Андрей Мартьянов - Время вестников
Голос оратора приобрел патетически-скорбное звучание:
– Счастливая случайность первой привела к нам, на Кипр, не короля Ричарда, а вас, мадам. Кому, как не женщине, пристало милосердие и дарованная самим Господом тяга к справедливости? Мы просим вас о помощи, кирия Беренгария. Выслушайте моего господина и помогите ему! Убедитесь, что у вашего супруга нет и не было сторонника вернее и преданнее!.. К тому же, – посланец выразительным жестом обвел накренившуюся шебеку, – ваш корабль просто-напросто тонет. Через полчаса, от силы через час он пойдет ко дну. А мой сюзерен с величайшим удовольствием предоставит в ваше распоряжение всю роскошь Византии и все сокровища Востока!
«Досточтимый деспот, – удивился оригинальному словосочетанию Казаков. – Глубокоуважаемый тиран и милостивый сатрап. А мужичок-то представительское дело знает туго. Вот Берри уже и засомневалась, и губки кривит. На берег ей хочется не меньше нашего. И хваленую византийскую роскошь посмотреть тоже охота. Ну не съест же ее этот Комнин, и не продаст втридорога в багдадский гарем!»
– Обождите, – величественно бросила наваррка. Оглядела свой приунывший в морских передрягах эскорт, окликнула: – Мессир де Транкавель, мессир де Шательро. Поднимитесь сюда.
«Ой, это ж меня, – Казаков запоздало вспомнил свое новое имечко, дарованное по доброте душевной королевой Элеонорой. – Заседание начинается! Милейшей Берри позарез нужен совет».
* * *
– Выбор у нас невелик, – с ходу пессимистично заявил Ангерран де Фуа, также призванный в королевские советчики. Маленькая группка – сама Беренгария, де Фуа, мадам Катрина и двое молодых людей – отошла к фальшборту, ограждающему корму. Внизу, на расстоянии чуть меньше метра, неспешно прокатывались серо-сизые волны с грязными пенными гребешками. Набравшая полное брюхо воды шебека качалась с боку на бок, рядом кокетливо приплясывала нарядная барка киприота. – Как верно заметил этот господин, мы вот-вот пойдем на корм рыбам. Упрямство до добра не доведет. Мадам Беренгария, я почтительнейше высказываюсь за визит к Комнину. Ибо опасаюсь, что, если мы не пойдем добровольно, нас к этому вынудят насильно.
Наваррка перевела вопрошающий взгляд на Хайме. Тот еле заметно пожал плечами:
– Посланец не лжет. Он в точности излагает то, что велел его господин. Может, сам Комнин и лелеет в отношении нас какие-то коварные замыслы, но посол честен.
Старшая фрейлина от участия в дискуссии дипломатично уклонилась, заметив только, что лично ей не по душе развязные манеры посланца. Серж понял, что остался единственным не высказавшимся. Раздраженно зыркнул на де Фуа, не давшего подручному на сей счет никаких указаний. Мысленно перекрестился и бухнул то, что думал:
– Мессир Комнин, похоже, наложил с перепугу в штаны и позарез желает помириться с Ричардом. Чтоб крестоносцы не покушались на его ненаглядный Кипр. Не знаю, какой он человек, этот Комнин. Может, негодяй и мерзавец, как все вокруг говорят. Но вдруг его оклеветали? И теперь он добивается, чтобы мадам Беренгария похлопотала за него перед его величеством Ричардом.
– Знаете, я прочитала изложение допроса мессинских злоумышленников, – задумчиво изрекла Беренгария. – Мессир Серж, ведь это вы их задержали, а потом вели дознание? Ричарду очень понравилось, как быстро вы добились от них полного признания. Мессир де Фуа отзывался о ваших способностях наилучшим образом.
– Спасибо мессиру де Фуа, – кисло вымолвил Казаков. – Было такое, мадам. Хайме там тоже присутствовал. Мы этих поджигателей вместе ловили. Они сами во всем признались. Верите, нет, мадам Беренгария, мы их даже не били…почти.
Беренгария бросила на него странный мимолетный взгляд – Казаков готов был поклясться, досадливый. Словно бы ожидала от собеседника чего-то большего, а тот взял и сморозил глупость.
– Все равно, это очень странно, – убежденно сказала наваррка, заслужив мысленное одобрение Сержа. – И мадам Элеонора со мной согласилась. Портовые нищеброды, нанятые неизвестным человеком, расплатившимися кипрскими монетами, поджигают корабли. Неужели у Комнина и его приближенных не достало ума смекнуть: если поджигателей схватят, они немедля выдадут своего нанимателя?.. Мне доводилось несколько раз посещать суд королевской семьи, который правил мой отец. Он наверняка сказал бы: представленные доказательства недостаточны и малоубедительны.
Де Фуа хмыкнул и пробормотал что-то на латыни. Должно быть, цитировал надлежащую юридическую формулировку. Беренгария обрадованно кивнула:
– Да-да, именно так! Я много размышляла над случившимся в Мессине. Может, я ошибаюсь и плохо знаю людей… Только мне кажется, это было подстроено нарочно. Кто-то очень хотел добиться того, чтобы армия крестоносцев, пылая жаждой мести, пришла на Кипр.
«Пять баллов, – признал Казаков. – Единственный человек допер, что сицилийский инцидент шит белыми нитками».
В корму шебеки ударила особо сильная волна. Обе дамы, ахнув и пошатнувшись, ухватились за широкие перила и за оказавшихся поблизости мужчин.
– Я отправляюсь на берег, – решительно заявила наваррка. – Мы все едем. Не знаю, достанет ли у меня проницательности и умения отличить ложь от правды, но я побеседую с кипрским деспотом. И, если окажется, что он и в самом деле невиновен, я… – она чуть смутилась. – Я попробую растолковать это Ричарду. Зачем крестоносцам война с тем, кто готов стать их союзником? К тому же на Кипре живут не сарацины, а христиане. Я ведь не ошибаюсь?
– Христиане греческого вероисповедания, – уточнил мессир Ангерран. – В остальном госпожа королева совершенно права.
– Почему она постоянно называет Комнина деспотом? – шепотом спросил Серж у Хайме. – Он что, вконец замучил и замордовал своих подданных?
– Это просто титул, сохранившийся с римских времен, – с еле заметной усмешкой и тоже шепотом объяснил младший Транкавель. – Князь, господин. Вообще-то Комнин величает себя базилевсом. Но я слышал, якобы его не короновали положенным образом. Он самовольно присвоил себе императорское достоинство.
«Наш человек, – фыркнул Казаков, краем уха внимая тому, как Беренгария высокопарно объявляет посланцу Комнина о своем согласии принять приглашение его сюзерена. Торжественность момента портила вода, перекатывавшаяся по палубе и с утробным бульканьем сливавшаяся в шпигаты. – Желаю быть главным, и все тут. Наплевать, что в Константинополе уже есть один экземпляр. Зато я буду базилевсом на Кипре».
Перемещение в спасительные шлюпки происходило суматошно. Как при всяком кораблекрушении, даже маленьком, не обошлось без катастроф.
С борта «Жемчужины» сбросили вниз несколько веревочных трапов – вертлявых и неустойчивых. Сопровождающие Беренгарии выволакивали из трюмов уцелевшие пожитки в трогательных узелках и кожаных торбах. Неуклюже спускаясь по веревочной лестнице, кто-то из благородных господ оступился и с коротким воплем рухнул в море. Пострадавшего вытащили, хотя соленой водички он нахлебаться успел. Беренгария, поддерживаемая Хайме и де Фуа, самостоятельно одолела качающиеся мостки и, придерживая длинный подол, спрыгнула на барку. За ней, повизгивая и вскрикивая от страха, перебрались ее дамы. Казаков заметался, не зная, следовать за наварркой или занять свободное место в одной из плоскодонок.
На мешкающего вассала призывно рявкнул де Фуа, повелев не валять дурака и убираться с тонущей шебеки. Серж примерился, выждал миг, когда колебание волн заставит корабли поравняться, и не без бравады скакнул с одного борта на другой. Эффектного жеста не получилось. На «Аргире» ему под ногу подвернулся чей-то мешок, и Казаков клюнул носом, едва не вывалившись за противоположный борт. Падающего крестоносца ухватил за шиворот бодигард комнинского посланца и молча усадил на дно лодки.
На «Жемчужине» оставалось еще не меньше дюжины человек, когда шебека зловещим образом закачалась взад-вперед, с носа на корму. Рулевой барки отдал команду, гребцы торопливо замахали веслами, отводя роскошное суденышко подальше. Словно скользя по невидимым стапелям, шебека носом вперед зарылась в волны и исчезла из вида. На поверхности моря закачались доски, бочки, обрывки парусины и орущие головы тех, кто поспешно сиганул за борт. Верная «Жемчужина», свадебный подарок наваррке от Танкреда Гискара, с трагическим бульканьем канула на дно лимассольской гавани.
«Концы в воду, – напутствовал шебеку Казаков, ерзая и усаживаясь поудобнее. Слева от него лежали сваленные грудой мешки с имуществом спасенных, справа торчал охранник посла. Судя по мрачной нордической физиономии, никакой не грек, а самый что ни на есть коренной уроженец севера Европы. Или сицилиец из подданных Гискара. – Теперь нам действительно больше некуда возвращаться».
Под беседкой-балдахином скрывалось стоящее на маленьком возвышении широкое то ли кресло, то ли диванчик на толстых разлапистых ножках, обтянутое малиновым бархатом с золотыми кисточками. Там со всем пиететом и комфортом устроили Беренгарию. Мэтр посол приткнулся рядом, на ступеньке, продолжая сладкоречиво вещать о том, сколь торжественный прием ожидает кирию королеву на берегу. Наваррке, похоже, опять сделалось скверно. Она рассеянно кивала, но ее остекленевший взгляд был устремлен куда-то внутрь себя.
