сказал. Три человека уже лезли на насыпь. Осмотревшись, скатились вниз. Ворон тихонько свистнул, и боевая группа рассредоточилась в кустарнике. Ждать оставалось недолго.
Сначала, как обычно, пойдет дрезина с несколькими солдатами. Спустя полчаса или меньше – первый поезд, Литерный. Его трогать не надо, и мину следует закладывать, лишь когда он пройдет. Затем придется действовать быстро. В запасе минут десять-пятнадцать, вряд ли больше.
В общем-то вполне достаточно, ребята умелые.
Ждать пришлось не больше часа. Из-за сопки показалась дрезина. Она двигалась с разболтанным лязгом и скрипом, но довольно быстро. Четверо солдат качались на ней туда-сюда, как заведенные. В маленьком прицепчике позади сидели еще четверо – мордами друг к другу. Окрестный ландшафт был им нелюбопытен. Хоть встань в кустарнике во весь рост – вряд ли заметят.
Битюг кряхтел за кустом – испражнялся перед делом. Это давно вошло у него в привычку и служило предметом беззлобных шуток. Все знали, что Битюг – боец умелый и редкостно бесстрашный. Странно даже было, что он еще жив – с его-то революционной биографией. А что до кишечника, то это вещь, рассудку не подчиненная. Революционер должен иметь твердое сердце, а о кишечнике нигде ничего не сказано.
Сдвинув на лоб картуз, Ворон лежал на спине, жевал травинку. Сейчас в нем трудно было узнать барона Герца, хорошо известного полиции и жандармерии. Бароном он никогда не был, «барон» был использованной маской, одной из многих. Следующей маской станет либо присяжный поверенный Илларион Аркадьевич Соснин, либо священник Нафанаил, там будет видно.
Он забыл, когда мог позволить себе роскошь побыть хоть немного самим собой. Сначала это мучило, потом нравилось, теперь стало безразлично. Боевая группа знала своего лидера как Ворона – и этого было достаточно.
За сопкой издал свист паровоз. Ворон лопатками чувствовал легкое содрогание почвы. Вскоре слух уловил пыхтящие движения поршней и долгий противный скрип колесных реборд, какой бывает, когда поезд проходит крутой поворот.
Чуть приподнявшись, Ворон раздвинул ветки куста. Что-то в проходящем поезде показалось ему странным, но что именно – он сразу не понял. А когда осознал, было уже поздно что-либо предпринять. Хоть землю грызи, хоть вой по-волчьи.
Мимо шел не Литерный. Мимо проходил Литерный-бис с великим князем!
Невозможно спутать. В Литерном, набитом самой разношерстной публикой, среди бела дня просто не могло быть нескольких вагонов с занавешенными окнами, а в незанавешенных не мелькало бы столько людей в синей и защитной форме. Литерный был на два вагона длиннее.
Ни выть, ни грызть землю Ворон не стал. Подавить вспыхнувшее было бешенство – одна секунда. Далее заработала холодная мысль.
Уйти не солоно хлебавши?
Ну уж нет.
Похоже, группа ничего не поняла. Тем лучше. Правду о неудавшемся покушении на царского сыночка они узнают потом. А пока – за отсутствием главной цели сойдет и второстепенная.
Литерный. Полный толстосумов, мироедов, бездельников, попов и раззолоченных шлюх. Ворон знал, сколько каждый из этой накипи отвалил за удовольствие прокатиться в числе первых по Транссибу. Правда, в поезде ехали и так называемые «наиболее отличившиеся мастеровые»… рабочая аристократия, лизоблюды, благодарные за свое рабство рабы…
Их было не жаль. Другое дело – вся печать от ультрамонархической до либеральной поднимет вой. Правительственные меры не заставят себя ждать. Партии придется туго. А, тем лучше! Быть может, тогда удастся согнать кое-кого из зажравшихся вождей с просиженных кресел, обновить ЦК и наконец-то превратить партию из амебы в единый боевой отряд, спаянный железной дисциплиной… Тот не борец, кто не может извлечь пользу из неудачи.
Итак. План остается в силе. За одним исключением: нет нужды добивать уцелевших и разыскивать царского сынка там, где его нет. Сразу после взрыва – команда на немедленный отход.
Поезд прогрохотал. Едва его хвост успел уползти за следующую сопку, как Ворон свистнул. Шесть человек рванулись к насыпи.
Добежать, вскарабкаться, расковырять ломом щебень, выкопать невеликую ямку под стыком, заложить дюжину динамитных патронов с наклеенным на торец связки кружком из белой бумаги, скатиться с насыпи, укрыться и ждать… В результатах выстрела из хорошо пристрелянной винтовки на ста шагах с упора Ворон нисколько не сомневался. Только слепой не попадет в белый кружок. Вдобавок один-два промаха не страшны. Секунд десять, не меньше на результативный выстрел – бездна времени. Произойдет ли взрыв под паровозом или перед ним – не имеет значения, остановить поезд машинист все равно не успеет.
Под жалом лома крошился, брызгал крошкой щебень. Ямка была готова даже раньше, чем предполагал Ворон.
Заложили динамит, легонько присыпали «гостинец». Если смотреть с путей – ничего особо подозрительного. Если сбоку – белый кружок виден отчетливо.
Воробей, самый молодой парень в боевой группе, приложил ухо к рельсине.
– Идет, – доложил он, сияя. – Уже близко.
Ворон тихонько свистнул: отходим.
И сейчас же ему захотелось зажмуриться. Или чтобы все это случилось с кем-нибудь другим.
Из тайги, затопившей сопки и прижимающейся к самой насыпи, выезжал казачий отряд.
Казаки!
Многоопытный Ворон считался с такой вероятностью, но полагал ее незначительной, целиком лежащей в границах допустимого риска. Мысленно он ставил себя в положение лица, ответственного за охрану поездов в пути, и находил это положение незавидным. Можно пустить вперед поезда дрезину с солдатами, можно поставить на каждой вагонной площадке по вооруженному жандарму, но как охранить весь гигантский рельсовый путь Транссиба? Несомненно, казачьими разъездами – толку от них скорее всего не будет, ибо бессмысленно пытаться заколоть комара шилом, – но можно доложить «наверх»: приняты все возможные меры…
Струйка холодного пота побежала по хребту. Боевая группа заметила казаков. Казаки заметили боевую группу.
Как назло, винтовка оставлена в кустах! Краем глаза Ворон оценил положение: винтовки только у двоих, у остальных лишь револьверы… Много ли навоюешь ими против десятка кавалерийских карабинов?
Кончена жизнь, подумал Ворон.
Но не кончено дело.
Он выстрелил первым. Промах! Неудивительно – на таком-то расстоянии. Казаки спешились, кто-то увел коней в лес, остальные залегли и открыли огонь. Боевая группа залегла на насыпи. Рядом с Вороном в рельс ударила пуля.
– Уходи, Воробей! – крикнул Ворон между выстрелами. – Все уходите по одному! Я последний!
Крошечный осколок камня, выбитый пулей, угодил прямо в глаз. Больно. Глаз перестал видеть. Но чепуха, мелочь. Сейчас часть казаков откроет непрерывную пальбу, не давая высунуть голову, а трое-четверо взберутся на насыпь, беря боевую группу в полукольцо. И это будет конец.
Хрипло вскрикнул кто-то, мучительно закашлял – кажется, Битюг. Ну вот, начинается… Выстрелы загремели чаще. Вновь совсем рядом пуля ударила в жалобно взвизгнувший рельс.
– Приказываю – уходите!
Вдруг послышался паровозный свисток. Где-то уже совсем близко. Ворон оглянулся на своих. Трое из группы выполнили приказ об отходе. Битюг лежал на боку и слабо сучил ногами. Не ушел Воробей – юлил на животе по шпалам по-ужиному, перезаряжал винтовку, высовывался на секунду, стрелял, отползал…
Что ж, сам выбрал.
Уже не уйти – это было ясно как день. Где этот Литерный? Долго он будет тащиться?!
А, вот он!
Над склоном сопки показались клубы серого дыма. Еще несколько секунд – и выкатился паровоз.
Вовремя!
Один казак – по виду мальчишка вроде Воробья – вскарабкался на насыпь и бесстрашно побежал навстречу паровозу, размахивая руками. Храбрый дурак. Не успеет.
А вот самому – надо успеть. Где мина?
Вот она.
Ворон с усмешкой прокрутил барабан револьвера. Еще два патрона. Может, послать одну пулю в спину бесстрашному казачку?
Нет, незачем.
Он в последний раз взглянул на небо, на Воробья, еще живого и ведущего огонь, на приближающийся с визгом тормозных колодок поезд…
Потом приставил дуло к динамитной мине.
И выстрелил.
– Слышите? – Легировский вдруг навострил ухо.
Великая княжна не донесла до рта ложку варенья.
Земляничным вареньем разжился на полустанке Легировский. Катенька сперва отнеслась к прикрытой газетным обрывком и перевязанной сомнительной чистоты бечевкой банке с подозрением – мало ли из чего варят варенье деревенские бабы, – но, решившись попробовать, весьма одобрила лакомство и вошла во вкус.
– Что я должна услышать?
– Ружейную пальбу, – пояснил Легировский. – Также и револьверную. Где-то стреляют.
– Не выдумывайте. Это колеса стучат.
Но Легировский уже прилип к оконному стеклу. Постоял секунды две и внезапно гаркнул:
– Ложитесь!