Кир Булычев - Штурм Дюльбера (Река Хронос. 1917)
Коля увидел пулемет нападающих, который засеивал площадку у въезда в Дюльбер зернами пуль. Матросы и солдаты Баренца разбежались и беспорядочно отстреливались через голову спрятавшегося за угол сторожки Коли. И Коля вдруг понял, что сейчас враги пойдут в атаку и первым делом найдут и убьют его. Пути назад ко дворцу, такому каменному и надежному, не было – открытое пространство перед ним простреливалось. Сам же дворец был нем и глух – может быть, все из него уже убежали.
Сквозь прямые стебли зацветающих тюльпанов можно было видеть, как на дорогу под прикрытием пулеметного огня спускались люди. Оставалось так мало времени, и надо было решать. Причем Коля уже знал, как надо было решать, но все в нем противилось этому решению. Коля обернулся – ну хоть кто-нибудь был бы рядом! Но рядом никого! Все убежали, спрятались, предали его!
Коля разозлился. И как бывало с ним, в злости он терял обычную осторожность.
Неожиданно для всех – а видели его сотни глаз – Коля не побежал назад, на что рассчитывали стрелки, а прыгнул вперед, к пулемету, свалил с него тело матроса, который превратился таким образом в бруствер.
Коля развернул пулемет в сторону дороги и не столько увидел, сколько почувствовал, где в кустах и за камнями скрываются готовые к штурму враги.
Под его руками пулемет послушно ожил, и Коля повел высокую мушку вправо. Вдруг из кустов выскочил человек в черной гимназической шинели, закрутился на дороге в каком-то танце, а потом, дергаясь, упал – на помощь к нему побежал из-за кустов второй гимназист и потащил товарища, и Коля, уже поняв, что первого гимназиста убил он, отыскал мушкой и убил второго юношу.
Но тут в ответ забил советский пулемет, и Коле пришлось залечь, потому что пули били по щитку, изгибая и даже пробивая его. А когда длинная, казалось, бесконечная очередь вражеского пулемета оборвалась, Коля приподнял голову и вдруг, к удивлению, правда, без страха, словно это касалось не его, а кого-то другого, увидел, что уже совсем близко подбегают нападающие. Коля только-только успел дать очередь, чтобы они упали, прижались к земле. Но крики уже раздавались сзади: часть нападающих оказалась там, обойдя сторожку. Среди них тяжело бежал Мученик. Он размахивал громадной деревянной кобурой, забыв вытащить из нее револьвер, и что-то кричал. На голове Елисея был немецкий «пикельхельм» – каска с надраенным прусским орлом на лбу.
Коля не мог развернуть пулемет и потому стрелял вперед. Кончилась лента. Пулемет перестал дергаться в руках.
А Коля забыл, как перезаряжается пулемет. Он ударил кулаком по каменной ступеньке и тут увидел, что к поясу мертвого матроса прикреплены две гранаты на длинных деревянных ручках. Он хотел было взять гранаты, но прямо на них упал человек в белой сорочке и черных брюках. Коля отпрянул – и услышал его голос в щелкающем, многоголосом шуме:
– Молодец, лейтенант! Иду к тебе вторым нумером!
Человек в белой сорочке уже заправлял ленту в пулемет, видно, решив, что Коля – ас пулеметного дела, гнушающийся сам заправлять ленту. А Коля сообразил, что к нему на выручку прибежал князь Феликс Юсупов, убийца Распутина, которого он только что видел во дворце.
– Спасибо! – крикнул Коля и на секунду оглянулся, потому что движение врагов, снова поднявшихся, как замолк пулемет, замедлилось.
Коля увидел, что от дома, не кланяясь пулям, стройный и легкий, к воротам бежит адмирал Колчак и кричит:
– Вперед! Чего попрятались! Вперед, молодцы!
И за ним поднимаются матросы, будто ждали этого крика.
– Давай! – рассердился вдруг Коля на князя, который слишком медленно заправлял ленту, – время то сжималось, то растягивалось непомерно, и нельзя было сказать – долго ли возится с лентой Юсупов.
– Готово! – крикнул князь, и Коля сразу же начал стрелять, сгоняя с дороги нападающих, – он увидел, как убегает, припадая на правую ногу, человек в немецкой каске с шипом сверху. Он стрелял только в него – только в Мученика! И тот исчез в кустах.
– Все! – сказал князь Юсупов, поднимаясь от пулемета. – Убежали.
В поле зрения появился адмирал Колчак – он вывел свой отряд за ворота. И, тут же сообразив, что на виду стоять неразумно, закричал:
– Ложись! Занимай оборонительные позиции.
Матросы и солдаты Баренца послушно укладывались на землю, выискивая укрытия. Кто-то, тяжело дыша, упал рядом с Колей, избрав в качестве прикрытия его пулемет.
Убедившись, что его сухопутные части способны сами продолжать войну, Колчак тоже прилег у пулемета.
Он сделал вид, что заглянул к Коле специально, и, перекрывая треск выстрелов, что все чаще гремели вокруг, крикнул:
– Да оставь ты пулемет нижним чинам! Ты мне во дворце нужен!
Выглянув из-за щитка, свободной рукой он подтянул к пулемету солдата. Потом улучил момент, вскочил, пригнувшись, и пропал за углом сторожки.
Следом за ним поднялся Юсупов, сказал:
– До встречи, Андрей.
И тоже исчез.
Коля понял, что и ему следует бежать во дворец. И тут его храбрость кончилась.
В Коле наступило спокойствие, что бывает уже вечером, когда труба прогремела отбой и неубитые солдаты стягиваются к своим бивакам, моля небо, чтобы назавтра бой не начался новый.
Но на самом деле бой еще гремел и не намеревался кончаться. И перебежать к дворцу оказалось более трудным, чем лежать у пулемета.
Выстрелы смолкли, но не потому, что бой завершился, а потому, что все, очевидно, прицелились в Беккера.
– Э-ге-гей! – раздался зычный крик спереди. Коля поглядел в щель щитка – на дорогу вышел Мученик, по обе стороны его шагали два угрожающего вида советчика с револьверами и шашками наголо.
Мученик не был вооружен, он держал в руке небольшой белый флажок.
– Мы предлагаем переговоры! – кричал он. – Прекратим братоубийственную вражду! Товарищи солдаты! Граждане свободной России! Бросайте оружие и переходите к нам, потопим в море угнетателей Романовых! Хватит им пить нашу алую кровь и насиловать наших жен.
– Так стреляйте же! – прошипел Коля солдату.
– Нельзя, лейтенант, – ответил солдат. – Они же с белым флагом.
– Какого черта – с белым флагом! – закричал Коля, вырывая рукоятки пулемета у солдата. Корень всех его зол и неудач был в этом опереточном генерале – в солдатской шинели и прусском «пикельхельме», из-под которого торчали рыжеватые лохмы.
– Эмиссар! – бормотал Коля. – Я те покажу, эмиссар!
– Нельзя, – повторял солдат, мешая Коле, и тот отталкивал его.
Крики Коли донеслись до Мученика, который, размахивая белым флажком, начал отступать, но не побежал, как побежали его спутники, боевые советчики с револьверами.
Коля смог наконец нажать на гашетку, пулемет выпустил две или три пули, и ленту заклинило.
– Я же говорил, – произнес над ухом солдат, – я же предупреждал, ваше благородие.
– А идите вы все куда подальше! – рассердился вконец Коля и, решившись, поднялся и пошел ко дворцу. Он не оглядывался, будучи уверенным, что никто не будет в него стрелять. А если даже и стреляли, он этого не услышал.
Дверь во дворец открыл князь Юсупов. Жан стоял за его спиной.
– Вы истинный герой, господин Берестов, – сказал Жан. – Вы также, князь. Я доложу о вашем подвиге ее величеству.
Коля внутренне улыбнулся – и сам не понял сначала, что же смешного в словах Жана. Потом сообразил: смешное было не в словах, а в том, что доклад об отличившихся на поле боя офицерах намеревался делать ливрейный лакей.
– Дурак, – сказал устало князь Юсупов, – ты боишься, что я доложу раньше и все поймут, что ты праздновал труса.
– Я не герой и не офицер, – ответил Жан смиренно, но нагло.
– Пошли смоем эту грязь, лейтенант, – сказал Юсупов.
Коля с благодарностью согласился.
В малой гостиной почти ничего не изменилось.
– Мы наблюдали из окна, – сказала Мария Федоровна, – подойдите ко мне, мон анфан.
Юсупов и Коля подошли к императрице.
Старуха встала, каждого, притянула сухой ладонью к себе, поцеловала в лоб.
– Спасибо, – сказала она по-русски.
На диване сидел полковник Баренц. Голова его была аккуратно перевязана. У виска сквозь бинт просачивалась кровь. Рядом стояла горничная Наташа со стаканом воды. Полковник был в беспамятстве.
– Положение наше неприятно, – сказал Колчак. – Охрана оказалась совершенно не готова к быстрому наступлению противника.
– Ими командовал Мученик, – сказал Коля. – Я его узнал.
– Это не важно, – сказал адмирал. – Моя охрана плюс отряд Баренца – все вместе не более пятидесяти штыков. По дороге наступают около двухсот, но еще столько же занимаются сейчас обходным маневром, пытаясь выйти ко дворцу вдоль моря. И это куда более опасно. С той стороны у меня только один пулемет и шесть матросов.
– Но вы телеграфировали в Севастополь? – спросила императрица.
– Связь нарушена, – сказал Колчак. – Разумеется, я рассчитываю на адмирала Немитца. На то, что в решающий для России момент он поймет, что судьба страны важнее, чем лавры революционера.
