Михаил Королюк - Спасти СССР. Адаптация
- ... мама вчера мандарины... - выцепил мой слух из гомона чей-то радостный голос.
Я невольно кивнул головой. Ну, да, так есть. Для многих в СССР мандарины созревают раз в году, только в конце декабря, и этот сезон урожая краток, но впечатляюще ярок.
Вот и наша мама вчера пришла вся радостно-возбужденная и торжественно водрузила на кухонный стол сумку аж с двумя килограммами мандарин, после чего гордо посмотрела на нас - в точь-точь как кошка, выложившая перед хозяином рядком придушенных за ночь грызунов.
Мандарины были холоднючими, с характерной вмятинкой на попе и черными ромбиками с надписью «MarСc» на некоторых из них. Потом они отогрелись и начали источать просто обалденный запах. Мы ходили вокруг них кругами, и мама, поколебавшись, выдала по одному, сказав при этом:
- Шкурки не выбрасывайте, буду моль пугать.
Мы торопливо очистили фрукты и впились в изумительно сочную, брызжущую освещающим соком мякоть, а потом еще некоторое время многозначительно молчали, наслаждаясь постепенно истончающимся вкусом. Воистину, хорошо, но мало.
Мы зашли в безлюдную комнату. Кузя закрыла дверь, и стало тихо. Обернулась:
- Ну, налюбовался, пока шел?
- Ох, и язва ты, Кузя, настоящая язва. Бедный твой будущий муж, - с сочувствием к этому несчастному человеку закатил я глаза к потолку.
- Да что б ты понимал! Мой муж будет счастливым человеком, - вдруг вырвалось из нее, и слова эти прозвучали так неожиданно искренне, что у меня брови полезли на лоб.
- Ммм... - промычал я, пристально разглядывая ее, - в целом я догадываюсь, о чем ты...
- Дурачок, - она улыбнулась и соблазнительно отвела плечико назад, но в глазах ее блеснуло холодное презрение, - не тем думаешь.
- Да нет, - примиряюще выставил я ладони, - я думал не о том, о чем подумала ты, что подумал я.
Кузя посмотрела на меня с большим сомнением, но я был спокоен, словно гладь горного озера. В глазах ее мелькнул было какой-то новый интерес, но тут же сменился опаской, а потом вернулась пробующая свои зубки молоденькая стерва.
- Так ты работать собираешься, Соколов?! - вызверилась она на меня.
Я промолчал. Поставил коробку на стол и снял расстеленную сверху пыльную пожелтевшую газету. Под ней россыпью лежали елочные игрушки, настоящие, из хрупкого стекла, которые надо брать бережно и вешать осторожно. Тут же были бусы из разноцветных стеклянные трубочек и шариков и самодельная гирлянда из лампочек, окрашенных цветными лаками. Были даже старые игрушки из прессованного картона.
- Подавай игрушки, - спокойным голосом сказала Кузя.
«Надо же, моментально вошла в берега. Воистину, молчание - золото».
- Вешать буду я, ты все испортишь, - сварливым тоном ненаскандалившейся вволю супруги опровергла она мои измышления.
- Как будет угодно прекрасной госпоже, - фыркнул я благодушно и вытащил из картонной коробки матрешку на прищепке, с платочком из тонкого поролона, - держи. Только подожди, я сначала гирлянду повешу.
Сделал свое дело и отошел, освобождая место у елки. Кузя молча пристроила игрушку поближе к стволу.
- Забавно, - повертел я в руках две следующие, тоже на прищепках, - смотри: восточный принц и восточная красавица. На, пристраивай.
Заглянул в коробку, выбирая следующее украшение. Взять трехцветный светофор или избушку с белым напылением на крыше? Или шар-фонарик с круглой впадиной?
- Эй, - удивился, повернувшись, - вместе их вешай.
Кузя отрицательно помотала головой.
- Это же пара подобралась! - настаивал я.
Она упрямо присобачила принца на противоположной от красавицы ветке.
- Вот, - отошла и посмотрела на дело рук своих. - Теперь можно гадать, встретится ей принц или нет. И, если встретится, то где. Как посмотрит, что скажет... Как за ней побежит...
- Ну, могла бы на новый год и подсобить людям, - пробурчал я и протянул ее следующую игрушку.
- Нет, нет, нет... Пусть сами, по-настоящему, как в жизни. А в жизни, знаешь ли, принцев рядом не бывает.
- Проверяла? - насмешливо уточнил я.
- Да, прячутся, мерзавцы. Маскируются, - и она искоса мазнула по мне взглядом.
- А чего тебя все на принцев тянет? - уточнил я, роясь в ящике.
- Это разве ненормально? - искренне удивилась она.
- Среди пролетариев, говорят, очень приличные мужчины встречаются.
Она громко, от души, засмеялась.
- Юморист ты, Дюша, - сказала, отвеселившись.
- А что? - не отступался я, - на заводе высококлассный рабочий не хуже профессора получает.
- Не в деньгах счастье, - поразила она меня, а потом взглянула снисходительно, - ты как ребенок. Где-то уже совсем как взрослый, даже удивляешь, а где-то... А, давай следующую.
- Нет, объясняй, - я вложил ей в ладонь золотистые колокольчики.
Она потрясла ими, звук был тусклый.
- Деньги, конечно, должны быть, - пояснила она деловито, - но этого недостаточно. Их еще надо иметь возможность потратить. Да и не все деньгами можно купить.
- Понятно, - протянул я разочарованно. Стеклянные трубочки бус тонко звенели у меня в руках. - материалистка. Держи.
Странно, но она не обиделась, не взвилась, не закричала, лишь пожала плечиками. Дальше мы работали молча, думая каждый о своем, и скоро в ящике показалось дно.
- Хватит, - сказала она, заглянув в него, - остальное будет лишним. Вот, еще вот эти три повешу, и все. А ты за вату берись.
И я стал послушно раскидывать на ветки лоскутки. Очень медитативное занятие.
- А, знаешь, мы до школы в гарнизоне жили, - неожиданно в полголоса сказала Кузя, мечтательно уставившись на елку, - я каждый новый год верила папе, что ракеты после курантов пускают в мою честь. Махала в окно рукой и чувствовала себя принцессой. Папка у меня молодец был.
Я стоял, механически отщипывая кусочки ваты, и бездумно бросал их на хвою. Зла не хватало на прилипшую к моему лицу нейтральную полуулыбку - сначала я не сообразил ее стереть, а теперь было очевидно поздно.
Кузя опустила глаза, а потом присела на корточки и полезла пристраивать перламутрового крота к основанию нижней ветки.
- Знаешь, - так же негромко сказал я, глядя на нее сквозь ель, - чем хорош именно советский новый год?
- Ну, - остановилась она, - чем же?
- Всеобщим ощущением того, что всё лучшее ещё впереди, - сформулировал я.
Игрушка встала на место. Теперь крот, казалось, тревожно озирался, припрятавшись за ствол.
Кузя посмотрела на меня из-под елки взглядом подраненной газели и ответила в тон:
- Значит, я вот уже второй раз буду встречать не советский новый год, - вылезла, поправила слишком свесившиеся бусы и севшим голосом подвела итог, - такой вот праздник и такая вот сказка.
Я дернулся, ведомый противоречивыми порывами. Нет, умом-то я понимал, что собираюсь сделать глупость, но успокоил себя, мысленно шепнув: «Решай сердцем».
Кузя принялась отряхиваться, старательно не глядя на меня.
- Встань сюда, - приказал я ворчливо, указывая на свободный участок пола под люстрой.
- Ты чего? - она взглянула на меня почти испуганно.
Я молча достал из кармана скрученный портняжный метр и, взяв за кончик, напоказ распустил. Пошел, обходя девушку по кругу, придирчиво рассматривая с ног до головы. Да, на нее почти все отлично сядет, но надо выбрать что-то одно, ударное. В голове замелькали варианты один соблазнительнее другого. На такую фигурку шить, право - сплошное удовольствие.
Кузя поворачивала голову, провожая меня взглядом, и недоверие в нем сменялось разгорающейся надеждой. Когда я зашел за спину, она опустила лицо вниз и неожиданно громко шмыгнула носом, но тут же прерывисто втянула воздух и вскинула лицо вверх. Я вышел с другого бока: ее глаза блестели сильней обычного, но она смотрела на меня с вызовом, словно боясь насмешки над секундной слабостью.
- Мы будем строить корабли. Большие, серые корабли, - сказал я веско.
- Чего? - поразилась она, распахнув глазища на пол-лица.
- Давай уж корму замерим... - ухмыльнулся я.
- С-с-соколов!
- Да-да... И торпедные аппараты...
Ноздри у нее начали гневливо раздуваться, но в глазах заискрился долгожданный смех.
Сначала в меня полетела растрепанная упаковка ваты. Потом схваченный с чьего-то стола тяжелый угольник. Потом ей под руку попалась увесистая, словно биллиардный кий, указка, и я счел за благо осуществить тактическое отступление за диван.
- Удушу, зараза мелкая! - с азартом вскричала Кузя и полезла через него, неумело обозначая фехтовальные движения.
- Я уже крупная зараза, - хрюкнул я, пытаясь укрыться за спинкой.
- Да все равно! Скотина! Все ж нервы вымотал! - она орудовала указкой, словно это кочерга, а ей надо вытащить залетевший под диван тапок.
Я изловчился и перехватил указку, а затем дернул на себя. Это возымело неожиданный эффект - вместо того, чтобы выпустить деревяшку, Кузя вцепилась в нее обоими руками, а затем начала заваливаться на меня вместе с переворачивающимся диваном.
