Герман Романов - Самодержавный попаданец. Петр Освободитель
Брат оказался не мороком, а самым настоящим, доподлинным. Только на щеке покрылась струпьями кровавая ссадина да десница была перемотана тряпочкой, сквозь которую проступала сукровица.
— Гриша, брат! — радостно взвыл Алехан и рванулся. И тут же рухнул обратно на подушку. Голова нещадно болела, колено ломило — но даже такое пробуждение его обрадовало. Лучше лежать в знакомой комнатушке острога, чем на камнях с откромсанной головушкой.
Он вспомнил, как отчаянно сражался на вершине, как попали ему в голову. Вот только чем? Орлов машинально хлопнул себя по лбу. И попал не на прочную гладкую кость, а на огромную бугристую шишку, что моментально ответила таким приступом боли, что глаза из орбит вылезли.
— У, твою душу мать в три загиба!
Алехан захрипел от боли, но обильная матерщина, вырвавшаяся из самого нутра, сразу приглушила страдания.
— Ты, Лешка, что носорог африканский, зверь чудный. Братку напоминаешь, что от царя-батюшки подсвечником в лоб получил. Кто хоть огрел тебя?
— Каменюкой колош один, — буркнул Алехан.
Шишка тут же запульсировала болью, и бывший конногвардеец облегчил душу языческим наследием славянских предков.
— Я его, тварюгу, со скалы сбросил — пущай полетает!
— Ну и хорошо! — одобрительно крякнул Григорий. И вздохнул. — Мы четверых похоронили вчера, да пятеро раненых. Да ты еще. Хорошо, что стрелой тебя в мякоть угостили, заживет до свадьбы. Ха-ха!
— А тебя как угораздило, братка?
— Тлинкиты у озера засаду нам сделали, но казаки их обошли. Твои выстрелы слышали, вот и не торопились. Знал, что они тебя не возьмут, с «барабанкой» ты. Но руку стрелой поцарапали — уже подживать начала. Нашего изменщика, что колошей ночью в острог пустить хотел, взяли. Выпотрошили сучонка, все поведал. Тридцать семь их было, еще два предателя с бабой. Последних я лично прибил.
— А тлинкиты где?
— Четырнадцать вы с Кузьмой покойным положили, с вождем ихним…
— Вот они почему вокруг скалы крутились… — задумчиво протянул Алехан. — Казак прав был, что мы ихнего атамана прижучили.
— Верно, братец! Еще двадцать мы перебили. Двое незнамо куда и ушли. Боюсь, что в свои земли. А это сам понимаешь, чем пахнет!
Гречиничи
— И что вы скажете по поводу нарезных фузей, переделанных в винтовки, полковник?
— Они великолепны, государь! — Рейстер говорил с придыханием, чуть ли не цокая языком. — Не боятся грязи, пыль, если забивается, не мешает стрелять. Пламя не вырывается, как у «барабанок», затвор ходит свободно. Ни одного случая отказа, хотя у трех кулибинских винтовок каморы вкось встали. Двух егерей покалечило — а стрелки хорошие…
— Ну а недостатки у бер… у новых винтовок какие? — Петр чуть не назвал их берданками, уж очень похожие системы вышли.
— Пружина листовая слабая на выбрасывателе гильз. И магазин мал — нужно до шести патронов увеличить, как раз с полпачки будет. Заедание одно вышло, перекос патрона. Штык на одной болтался, паз неплотный.
— А говоришь, недостатков нет!
— Так они исправимы, государь!
— Лучше кулибинских, скажи честно?
— Намного, ваше величество! — немец посмотрел с вызовом, как бы говоря: «Я за свои слова отвечаю!»
— И дешевле на четверть с переделкой выходит, — со вздохом произнес Петр. Это была его ошибка, поторопился он с кулибинским изделием.
— А новые по цене еще дешевле выйдут. Вместо трех «барабанок» четыре таких. Больно много охтинские часовщики за механизм самовзвода требуют. Одна беда — в Ижевске производство кое-как наладили.
— Так пусть и выпускают дальше! — Рейстер непонятно почему загорячился. — Кавалерию ими вооружать надо, с коня затвором много не надергаешь. И револьверы для офицеров нужны как воздух. Они же редкость несусветная, на всю армию пара сотен.
— Государственник ты у меня, — пробормотал Петр. На некоторую фамильярность он не обращал внимания, «ближний круг» все-таки, и покосился в сторону — фельдмаршал Румянцев ожесточенно писал за его столом. После гибели Гудовича именно ему было доверено разобрать бумаги, уж слишком важная была там информация.
— А ты что думаешь, Петр Александрович?
— Винтовка добрая, государь! — Тот оторвался от бумаги с видимым облегчением. — Их много нужно, а в Туле два десятка в день производить обещают. Но хорошо бы три десятка, а лучше четыре. Мы за десять лет ими армию перевооружим. А с барабанными механизмами пусть в Ижевске свои пять штук выпускают, но только револьверы, они нужнее. Возни меньше будет — ствол намного короче, потому легче делать, и гильзы меньше, их из латуни точить, заряд пороха в них слабее. Дальность-то не нужна для выстрела!
— Верно подмечено, — Петр восхитился прагматичностью фельдмаршала — вот что значит военная косточка. И когда он успел наперед решение выработать? Все замечает, глаз острый.
— Я тут, ваше величество, потребности армии в новом оружии прикинул, пока бумаги разбирал. Андрей Васильевич в корень смотрел — с такими винтовками плотные построения пехоты гибельны. Выкосят мгновенно, как мы янычар. А винтовок-то пара тысяч всего была, а османов в атаку кинулось двенадцать тысяч. Я трупы многие осмотрел — пули двоих или троих пронизывали за раз единый.
— Ни хрена себе! — только и пробормотал Петр.
— «Гремучий камень» продавать нельзя, государь. Иначе они такими же винтовками наших солдат убивать станут. Да и ваши «саморасширяющиеся» пули для нарезных фузей зело опасны. В Пруссии их уже выпускать стали. А там по всей Европе это добро разойдется, нам мало приятного будет. Одно хорошо — скорострельности нет, с дула заряжать ведь надо. «Гремучего камня» своего у них нет!
«Это что же я наделал?! — Только сейчас до Петра дошло, какие последствия вызовет „его изобретение“, на век опередившее время. — Предположим, что еще лет двадцать тайну гремучей ртути мы сохраним. Да нет, наверное, химики в Европе есть, сообразят, падлы, где собака зарыта. Лет десять выиграем, не больше, а там они начнут наверстывать упущенное. А потому сейчас нужно все реформы провести, как раз ко второй войне с турками успеем. Стой! А с чего ты взял, что история повторяться будет?!»
— Я тут предварительные наброски сделал, государь. Как нам лучше армию обустроить. Фузилеры не нужны — старые ружья дрянь, их продать побыстрее нужно. Всех новыми винтовками вооружить и в стрелки переводить. Пусть с неприятелем, у кого ружья старые, колоннами воюют, а против штуцеров цепями густыми, как егеря нынче супротив турок действовали. Гренадеров оставить, нарочно отбирать самых рослых, и гранат новых вдвое против прежнего им носить — при штурмах вещь незаменимая. В полки не сводить, дивизии батальон придавать.
Петр вытаращил глаза — генерал намного яснее излагал его собственные соображения. Еще бы — думал, что с новыми ружьями русские начнут соседей строить и равнять, а ведь те не лыком шиты, в обратку засветят.
— И егерей также батальон на дивизию, — фельдмаршал со скрытой усмешкой посмотрел на несколько растерявшегося Петра. — Те только россыпью воевать будут, а главное — разведку неприятеля денно и нощно на них возложить. Тут они в самый раз будут. Я новый полевой артикул набросал, сиречь устав — как по-новому воевать нужно нам, только винтовок в достатке иметь. Посмотрите, государь. Тут мешкать нельзя — чем раньше войска начнем учить, тем лучше.
— Ага, — только и ответил Петр, мучительно соображая. И тут его осенило, он аж подскочил на кресле: «Зачем самому пыжиться, если настоящие профессионалы есть. Одна голова хорошо, а три лучше. Прямо Змей Горыныч получается. Тогда не так — Румянцев и Суворов военные гении, особенно последний, а потому пусть воз этот они и тянут в две силы. А я их направлять и контролировать стану — как товарищ Сталин».
От таких мыслей Петр воспрянул духом и воспарил. Закурил папиросу и стал думать, как бы половчее все это дело спихнуть.
— Ты, Петр Александрович, военную коллегию на себя примешь и все реформы осуществишь. Но после войны — фельдмаршал Миних меня просил уже несколько раз освободить его от этой ноши. Оно и понятно, далеко за восемьдесят ему, а вы молоды и энергичны. А посему — начинай немедленно трудиться, а для начала все свои соображения в письменном виде изложи. Неделю тебе, надеюсь, хватит?
Румянцев кивнул, но вот радостный порыв не сдержал, губы чуть дрогнули. Петр это заметил и усмехнулся:
— А сейчас давай начистоту поговорим, как нам дальше войну вести после вчерашней победы?
Константинополь
— Не может быть?! Да откуда они взялись на нашу голову?!
Кэптэн испытал жгучее желание протереть глаза. Еще час назад он обернулся и рассмотрел вдали надвигающиеся белые пятнышки парусов. Но солнце слепило, и он решил, что видит корабли из Скутари. Посмотрел и забыл… На свою голову.
