Александр Столбиков - Новый Мир
— Помню, только там шла речь о какой-то фантастике.
— Погоди. Шумилин, как тебе немец?
— Нормальный парень. Ребята с ним поладили. Интересные вещи рассказывает.
— На неделе принимаешь первые пикировщики. Как минимум десяток «сухарей».
— Вот это да!
— Заводские обещали поднапрячься. Но десяток-другой я тебе гарантирую. Готовь парней. Рунге — мастер атак с пикирования. Все Су-4 оснащены автоматами пикирования и тормозными решетками. Чтобы к весне пилотов, не умеющих пикировать, среди бомберов не было. И не просто пикировать. А пикировать хорошо!
У Свиденцева, казалось, даже уши алчно шевелились. Старый боевой кит, на много лет запертый в мелкой бухте, услышал далекий призыв боевой трубы, сулящий походы, битвы и Море. Он наклонился вперед, едва удерживаясь на краешке стула, и жадно вслушивался, боясь упустить хоть слово.
— Это не все, — продолжал Кудрявцев. — На следующей неделе придут немцы. Гейдельберг со своими авианосцами. Сразу обоими. Их переводят на нашу матчасть, это дешевле и быстрее, чем изобретать им что-то новое и оригинальное… Гоняй их на «сухарях» так, чтобы мать родную забыли. Порядок подчиненности и прочее согласуем, все уже решается.
— Они согласятся?
— Уже согласились. Им некуда деваться. О всех подробностях пиши мне. Буду передавать Кузнецову. Он зеленый свет обещал. И это не все.
Шумилин только покачал головой.
— В течение месяца получишь десяток Як-5К. На мой страх и риск. Установочная партия. Машина отлаженная и серийная. Завод только отмашки ждет. Мотор — зверь. Учи сразу на них. Предупреждаю, спарок не будет.
— Мне хоть порадоваться можно?
— Радоваться вместе будем. Наша задача следующая. К лету следующего года у нас должно быть подготовлено по два состава авиагруппы для каждого нашего и немецкого авианосца, включая учебные и «Шустрый». Кровь из носа.
Свиденцев посмотрел на висящую на стене карту мира. Туманный Альбион на ней был обведен красной ручкой. Не любит их товарищ генерал, ох как не любит.
— Вопрос в твой монолог, Владимир, вставить-то можно?
— Еще скажи, Николай, что я тебе рот затыкаю.
— Не затыкаешь. Но к чему такая спешка у Шумилина?
— Спешка не только у Шумилина. Нас всех обрадовали. Готовься к авралу. Приказывать тебе не могу, но предупреждаю. Нужно сколотить команды для всех строящихся кораблей. При этом у тебя будут выдергивать лучших специалистов. А соединение будет постоянно торчать в море, отрабатывая взаимодействие. Наконец озарило, что голое железо — ничто. Им, оказывается, еще и пользоваться уметь нужно.
Вот тут Свиденцев был согласен на все сто, нет даже на все сто пятьдесят процентов.
— В чем вопрос. Мне не привыкать.
— Тут еще один момент есть. Даже не знаю, стоит ли тебе говорить.
— Тогда не говори.
— Это не тайна. Просто по-разному сложиться может. Если с подготовкой все пройдет удачно, и ты сколотишь экипаж для линкора, то получишь «Советскую Бессарабию». Сам знаешь, Самойлов словами не разбрасывается.
Свиденцев долго, очень долго молчал, сцепив ладони, крутя большими пальцами. И очень осторожно, очень мягко спросил:
— Значит, все-таки… высадка?
— Этого слова здесь не было, — очень серьезно ответил Кудрявцев. — Не было. И мысли у тебя такой не возникало.
— Ясно, что не было, — понятливо кивнул тот. — Рядовая рутина… Кто возглавит флот, неизвестно?
— Как тебе сказать… Конечно, неизвестно. Но если бы… вдруг… что-нибудь этакое, — Кудрявцев неопределенно пошевелил в воздухе пальцами, — случилось… То было бы естественно и правильно, что немцы главенствуют на суше, в воздухе — совместное командование, а на море решать будем мы. За исключением подплава, вот в глубокоморье нам с немчурой не тягаться, к сожалению.
— Гельголанд?
— Да. Он, родимый. Слишком им врезали в конце мировой. До сих пор руки трясутся. Взаимодействием со всеми и вся занимается лично Николай Герасимович Кузнецов. И с немцами, и с промышленностью. В Москве мне сказали, что по затратам на ближайший год мы чуть ли не опередим авиаторов. А командовать объединенным флотом будет Самойлов.
Судя по лицам присутствующих, они были искренне рады этому назначению.
— А кого поставят на эскадры?
— Линейные силы — пока не знаю. Надеюсь, что Исаков. А на авианосцы поставили меня. Так что погоняем Гейдельберга по всей Балтике.
Теперь у Свиденцева возникло другое опасение. Как бы голова не закружилась у новоиспеченного командира. Но тот его сразу успокоил.
— Предупреждаю, товарищи. Работать нам предстоит по-стахановски. К следующему лету флот должен быть готов так же хорошо, как наша авианосная эскадра. Причем весь флот, а не отдельные корабли. Вся страна будет работать на это, отказывая себе в самом необходимом. И помните. У нас есть только один вариант. Или мы возвращаемся, остановив англичан, или не возвращаемся совсем. Третьего не дано. Ну, разве что сбежать в дальние теплые страны и стать пиратами.
Глава 17
«Красная стрела» подошла к Ленинградскому вокзалу, единственному в Москве, входившему в состав не Московской, а Октябрьской железной дороги. На Комсомольской площади, знаменитой площади трех вокзалов, как обычно царили суета и оживление. К станции метро и к остановкам автобуса спешили гости столицы и прибывшие на пригородных поездах жители Подмосковья. Город рос, появлялись новые заводы, учреждения. Каждый день тысячи командированных, покидая вокзалы, тонкими ручейками устремлялись в конструкторские бюро, отделы снабжения, ждавшие вестей и документов наркоматы.
Шурша колесами, на площадь выкатилась покрашенная в серый цвет «эмка». Из нее выбрался молодой старший лейтенант в форме военно-воздушных сил. Оглядевшись, он молодцевато взбежал по ступенькам и внимательно стал осматривать спешащих к выходу людей, иногда задерживая взгляд на хорошеньких представительницах слабого пола. Убедившись, что нужного человека среди них нет, он сверился с расписанием. Похоже, поезд действительно задерживался. Уточнив в справочной, старлей поспешил в направлении перрона, к которому через несколько минут должен был подойти состав из города, ставшего колыбелью революции.
В этот раз Кудрявцеву повезло. Будучи человеком общительным, незнакомых попутчиков он тем не менее не любил. Особенно тех, кто рассматривал поездку в поезде как повод погулять в хорошей компании. Несколько раз на его памяти буянов высаживали на станциях, до наступления протрезвления. Сейчас в другом конце вагона тоже было весело. Собравшиеся офицеры-артиллеристы отмечали возвращение домой. Впрочем, без особых эксцессов.
Разложив бумаги, генерал заказал себе чаю с сахаром и до полуночи разбирался с накопившимися делами. Проблем было столько, что впору заводить дополнительную пару рук и еще одну голову. Взять хотя бы немца…
Рунге, несмотря на тяжелый характер, сугубо сухопутную специализацию и последствия ранения, отлично сошелся с палубными пилотами. После первых стычек на тему, что лучше, бомбометание с пикирования или бомбежка с горизонтали на уровне мачт плюс атака с эресами, он энергично предложил испытать теорию сугубой практикой. Палубники, не знавшие, что немцу заказано управлять чем-то быстрее велосипеда, бодро согласились. Поскольку у летчиков слова с делом не расходятся, компания немедленно отправилась на полигон. Там Рунге на новеньком Су-4, оснащенном тормозными решетками и автоматом пикирования, сумел положить пару бомб подряд в намалеванный на земле пятиметровый круг. Притихшие пилоты, глядя на порхающий в небе «сухарь», после приземления облепили машину, как муравьи, бросившись качать героя. Пришлось приложить недюжинные усилия, чтобы не дать разорвать Рунге на сувениры. Теперь между отработкой взлетов-посадок на Сетке, первыми полетами с авианосцев, пилоты-бомбардировщики приступили к освоению нового для себя тактического приема — атаки с пикирования. То, что медицинский приговор строго-настрого запретил Гансу Ульриху и близко подходить к самолету, было быстро и дружно предано забвению — фокус, возможный только в то время и только в буйной и анархической компании пилотов-палубников.
Другой проблемой стал Гейдельберг. Старый служака, словно вышедший прямиком из времен Бисмарка, носивший форму, как прусский мундир, и, конечно же, с неизменным моноклем, он живо навел страх на береговые службы. Отвечающий за снабжение Балтийского флота контр-адмирал Хюппе, обычно важный от осознания собственных веса (о да, по весу он мог дать фору многим) и значимости, трясся от страха и на все лады умолял смежные службы скорее предоставить немцу два экземпляра новой станции орудийной наводки, по слухам только недавно скопированной у американцев.
Уже знакомый с Су-4 Гейдельберг в ультимативном тоне заявил, что его авиагруппа немедленно начнет летать на этих самолетах, высокомерно проигнорировав попытки Шумилина объяснить, что сейчас советский авиапром не гарантирует «сухари» даже для собственных авианосцев. Но наибольшее впечатление на него произвели «Яки». Всматриваясь через монокль в черную точку, выписывавшую в небе сложные кривые, он долго и напряженно думал, а после, ничуть не играя, прямо «на коленке» написал письма лично Шетцингу и командующему Революционным Флотом с требованием скопировать, купить или украсть русское чудо. Письма были немедленно отосланы с адъютантом в Марксштадт и Данциг.
