Александр Мазин - Богатырь
– Служит ромеям? – нахмурился Халил. – Может, лучше было бы его… – Управляющий сделал жест, будто перерезает горло.
Собственно, Илья мог бы и приказать. Ничего не объясняя. Он был сыном хозяина. Но Халил ему нравился. Управляющий был почтителен без угодливости и наверняка неглуп и ухватист. Не зря его словенское имя было – Хватко. Кроме того, Илье хотелось похвастаться хитростью, которую он учудил.
– Я поклялся, – напомнил Илья управляющему. – И более того, обещал отдать ему записки, которые сделал его старший соратник по пути из Киева.
– Записки… – еще больше нахмурился Халил. – Уверен, что это не повредит Киеву и нам?
Илья засмеялся.
– Ты удивишься, – сказал он, щедро поливая цыпленка пряным соусом, – но я даже продолжал вести эти записи, когда этот человек умер.
– Зачем? – действительно удивился Халил.
– Затем, что я немного подправил записи! – засмеялся Илья. – Это ведь так просто. Там вписать лишнюю палочку, здесь прибавить «не» к слову «хороши». Так что польза от этих записей точно будет. Нам. К тому же я сказал угру, кто я, и он наверняка упомянет меня, когда его будут расспрашивать. Так что, может, доместику схол доложат о том, что не только спафарий Сергий, но и его сын трудятся на благо империи. Не знаю, будет ли от этого польза батюшке, но вреда точно не будет.
– Ты воистину сын своего отца, господин! – восхитился Халил. – Будто его кровь течет в твоих жилах. Ты умен, будто премудрый старец.
То была лесть не Хватко, а Халила. Липкая, как засохший в бороде шербет. Но Илья принял ее с удовольствием.
– Отец учил меня, – скромно сообщил он. – И дед Рёрех. И матушка. И еще многие. Весь свой ум я получил в нашем доме. И в домах нашей родни. А еще я много читал. Но представь, Халил, было время, когда для меня не было тяжелей урока, чем читать и писать! – Илья отодвинул блюдо с куриными костями и задумчиво оглядел стол: всё такое вкусное, с чего бы начать?
– Завтра с утра поедем к твоему угру, – пообещал Халил. – Все устроим, как ты велишь.
* * *Красивый город – Великий Булгар. И удивительно чистый. Даже возы.
– Грязных в город не пускают. За стенами есть моечные, там и чистятся, – пояснил Халил. – А кто на улицах гадит – наказывают.
Они уже закончили дела с Режеем. Взяли у него и рабов, и товары вместе с лодьей. Оставили трех лошадей – везти самого Режея и деньги, которые тот пообещал передать родне Акибы. Собственно, с передачей было просто. Деньги должен был взять казначей ромейского подворья, а взамен выдать именные поручительства с печатью. По этим кусочкам кожи Режей или любой из родни Акибы мог получить деньги уже в Константинополе. Илья с подобным порядком был знаком. В батиных делах такие поручительства тоже были в ходу. Всяко удобнее, чем путешествовать с мешками серебра.
Угра проводили к ромейскому подворью, где Илья вручил ему подправленные записи, очень аккуратно подправленные, самый внимательный глаз ничего не заметит. Режей в ответ поклонился Илье в пояс. Как господину. На том и расстались.
Богатый город Булгар. Улицы мощены камнем. Дома поближе к центру – из камня, в три этажа, подальше – в два: один каменный, второй из дерева. Никаких дворов с воротами. Дома стоят плотно. По обычаю бохмичи: снаружи каменные стены, внутри дворик с тенистыми деревьями и прудом. А то и с фонтаном. Прохлада! Халил предложил Илье познакомиться с большими людьми города, но тот отказался. Задерживаться здесь он не собирался. Тем более Халил сказал, что послезавтра на Русь уходит отцовский караван из сотни возов с крепкой охраной. Путь займет шесть десятков дней. Не быстро, зато спокойно и безопасно. Вот к ним-то Илья и присоединится.
Так он поступил.
Глава 16
Илья вернулся в Киев в конце первого месяца осени. Обрадовал батю своими нежданными богатствами, но куда больше – благополучным возвращением. А особенно – рассказом о своей встрече с ромейскими соглядатаями и тем, что из этого вышло.
Батя похвалил. Видно было: гордится сыном. Илья от этого прям-таки лучился от счастья.
За ужином Илья вручил родне подарки. Чуть позже обрадовал Лиску серебряными браслетами и золотыми сережками, погладил ее округлившийся живот, где, как он надеялся, подрастал его сын, и на следующий день ускакал в степь с внуком Машега Маттахом и еще пятью молодыми гриднями: полевать тарпанов.
Вернулся совсем счастливый… И сразу попал в руки родни.
Сначала им занялась матушка.
Осмотрела, посетовала, что такой здоровенный: выдержал бы хребет.
– Ты когда с коня спрыгиваешь, спина не болит?
– Не-а! – весело отозвался Илья. – Я и со второго этажа спрыгну – ничего не заболит! Хочешь, покажу? – И шагнул к окну.
– Стоять! Вот дурной! Прострелит спину – опять влёжку ляжешь! Этого хочешь?
– Да ладно, мам! Что я, старец? Вишь, ноги у меня какие! Они всю тяжесть и примут. Хоть так, хоть в броне.
Ноги у Ильи и впрямь могучие. И выровнялись. Хромота прошла. Сила вернулась.
Сладислава вздохнула. Молодой он, Илюша, сил немеряно, страха нет. Как такого вразумишь?
– Одевайся и шагай, – скомандовала она. – Отец тебя видеть хотел.
Разговор Ильи с отцом тоже начался с осмотра, которым Духарев в целом остался доволен.
Заставил попрыгать, на руках пройтись, руки за спиной сцепить, ладонями до пола достать. Хорошие мышцы. Правильные. Рабочие.
– Упражняешься, как я велел? – спросил он.
– Непременно. Пропустил, только когда раненый лежал.
– Рану ты по-дурному получил, – проворчал Сергей Иванович. – Себя переоценил, врага недооценил, а надо как?
– Надо – наоборот, – вздохнул Илья. – Больше не повторится.
– Дай Бог. Бегаешь как?
– Хорошо бегаю! – оживился Илья. – С Голубем бегали по пути много. Он – рысцой, а я так. Поспевал. За стремя почти не брался.
– Хорошо, – похвалил Сергей Иванович. – Бег – это выносливость. В бою ведь так: кто устал, тот умер.
– Ага! Дедко Рёрех так говорил. Только я не устаю, батя.
– Это ты, парень, в настоящей сече не бывал, – покачал головой Сергей Иванович. – Когда с восхода до заката.
– Не бывал, – вздохнул Илья огорченно.
Сергей Иванович ткнул его кулаком в грудь:
– Ишь, пригорюнился! Хватит битв и на твой век. Вижу, крепок ты. И раздобрел. Пора бронь править.
– Хорошо бы, батя. А то как с тобой расстались, кольчуга свободно лежала, еще и с припуском, а нынче – тесна.
– Расширим, – пообещал Сергей Иванович. – И всю защиту тебе обновим. А еще лук я тебе свой старый отдам. С тех времен, когда я еще в силе был.
– Да ты что, бать? – возмутился Илья. – А то ты сейчас слаб! Вон, аж с четырьмя нурманами схватился!
– Не спорь. Глянешь на лук мой – враз полюбишь. Мне его уже не натянуть, даже удержать – тяжеловато, а тебе в самый раз придется. Сила у тебя изрядная. Не припомню, чтоб у кого-то в такие юные годы этакая стать была. Всем хорош, вот только шея слабовата.
– Да ты что, бать! – вновь запротестовал Илья. – Это где ж она слабая?
Сергей Иванович хмыкнул.
– Сейчас покажу, – пообещал он.
И врезал Илье кулаком в живот. В полную силу.
Тот даже не крякнул. Ухмыльнулся:
– Ты сильней бей, бать, не жалей!
– Как скажешь, – кивнул Духарев. И ударил еще раз. Но уже не в живот кулаком, а основанием ладони по затылку.
Илья, надо отдать ему должное, устоял. Не упал ни вперед, ни на коленки. Но – поплыл.
Сергей Иванович ждал.
– Ну и тяжкая у тебя рука! – наконец выдохнул Илья.
– Это не у меня рука тяжкая, а у тебя шея слабая, – наставительно произнес Духарев. – Как, очухался?
– Вроде.
– Тогда покажу тебе, как шею упражнять. Сначала – разогрев. – Это Духарев мог и сам показать. А вот встать на борцовский мостик Сергей Иванович уже был не способен. Но объяснить – нетрудно. Тем более что в прежние времена Илья и на мост вставал, и колесом ходил, и даже сальто делал. Не то чтобы это в бою самые нужные навыки, но координации помогает безусловно. А уж назад выгибаться в поединке надо уметь непременно. Да не налегке, а в броне, что куда труднее.
Духарев убедился, что Илья усвоил весь набор: и мост, и лицом вниз, и качания головой, лежа на животе и выгнув спину. Вот это, кстати, у Ильи получалось прекрасно. Натренировался, когда учился бить лежа из лука.
– И так – пока силы хватает, а как закончится – еще раз двадцать, – напутствовал он. – А теперь умойся и ко мне наверх. О деле поговорим.
– Я привез в Моров две с половиной сотни кривичей, а уцелевших радимичей расселил по другим местам, – сказал Сергей Иванович. – Радимичи ненадежны, а после гибели Яроша у нас больше нет связи с лесовиками. Старостой над ними – Петр Головешка. Крещеный. Они там все крещеные, я проследил. Головешка – муж толковый, расторопный. Тебе понравится. Старшим над всеми я поставил Кулибу. Округу он знает, дружинников моровских тоже. И с кривичами ему будет полегче, чем с радимичами. Он ведь и сам кривич. Острог мы расширили, стены подняли, теперь это уже не острог, а крепость малая. И церковь теперь не снаружи, а внутри. Придет время, мы перенесем ее на старое место. Когда поймем, что край усмирен.
