Александр Антонов - Звезды против свастики. Часть 1
Первое пришло от командира передового танкового корпуса. Генерал сообщал, что прямо по фронту замечено большое скопление русских танков. По предварительной оценке, не менее дивизии. Корпус вынужден остановиться, чтобы дождаться отставшую мотопехоту, перегруппироваться и изготовится к атаке. Генерал просил прислать резерв.
Гудериан одобрил всё, кроме отправки резерва, приказал генералу по готовности к наступлению доложить, но без особого распоряжения не атаковать. Начальник штаба армии, продолжая заниматься текущими делами, нет-нет да и бросал на командующего тревожные взгляды. Он никак не мог взять в толк, что же так беспокоит обычно уверенного в себе патрона?
Разгадка пришла вместе с донесением от разведчиков. В заданном квадрате они напоролись на колонну русских танков. Пасьянс сложился! Начштаба вновь увидел прежнего Гудериана.
– Немедленно отправьте весь резерв в квадрат, где наша разведка обнаружила русские танки! – голос Гудериана звучал твёрдо и властно. – Передайте командиру резерва: любой ценой сдерживать русских до получения особого приказа, и срочно соедините меня с Манштейном!
Выслушав доводы командира 2-й танковой армии, командующий группой армий «Курляндия» ответил коротким «Ждите!» и положил трубку. Отдав несколько распоряжений, Манштейн приказал адъютанту обеспечить ему полчаса абсолютного покоя, после чего опустился в глубокое кресло и прикрыл глаза. Если то, о чём сообщил Гудериан, в полной мере соответствует действительности, русские заманили его ударную группировку в котёл, вот-вот накроют его крышкой, после чего начнут планомерное уничтожение попавших в окружение частей. Нет, каков Слащёв?! Как он ловко дал понять, что поверил: целью Гудериана является Прибалтика, сделал вид, что лихорадочно стягивает все имеющиеся под рукой войска в районе Вильнюса, ослабляя тем самым направление на Кёнигсберг в обход Прусского вала.
В своё время Манштейн входил в круг генералов, которым фюрер поручил дать экспертную оценку плану силового возврата Пруссии, получившему кодовое название «Тевтонский меч», и являющегося составной частью плана «Барбаросса», разработанного офицерами Генерального штаба сухопутных сил под руководством генерал-лейтенанта Паулюса. В целом план Манштейну понравился, хотя отдельные его моменты ничего, кроме потаённой усмешки, не вызывали. Например, изначально провальной казалась идея сразу после начала боевых действий поднять восстание в тылу мятежного анклава, нашпигованного коммунистами, не хуже чем набивают салом-шпик знаменитого зайца, жаренного по-берлински.
Теперь становилось очевидным: в плане допущен куда более серьёзный просчёт, который не заметили ни разработчики, ни авторитетная комиссия. В чём он состоит? О, желающих порассуждать на эту тему будет предостаточно. В чём в чём, а в этом можно не сомневаться! Но всё это потом, а пока…
Невесёлые размышления командующего прервал осторожный стук в дверь. Манштейн открыл глаза:
– Войдите!
На пороге возник адъютант:
– Полчаса прошло, господин генерал-полковник!
– Спасибо, Фриц! Данные авиаразведки поступили?
– Так точно! Только что принесли.
Просмотрев сообщения, Манштейн снял с аппарата телефонную трубку и попросил соединить его со Ставкой.
– Как?! – Гитлер потрясал кулаками перед лицом вытянувшегося по стойке смирно Кейтеля. – Как такое могло произойти?! Как план, одобренный моими лучшими генералами, в самый последний момент превратился в смертельную ловушку для наших отборных частей?! И что вы теперь от меня хотите? Чтобы я разрешил Гудериану, в тот момент, когда он уже одной ногой ступил на прусскую землю, повернуться к противнику спиной и бежать?!
– Осмелюсь заметить, мой фюрер, – сверкнул моноклем Кейтель, – если отдать приказ об отводе армии Гудериана немедленно, то это будет не бегство, а планомерный отход на заранее подготовленные позиции.
– Действительно, это меняет дело, – саркастически усмехнулся Гитлер. Приступ бешенства прошёл, и тон, которым он теперь говорил, был уже вполне нормальным.
– Передайте Манштейну, что я разрешаю ему отвести войска на линию Гродно-Алитус.
19-май-41. Петроград
«И чего ему не сидится? Вертится на стуле, как карась на сковородке. Еле уговорил не вскакивать следом за мной. Теперь вот хожу по кабинету, рассуждаю, а он за мной и глазами, и головой, и телом норовит последовать. – Ежов посмотрел на молодого конструктора с живым лицом и острым взглядом, и устыдился собственных мыслей. – Чего ты, Ёрш, в самом деле? Не привык ещё парень к «большим» кабинетам. Ничего, станет главным конструктором – обвыкнется!» Эти мысли главного куратора оборонной промышленности СССР, председателя КГБ Ежова, относились к руководителю КБ-1 ГИКиРТ (Государственного института Космической и ракетной техники) Сергею Павловичу Королёву.
Меж тем вводная часть беседы, которая происходила тет-а-тет, вступила в завершающую фазу. Оставалось сказать ещё пару фраз и переходить к теме, ради которой Ежов, собственно, и посетил с визитом ГИКиРТ.
– … Так что, дорогой Сергей Павлович, полёты в космос – наше, пусть и вполне достижимое, но всё-таки будущее. Что касается настоящего, – Ежов в упор посмотрел на конструктора, – то оно, как я понимаю, далеко не блестяще. И это при том, что в КБ-2 продвинулись много дальше. Я хочу услышать от вас: в чём причина?
Королёв набрал в грудь воздуха…
Через час в том же кабинете, на том же стуле, где недавно сидел Королёв, расположился руководитель КБ-2 того же ГИКиРТ Вернер фон Браун. В отличие от импульсивного Королёва, фон Браун был спокоен, как только что пообедавший удав. Сидел ровно, за начальством глазами не водил. Покончив с вводной частью, Ежов, который в это время находился за спиной фон Брауна, произнёс, глядя в затылок инженера:
– Так что вас всё-таки связывает со шведским журналистом Хансом Улссоном, на поверку оказавшимся агентом германской разведки?
Не поднимаясь со стула, Фон Браун сделал пол-оборота туловищем в сторону Ежова.
– Так вам, Николай Иванович, всё наверняка доложили ваши сотрудники? – лицо его при этом осталось совершенно спокойным.
– Доложили, – кивнул Ежов. – Но мне бы хотелось услышать об этом от вас лично.
– Хорошо, – коротко вздохнул фон Браун. – Мы были с Хансом приятелями, даже выпивали иногда вместе, разумеется, до той поры, пока он не навёл на меня пистолет.
– И всё? – уточнил Ежов.
– Я не очень понимаю суть вашего вопроса, – предпочёл уйти от прямого ответа фон Браун.
– Я имею в виду, не были ли вы осведомлены о том, что Улссон является офицером абвера?
Вот теперь фон Браун слегка дрогнул. Но только слегка. Пожав плечами, он ответил всё так же спокойно:
– Не буду скрывать, о чём-то я, конечно, догадывался…
– А вот Улссон на допросе показал, что представился вам именно как агент абвера, и как раз в тот день, когда передал вам письмо от Дорнбергера.
Фон Браун брезгливо поморщился, лицо его заметно побледнело, но он хорошо держался.
– Тогда он должен был рассказать и о том, что я не принял приглашения.
– На самом деле он сказал нечто иное, – продолжая буравить фон Брауна взглядом, – сказал Ежов, – но у нас есть сведения и из других источников, на основании которых мы сделали вывод, что вы действительно не были склонны к побегу.
Было заметно, что фон Браун с трудом сдержал вздох облегчения:
– В таком случае какие у вас могут быть ко мне претензии, ведь работой моей вы, кажется, довольны? Или, – фон Браун настороженно взглянул на Ежова, – мне хотят инкриминировать недоносительство?
– Могли бы, – подтвердил Ежов, – сложись обстоятельства несколько иначе. А так ценность вашей работы превышает ущерб от того, что вы сами назвали «недоносительством».
– То есть, у спецслужб ко мне претензий нет? – уточнил фон Браун.
– Будем считать, что нет, – подтвердил Ежов.
– Тогда к чему все эти вопросы?
– А вот к чему…
Ежов выхватил ближайший стул и уселся на нём верхом, лицом к инженеру.
– В Германию вы бежать не хотели – это правда. Но насколько охотно вы работаете на СССР? Подумайте. От правдивости ответа будет зависеть ваша дальнейшая судьба!
Фон Браун послушался совета и с ответом не спешил. То ли от раздумий, то ли от страха, на его лбу выступила испарина. Инженер достал чистый платок и промокнул лоб.
– Чёрт с вами! – решился он, наконец, на ответ. – Да, я не стремлюсь попасть в нынешнюю Германию, это вы верно подметили: не люблю, знаете ли, господина Гитлера, и всё, что с ним связано. Но и господина Тельмана я, поверьте, люблю немногим больше. И что получается? Мне, немцу, нет места на немецкой земле! Остаётся жить и работать в качестве иммигранта. Мне неплохо живётся в Петрограде. Я занимаюсь любимым делом и стараюсь делать его хорошо – иначе не приучен! Но есть вещи, которые меня беспокоят и не дают работать в полную силу…
