Василий Звягинцев - Скорпион в янтаре. Том 1. Инвариант
Так и вышло. Она, прерывисто дыша, вытянулась поверх покрывала. При свете угасающего дня, пробивающегося через полузадернутые шторы, Зоя выглядела невероятно привлекательно. Особенно для Сашки, который прекрасно помнил, что это – чужая женщина. И, значит, вдвойне желанная. И хоть было ему сейчас не двадцать два, а почти тридцать восемь (или – тридцать пять) – все равно.
Артистки школы Вахтангова – Мейерхольда славились пресловутой «биомеханикой», которой посвящали по несколько часов в день. Отчего спектакли театра на Арбате привлекали зрителей не только психологическими изысками, но и возможностью полюбоваться пластикой женских тел в те времена, когда и в Америке еще не было стриптиза.
Сейчас Зоя использовала свои способности в полной мере. А в прежней жизни, мелькнула мысль, она ничего такого себе не позволяла.
Шульгин (то есть Шестаков) грешным делом опасался, не станет ли его супруга от зимней тоски и одиночества любовницей Власьева, который, с его старорежимными ухватками, вполне мог вскружить голову неудовлетворенной дамочке.
Но нет! Судя по ее активности, она давно не имела никакого партнера.
Сашка никак не мог избавиться от давней привычки (или свойства) даже в самые волнующие моменты каким-то краем мозга думать автономно. Как сейчас.
А Зоя была чудо как хороша. Во всем. Фигурой походила на Софи Лорен. Изощренностью – на леди Спенсер. И тем, что не банально обнаженной была, а этакой, полурастерзанной… Еще добавить – ей было почти сорок лет, а этот Сашка, исключая одну ночь с Сильвией, никогда не имел дела с женщинами старше тридцати. Думал, хороши они своим нежным и изящным телом, а тут оказалось – совсем другой разбор.
Она его порядочно измучила. Думал, что это он ее приведет в изнеможение, а вышло наоборот. Так ведь и она думала, что ласкается с родным мужем, который вновь стал сильным мужчиной, а оказалось…
В итоге получилось для всех интересно.
Зоя отодвинулась к стенке, махнула рукой, отвернись, мол. Он отвернулся, встал, отошел к окну, закурил, по привычке открыв форточку.
Здорово получилось. Когда он сам еще работал в театре, одна актриса, настолько немолодая, что молодых парней уже не стеснялась (та, которая учила игре в преферанс не для удовольствия, а для заработка), ему говорила, что без секса за час до выхода она играть не может. Хоть с кем, хоть с рабочим сцены, если ничего лучшего не подвернется. Надо при случае спросить Зою, как с этим делом обстоит у «современных» артисток.
Потом он повел ее по гардеробным, чтобы приоделась и посмотрела, какими техническими средствами пользовались ее «правнучки». Им здесь теперь вряд ли что-нибудь понадобится, даже если вернутся, – вкусы изменились, да и пропорции у многих.
Готовясь жить на Валгалле неограниченное время, не зная, будет ли работать дубликатор и впредь столь же четко, как сразу по прибытии, девушки создали приличные запасы «обмундирования». Тут еще и комплексы эпохи тотального дефицита сказывались, когда приличные джинсы на толкучке стоили до трехсот рулей (годовая стипендия, или трехмесячная зарплата молодой специалистки). Каково после этого листать тысячестраничные каталоги, зная, что достаточно ткнуть пальцем, и это – будет твоим. Совершенно не задумываясь, что носить это просто негде. Разве что к ужину наряжаться по торжественным датам. Вот и осталось девяносто процентов запасенного добра даже и не распакованным.
Зоя же оказалась в куда более травмирующей ситуации.
По-прежнему не понимая, что происходит, и время от времени пытаясь у мужа это выяснить, она увлеченно перебирала пакеты с бельем, коробки с обувью, восхищенно рассматривала и ощупывала платья и костюмы. В своей Москве она и понятия не имела, что существуют в природе такие изделия и предметы, обходилась продукцией собственной портнихи. Иногда удавалось приобрести что-нибудь особенное в комиссионке или Торгсине, но по сравнению с этим…
Тут ведь и техническая культура совсем другая, а главное – менталитет конструкторов и пользовательниц.
Шульгин сидел на подоконнике, курил, благодушно наблюдая это «пиршество духа», на все вопросы отвечая лаконично:
– Сядем ужинать, расскажу все сразу и подробно. А пока приоденься к столу, попроще, сообразно обстановке, вон, вполне приличный английский костюмчик, и туфли в тон имеются…
Когда Зоя, с плохо скрываемым отвращением сбросив все, что на ней было, начала прикидывать, что из восхитительных вещичек подходит ей больше всего, по ходу дела разбираясь, как устроены незнакомые ей предметы, Сашка не удержался и соблазнил ее снова. Прямо на розово-лимонных искусственных шкурах, заменявших палас. Теперь оба не спешили, растягивая удовольствие, но финал получился не менее бурным и феерическим.
– Ох, Гриша, сказка продолжается. Но пока нам, пожалуй, хватит. Ночь ведь еще впереди?
«Ой-ей-ей», – подумал Шульгин, но ответил бодро:
– Это точно. Да не возись ты с этим поясом, вон, надень колготки, и все. «Анжелику» эту, здесь застежка впереди, и никаких пуговиц…
– Ты-то откуда про эти тонкости знаешь? – Зоя как-то странно, наверное, заимствованным в одной из ролей образом на него поглядывала, улыбалась смутно и кокетливо, вообще вела себя подобно юной девушке, только что познавшей радости плотской любви. Смущалась будто бы, одеваясь на глазах у мужчины, одновременно принимая привлекательные и моментами двусмысленные позы.
«Она что-то чувствует, – сообразил Сашка. – Не ведут себя так жены по второму десятку лет супружества. Другое дело, женщина ее возраста, только что начавшая изменять мужу, вполне могла бы подсознательно начать в девочку играть. Ситуативно». Тон у нее стал этаким игривым. Плечиком двинула, надевая бюстгальтер.
– И кто вообще все это придумал и сделал, в какой стране?
– Что, языки забыла? На этикетках и пакетах все написано…
– Не морочь мне голову, – перешла она на обычные интонации. – Ни во Франции, ни в Италии ничего подобно не существует. Наши в прошлом году ездили на гастроли, кое-что привезли, и журналов модных кучу. Это совсем не оттуда…
– А ты посмотри, там где-то должно быть написано: «Коллекция такого-то года», и адрес фирмы.
Шульгин, большой любитель женщин, в тонкостях туалетов, а особенно нижнего белья, разбирался неплохо. Знал, в отличие от большинства сверстников, чем в советской стране можно по-настоящему очаровать девушку. И не стеснялся вручать им такие «сувениры», в то время как соперники ограничивались цветами и конфетами, отчего и проигрывали соревнование за сердце и тело.
– И что? – поводила пальцем по строчкам. – Здесь написано – тысяча девятьсот восемьдесят третий. Осенняя коллекция. Париж, рю де ла Пе… Что это означает?
– То самое. Наши цифры, только наоборот. Похоже?
Зоя швырнула на ковер юбку, которую только что собиралась надеть, села на пуфик, уперлась локтями в колени.
– Шестаков, ты мне столько за две недели загадок назагадывал! Чекистов убивал, к Власьеву отвез, скрылся неизвестно куда, появился на танке, сюда притащил, имел меня, как ни разу в жизни не умел, барахло чужих баб предлагаешь, а теперь еще и восемьдесят третий год! Я с ума сошла? Нет, не похоже. Такого не придумаешь и в бреду. – Она ногой, обтянутой темно-золотой лайкрой, отбросила коробку с шикарными туфельками на десятисантиметровой шпильке. – Рассказывай, или я никуда не пойду!
– А куда денешься? – Пора и власть употребить, хотя бы тем, наркомовским тоном, к которому она привыкла. – От нас тут все равно ничего не зависит. Собирайся, десять минут на все. На той полке какая-то косметика, посмотри, может, что понравится. Я сейчас вернусь, и пойдем. Власьев тоже в недоумениях пребывает, да и мальчишки скоро искать нас начнут…
Он резко вышел из комнаты. У себя сбросил остатки наркомовской униформы, подумал, не облачиться ли в джинсы и свитер, но решил, что чересчур будет, ограничился легким костюмом цвета хаки, белой рубашкой без галстука, мягкими коричневыми туфлями типа мокасин. Все это позаимствовал из шкафа Новикова. Его собственные одежды телу наркома были малы размера на три.
Получилось весьма авангардно. Не суровый «командир производства», а что-то вроде инструктора ЦК КПСС на летнем отдыхе. Брежневской эпохи, конечно.
В боковой карман сунул золотой портсигар, набитый «Кэмелом», зажигалку «Зиппо». Поправил перед зеркалом прическу. А что, в любую московскую компанию вполне идти можно. Сойдет товарищ Шестаков за продвинутого интеллектуала. Еще и фурор произведет среди посетительниц Домжура или Клуба архитекторов.
Зашел за Зоей. Та, несмотря на расстроенность чувств, одеваться уже закончила. Как он и рассчитывал, вскрикнула:
– Гриша! Это – ты?
– А ты – эта? – ответил адекватно. Стал рядом с ней перед зеркалом, изобразил на лице скабрезную улыбку, что всегда ему так удавалась. Приобнял за талию.
