Григорий Рожков - Американец
— Машины вывозят к станции, а потом по железной дороге за Березину? — выпалил я.
— Да, сэр. Их грузят на платформы и отправляют в тыл.
Не понимаю, зачем такой дикий риск с эвакуацией бронетехники еще в ходе сражения? Тут меня посетили неприятные мысли с оттенками черного… Город собираются оставить? Не может быть… Своими же ушами слышал информацию — сюда идут полки пятой дивизии Экспедиционного Корпуса и танки генерала Хацкилевича. Да, они задерживаются уже прилично, но на войне это ОБЫЧНОЕ дело и ничего странного нет. Сложно нам и больно, и опасность такого опоздания есть, но это легко понять — война все же, а не игрушки в песочнице. Может, в пути авиация их чутка прижала, или немецкие десантники переправы порушили. Три-четыре, даже пять часов задержки в таком случае не критичны. Мы держимся, враги устают…
Неуютная мысль свербела и заставляла обливаться потом.
— Сэр, вы не волнуйтесь. Из штаба обещали прислать подкрепление, подвозчик боеприпасов и ЗСУ для укрепления обороны.
— Ладно, Господь с вами. Оставайтесь. Но если что случится, вы сами виноваты, учтите. — Довольный моим согласием сержант улыбнулся и предложил сразу послать группу своих бойцов в сопровождении рейнджеров на разведку. Пусть проверят ближайшие места боев и поищут машины годные для ремонта и вывоза.
Через двадцать минут группа под моим командованием (хотелось лично посмотреть на ситуацию в районе, а не слушать сообщения по радио) выдвинулась на разведку. До выхода заранее определили маршруты движения и конечную цель — перекресток через две улицы, там несколько наших танков и самоходок схлестнулись с немецкими 'четверками' и тяжелыми танками. Инженеры говорят, пока сюда пробирались, там они попали под слабенький обстрел, но, несмотря на это, успели разглядеть парочку внешне целых САУ и танков которые надо будет изучить.
Почти до самого перекрестка, наши скромные приключения были связаны с опасностью не попасть в засаду немцев, а получить себе травму на кучах обломков. Поломать ноги или нарваться на опасно торчащий обломок было легче легкого. И это притом, что город не сильно обстреливали и бомбили. Не Сталинград однозначно.
Когда вдали, на улице, замаячили оставленные на поле боя танки, случилось важное приключение чуть не отправившее на тот свет десяток чересчур внимательных и осторожных солдат из 3-ей дивизии. При худшем исходе они могли бы пару-тройку рейнджеров за собой унести… Слава Богу, они по нам стрелять не начали… Разобрались кое-как, но поругались конкретно. Выяснили, что начнись перестрелка, нам бы пришлось быстро отваливать — здесь, после боя у перекрестка разместилась сборная солянка из двух батальонов мотопехоты численностью в триста штыков. Еще бережливый капитан, принявший командование сводным батальоном, увел у немцев из-под носа все, что уцелело из транспорта и средств усиления.
А это ни много ни мало — восемь грузовиков и два полноприводных джипа Додж 'три четверти', три самоходных 37 миллиметровых пушки М3 на базе все тех же джипов, семь 60-и и четыре 80-и миллиметровых миномета и одна 'сорокапятка' образца 1940 года (которая на самом деле появившаяся на 2 года раньше известная в нашем мире М-42 — с длинным стволом и хорошим бронещитком).
Я еще во время обучения удивлялся — американцы пользуются большим количеством разнообразного советского оружия и техники. 82 мм минометы с предохранителями от двойного заряжания — советские, 45 мм ПТО и танковые пушки на их основе — тоже, модификация их 12,7 мм Браунинга именуемая КПБМ — опять-таки в СССР сделана. И БАшки, и АГТ-3, и ПТТ-40 поступившие на вооружение нашего батальона тоже советские… Есть у меня уверенность, что я просто еще много чего не видел…
Отвлекся от темы. Одним словом — нам бы вставили кол от земли до неба, упрись мы рогом, и начали стрелять без разбору. Да и глупо вышло бы — драться со своими же товарищами. Только врагу жизнь упрощать…
С капитаном Питэром Дэвидсом, командиром батальона, мы обстоятельно побеседовали за чашкой кофе. Его обрадовал факт присутствия в районе полнокровного взвода рейнджеров, о которых со вчерашнего дня говорят все. А уж то, что мы совместно с инженерами собираемся оттаскивать технику годную для оперативного ремонта с дальнейшим вводом ее же в строй, вообще привело офицера в восторг.
Я его понимаю. Он командовал ротой в начале дня, а сейчас у него в подчинении батальон. Связи нет — все рации повреждены, отправленные в штаб делегаты связи где-то сгинули, соседей найти не удалось, разведка то тут, то там нарывается на моторизированные подразделения фашистов. Час назад мимо инженеры с трофеями промчались, их пришлось прикрывать от появившихся врагов, а потом все — тишина.
И что ему делать в таком случае? Либо с честью положить у перекрестка всех солдат борясь за, возможно, бессмысленную цель, которой просто нет, или отходить к центру города, где можно перегруппироваться в случае чего с основными силами, но при этом возможно потерять важную точку обороны… С нашим же появлением появилась некая ясность в том, что происходит. Нашлась ближайшая точка соприкосновения с соседями, стало известно, что происходит в округе, появилась связь. А в будущем вообще намечается появление восстановленной бронетехники.
Окрыленный капитан, воспользовавшись нашей рацией, запросил у штаба помощи с вывозом раненых и вместе с подтверждением запроса получил приказ — занять перекресток и оказывать поддержку инженерам в восстановлении техники. Разобравшись с неожиданным счастьем, или несчастьем, техническая разведка под прикрытием роты солдат, минометной батареи и двух джипов с пушками, выделенных щедрым приказом капитана Дэвидсона, добралась до перекрестка.
Стрелки часов подошли к пятерке на циферблате… До захода солнца еще так далеко, а уже хочется присесть и отдохнуть… Брось глупые мысли, лейтенант, надо работать.
Сразу же на открытое пространство никто не полез, выслали вперед разведку, проверили, есть ли тут силы противника или нет. Удостоверившись в том, что враг откатился от места боя, я отдал приказ группе прикрытия на создание временного оборонительного периметра, и отправил инженеров изучать поврежденную технику…
Видели ли вы когда-нибудь последствия танкового боя на узких городских улицах? Я до той минуты ничего подобного не видел… Охватить и осознать все сразу сложно… Вглядываться в отельные детали зачастую непосильно тяжело. По крайней мере сейчас для меня это так. Может со временем все изменится… Но смерть, на этом перекрестке, уродовала до неузнаваемости даже сталь, чего уж говорить о людях сложивших здесь головы.
Перекресток дорог проходил рядом с довольно большим парком, зажатым с трех сторон домами. Девять наших танков и самоходок при поддержке небольшой группы пехоты занимали оборонительные позиции, укрываясь за углами зданий и в глубине парка. Немцы и поляки пришли с двух направлений — юга и запада.
На подъездных улицах под грудами обломков погребены вражеские танки и щедрой рукой рассеяны плоды смерти — тела погибших. Среди них лежат давешние инженеры, готовившие нам позиции, несколько милиционеров и гражданских ополченцев виденные мною мельком под утро. Десятки польских и немецких пехотинцев, танкистов, десантников пришедших сюда с мечтой победить, получить кусок плодородной земли и несколько рабов, а взамен этого получившие кусок дешевого металла в виде пули или осколка достаточный, чтобы не мечтать больше ни о чем.
На самом перекрестке тел значительно меньше, здесь шел уже другой бой. Над изрытой воронками землей беспомощными стальными коробками с развороченными корпусами и башнями то тут, то там возвышаются немецкие Pz IV и тяжелые танки. Их уничтожили не сразу. Одни, разумеется, остались на дороге так и не успев развернуть башни, другие же прорвались довольно далеко вглубь парка, где их остановили шквалом огня, обратив в обглоданные взрывами и пожарами остовы. Если подбитые танки с крестами внушали толику страха своим посмертным видом, то кучи металла, некогда бывшие польскими танкетками TKS, вызывали нескрываемую злорадную усмешку.
Удовлетворение от созерцания уничтоженного врага стирается фактом того что ответный удар настиг наших танкистов. Неплохо замаскированные Росомахи и пара Шерманов так и стоят на своих позициях, направив стволы на остовы подбитых врагов. В их корпусах и башнях по паре-тройке лишних отверстий, где диаметром лишь в шесть-семь сантиметров, а где и здоровенные дыры от попаданий 88-и миллиметровых снарядов — зачастую этого хватало либо для гибели экипажа, либо для выхода техники из строя.
Я всеми силами стараюсь смотреть последствия боя и принимать во внимание лишь общую картину. Деталей касаться нельзя — это больно, обидно, страшно… Инженеры и рейнджеры с непониманием смотрят на мое отстраненное, и даже наплевательское отношение ко всему что вокруг. Черт, как им объяснить, что лучше не стоит задумываться иначе на душе погано будет?..
