Дмитрий Беразинский - Путь, исполненный отваги
Взгляните хотя бы на Москву. Это город пьянства и порока. По улицам не пройти от нищих, калек, юродивых, татей и попрошаек.. Попы, забыв про свои обязанности, уподобились оным и проводят свое время в разврате и непристойности. Верхушка духовенства заботится только о своем кармане и устраивании личных дел. Они еще имеют наглость величать Москву «Третьим Римом». Бред сумасшедшего! Москва сейчас представляет вторую «Содом и Гоморру». Давеча об этом упоминал и патриарх Иоанн. Коснулся мельком. Хм!
Образование и культура находятся в зачаточном состоянии. И не из-за недостатка средств, а в основном из-за воровства. Страна в агонии, и этого не видит только слепец.
Полковник еще раз обвел взглядом притихших собеседников.
— Вас здесь собрали, потому что вы являетесь людьми с широким кругозором и самыми передовыми взглядами и потому что у вас болит душа за Русь — некогда великую и могучую. Чувствуете ли вы в себе силы, чтобы одолеть нашу лень и невежество? Поймите, мы никому не нужны в этом мире, кроме нас самих.
Так вот, задача минимум — доказать, что мы нужны самим себе!
После преамбулы полковника наступила гнетущая тишина. Не каждый день тычут носом в собственное дерьмо и при этом интересуются ощущениями. Князь Одоевский мрачно перебирал четки. Князь Глинский в лучших традициях сайентологии щипал правой рукою левую. Лафайет Хаббард еще не родился, но пример Ростислава доказал, что он будет прав. Думный дьяк Иванов грустно кивал головой, в ответ на каждый пункт обвинения.
Софья хотела возразить, сказать что-то резкое, чтобы отчитать этого наглеца, появившегося неизвестно откуда и подвергшего критике социально-политические основы России. Но, взглянув на остальных, увидела в их глазах мрачное согласие с бесцеремонным графом. Покорно вздохнув, спросила только:
— Когда?
— Завтра! — быстро ответил Андрей Константинович. — Через две недели заявится ваш братец, и придется рубить слишком много голов. У нас есть две недели на то, чтобы народ шкурой почувствовал, насколько ваше правление лучше для него.
— Хорошо, граф! Завтра так завтра. Но я должна с вами переговорить с глазу на глаз.
— К вашим услугам, Софья Алексеевна. Господа, время позднее, необходимо отдохнуть перед завтрашним днем. Поэтому предлагаю устраиваться на отдых. Вас разбудят с первыми петухами.
Собравшиеся медленно поднялись из-за столов и медленно разбрелись по опочивальням, чтобы в одиночестве провести бессонную ночь и тысячу раз подумать над безумным своим решением.
Сенная девица принесла кувшин испанского вина и, поставив его на стол, удалилась. Волков наполнил бокалы и произнес тост:
— Софья Алексеевна, давайте выпьем за доверие, без которого плодотворной работы не бывает. Поверьте, мы не ищем корыстных целей и наград, мы просто желаем добра России и проживающим на ее землях. Возможно, в это трудно поверить, но вы уж попытайтесь. А ваш брат в безудержном стремлении своем и невежестве способен натворить таких дел, что волосы на затылке встают дыбом.
— Это я и сама знаю! — вздохнула Софья. — Он уже натворил.
— Это еще цветочки, — произнес полковник, пригубив вина. Царевна тоже попробовала и, распознав букет, улыбнулась.
Малага, мое любимое. Вы знали? Конечно, знали! Если вы уж все на свете знаете, граф, то скажите, когда я умру? Нет, молчите! Когда умрет Петр?
— Через двадцать семь лет.
— Ого! От чего?
— Точно неизвестно. То ли от незалеченного сифилиса, то ли от простатита. После него российскую историю так перекроят, что разобраться в ней не смогут и многие поколения потомков. Анархия и хаос охватят страну на три с половиной столетия. Кто вообще допустил этого безумца к власти?
Софья еще раз вздохнула. Вспомнила дворцовый переворот девятилетней давности, еще раз прокрутила его в голове.
— Результат грызни двух древних родов. Наш более богатый и гордый, их — менее богатый, но более подлый. Закономерный конец — кровь. Власть пьянит куда сильнее самого крепкого вина. Человек, опьяненный властью, способен на многие поступки.
Отпив вина, она пристально взглянула на собеседника.
— Граф, а вам разве никогда не хотелось править?
— Боже упаси! — ужаснулся Андрей Константинович. — У нас есть такая поговорка: «Политика — это искусство отмывания в грязной воде». Я не хочу умываться грязной водой. Ваше здоровье!
— Граф, я не буду спрашивать, откуда вы свалились на наши головы, но неужели вы верите в успех задуманного? Я за эти годы, признаться, отчаялась...
— Софья Алексеевна, у нас есть для этого желание, возможность и силы для осуществления. Три решающих фактора в таком деле — это немало. Понимаю, что не ко времени, но поговорим о назначениях в случае успеха — это для нас очень важно. Если вам так удобнее, можете считать, что именно ради этого мы и заварили всю эту кашу...
— Продолжайте, прошу вас. — Царевна смаковала вино. Огоньки свечей отражались от хрустального бокала и светлыми пятнышками освещали ее лицо. Она грустно улыбалась.
— Я порекомендую вам профессора Каманина на должность Первого министра. Ручаюсь, что не раз пожалеете об этом, но в том хаосе, который сейчас царит в стране, способен разобраться только он.
— Посмотрим, дорогой граф, посмотрим, — проворковала Софья, — а вы не боитесь, что я не оправдаю ваших надежд. Я — девица капризная и взбалмошная, тем более уже в возрасте. А ну, как начну чудить на троне?
Полковник допил вино и пристально посмотрел на нее.
— У нас есть лекарство от вашего возраста, — медленно произнес он, глядя ей в глаза, — проверенное. Но мы должны сначала убедиться, что вы подходите.
— Кому, вам? — прошептала она, отставив бокал.
«Попалась!» — кричало все внутри ее. Дьявол знает, чем соблазнить женщину. «Господи, помоги!» — мысленно звала она Всевышнего, искала его помощи. Все еще красивое лицо ее исказила судорога.
— Я согласна, — прохрипела она, — налейте мне еще вина!
Выпив целый фужер залпом, Софья взяла со стола салфетку и утерла со лба пот.
Волков с жалостью наблюдал за ней. Бедняга! Тяжело христианину поверить в бескорыстие, хотя Библия исписана вдоль и поперек словами о нем! Трудно верующему уразуметь, что еретик благочестивее его. Невозможно священнику осознать величину собственного греха! Держа в уме десять заповедей, каждый ищет возможность их обойти, и найдя, засыпает с чистой совестью — он натянул Господа! Он объегорил старика! А если что, так всегда можно покаяться. Знакомый поп недорого отпустит грехи и благословит на новые.
— Не переживайте так, — мягко произнес он, — я с Сатаной не имею никаких дел. А ваше здоровье и самочувствие — наша первостепенная забота. Всякий альтруизм есть хорошо продуманный эгоизм, если выразиться проще. А если выразиться сложнее, то истинный правитель ради благополучия собственного государства всегда должен быть готов заложить душу дьяволу. Вас это не коробит?
— Мне кажется, граф, что я вас поняла, — тихо сказала царевна, — но ведь... но ведь это — страшно.
— Что поделать, дорогая Софья Алексеевна, требует жертв не только красота, — ответил полковник.
Глава 17. Гея. 1698.
Государственный переворот
Утро 12 августа выдалось пасмурным, что вполне отвечало желаниям заговорщиков. В пять часов небо было еще серым, словно полоумный художник готовил палитру для картины «Круглая серота». На Красной площади горели костры, разгонявшие предрассветный сумрак и утреннюю сырость. По всей площади было не более десятка стрельцов. Утомленные ночным бодрствованием и основательно продрогшие, они топтались у костров, разминая затекшие за ночь спины и шеи.
Внезапно на площадь выкатила яркая карета, запряженная шестеркой гнедых. Факелы, горевшие в держателях по бокам, вырывали ее из темноты. Она быстро подъехала к кострам и остановилась немного дальше. Стрельцы моментально похватали бердыши и стали полукругом. Десятник Иван Пстыга взял заряженный мушкет и, проклиная все на свете, побрел к экипажу. Дверка кареты была открыта, затеняя факел так, что утренний полумрак не позволял рассмотреть внутри вообще ничего.
Десятник, чертыхаясь на то, что не взял с собой головню, спросил:
— Кто едет? — молчание было ему ответом.
Недоумевая, кто это мог так странно пошутить, он заглянул внутрь. Страшный удар, нанесенный прямо в лоб чем-то тяжелым и тупым, моментально лишил его сознания.
— Работаем! — скомандовал Костя. Шестерка бойцов выбросила свои тренированные тела из кареты и бросилась на стрельцов. «Вихри» в их руках весело затрещали, сбивая ничего не понимающих стрельцов наземь. Пятнадцать секунд — и площадь оказалась пустынной. Старший лейтенант Волков сплюнул от отвращения к этой гнусной бойне и поставил автомат на предохранитель. Затем взглянул в ноктовизор.
— Спасские ворота, работаем дубинами, — приказал он, — там только двое.