Князь Федор. Куликовская сеча (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич
— Сейчас и вас накроем, голубчики… Ефим, давай еще болтов!
И вновь я увлеченно перезаряжаю пушку — картуз в ствол, забить прибойником, поданные десятником болты также в ствол, и также утрамбовываю их прибойником к картузу… Протыкаю картуз протравником сквозь запальное отверстие — и сверху насыпаю на него порох из рога-пороховницы. После чего, взяв в руки пальник, вновь предупреждаю дружинников:
— Всем снова зажмурить глаза, открыть рты, заткнуть уши!
И, наконец, прижимаю шипящий фитиль к стволу орудия…
Поймав себя на мысли, что мне определенно нравится артиллерийское дело!
В этот раз светящиеся «трассеры» болтов ударили точно в спину попятившимся арбалетчикам, беглой рысью устремившимся к воротам Таны… А следом, стараясь успеть догнать врага — и уже на его плечах ворваться в замок — фрязей преследуют ушкуйники, почуявшие кровь! Но в тоже время на стенах генуэзской крепости уже забегали стрелки, едва различимые сквозь зубцы машикулей. И три-четыре залпа они точно успеют сделать прежде, чем повольники достигнут ворот… Причем далеко не факт, что они сумеют пробиться внутрь за бегущими командами фусте!
— Назад! Повольники — назад! Стрельцы фрязей вас побьют!!!
— САРЫНЬ НА КИЧКУ!!!
Блин, вообще бесполезно — повольники увидели шанс захватить крепость, а с ней и все богатства генуэзской Таны… А ведь ночью я отправил струг с большей частью казаков из Гребни назад — предупредить атаманов, что план меняется, и что замки атаковать нет нужды!
Бесполезно…
— Где мой рог⁈
Я раздражен — и у этого раздражения есть причина: арбалетчики уже ударили первым залпом по ушкуйникам, и со стороны повольников донеслись крики раненых. Но волжские (теперь уже донские!) пираты продолжают атаку, даже не пытаясь построить стену щитов! Потому как тогда они уже точно не смогут догнать фрязей… При этом у меня самого возникло такое странное чувство… Будто я сломал плотину — а вода хлынула не в заранее заготовленный канал, а во все стороны. Что с нее взять — стихия же…
Вот и атака повольников выходит совершенно стихийной.
— Княже, твой панцирь — и вот рог.
— Наконец-то!
В пылу схватки Алексей не смог последовать за мной — а я сам оставил сигнальный рог с броней, опасаясь, что во время абордажа тот будет мешаться. Да я вообще не подумал, что он может пригодится мне в ближайшее время — ведь атака на Азак по изначальному плану должна была начаться в условиях максимальной тишины… И рог вместе с броней потребовался бы значительно позже, уже во время боя у рабских загонов!
Но, как известно, все планы существуют до первого выстрела противника…
— Андрей, поднимай стяг!
Я вдохнул полной грудью и с силой выдохнул в прижатый к губам рог — и его глубокий, протяжный рев поплыл над причалами и пристанью, обращая на себя внимание высаживающихся с ушкуев повольников. В свою очередь Андрей принялся активно качать стяг из стороны в сторону — а я, вновь набрав воздуха в грудь, второй затрубил в рог, а потом и в третий…
Подав условный сигнал «отступаем»!
Но одновременно с тем по ушкуйникам с крепостной стены Таны ударил очередной залп болтов…
— Все, вниз спускаемся! Ефим — на корабле остается только твой десяток: вырубайте тюфяки с вертлюгами из борта, или просто выньте их, если поймете как! Проверьте корзины, и все судно — мешки с огненным зельем и весь инструмент, что к тюфякам прилагается, все забираем с собой!
Ефим понятливо кивнул — а вот Алексей преградил мне путь, удерживая панцирь на вытянутых руках:
— Княже, броню одень!
Я застопорился всего на мгновение, после чего согласно мотнул головой:
— Помоги!
Вместе с моим верным ближником и телохранителем мы справились в считанные секунды. Затянув все ремни на «дощатой броне», я благодарно кивнул Алексею — после чего поспешил вслед за дружинниками, просто спрыгивающими с фусте на причал! А ведь в броне это не так-то просто — но и сходней больше нет, скинули в воду… Вроде и перепрыгнуть нужно всего полметра, и высота от настила причала всего метр самое большое — но когда я с силой оттолкнулся от палубы, отправившись в свободный полет в броне (!), сердце на мгновение перехватило…
Приземлился тоже не очень — при ударе почувствовал не слишком сильную, но все же боль в левом колене. Да и не удержался на ногах, рухнул на бок… Но поднявшись и сделав пару шагов, понял, что ноги нормально идут — и даже бежать мне в принципе, ничего не мешает.
— Вперед, братцы, вперед! Пока ушкуйники все толпой в Тану не бросились!
Чтобы упредить повольников, я вновь прижал рог к губам, трижды протрубив уже на ходу. Однако даже вполне различимые, хорошо слышимые команды привлекают внимание лишь незначительной части воев, высаживающихся с ушкуев и казачьих стругов! Основная же масса пиратского десанта, не отвлекаясь ни на какие призывы, дурной толпой прет в сторону по-прежнему открытых ворот Таны… Более того, повольники уже завязали бой с бегущими генуэзцами — словно стая озверевших волков вцепилась в бока и загривок сохатого! И если фрязи не смогут захлопнуть створки ворот, оставив часть отчаянно прорывающихся в крепость моряков снаружи (тем самым обрекая их на неизбежную смерть), то наши пираты вполне смогут прорваться в генуэзскую Тану…
Хорошо ли это? Определенно нет! Я пришел сюда освободить людей, а не разорять итальянскую колонию, мне воины нужны у загонов, а не в крепости!
— Ко мне! Все ко мне!!!
Лишь незначительная часть повольников и казаков двинулась на звук рога, к моему стягу. И первыми к моей дружине присоединились поредевшие повольники со струга Михаила — хорошо хоть, елецкий богатырь сам цел и невредим, судя по внешнему виду! Да и дружинные его следуют в полном составе…
— Миша, ты отрядил воев скинуть в реку глиняные шары с огненным зельем⁈
— Да княже! Казаки и уцелевшие невольники остались!
Михаилу приходится кричать, чтобы я его услышал; про «уцелевших» невольников узнать особенно печально — но ведь так и уговаривались, что получившие свободу первыми пойдут в бой…
— К ладье черкесов идем! Сбор у ладьи черкесов!
Дахэжан и ее нукеры могли бы попасть под раздачу в самом начале высадки ушкуйников. И именно потому, когда наши струги уже снялись с прикола и двинулись на абордаж, группа из двух казаков и двух самых надежных повольников под началом Ивана, одного из дружинников, двинулась к галере адэге. Там, находясь на некотором удалении от судна касогов, они и остались дежурить на случай, если кто из ушкуйников нападет на экипаж Дахэжан — или наоборот, если кто из горцев вдруг возгорится помешать высадке повольников…
Слава Богу — до поры не случилось ни того, ни другого. А когда довольно многочисленная группа ушкуйников приблизилась к галере (чей экипаж, облачившись в броню, уже готов к бою — или, что вернее, к прорыву в море), наперерез повольникам как раз и двинулся мой дозор. Впрочем, мне самому до корабля черкешенки осталось всего десятка полтора шагов — и старший повольников издали закричал:
— Ну что князь, не по-твоему выходит⁈
По голосу я признал Федора Косого, одного из наиболее вменяемых атаманов ушкуйников — и проигнорировав его вопрос, также издали крикнул:
— Дмитрий Шуй где?
— Высаживается со своими воями, он последним шел. Вперед же вырвался Иван Ус — вот он остальных ратников за собой и утянул…
Я негромко ругнулся, мысленно пожелав самоуверенному атаману сдохнуть от одного из арбалетных болтов — под залпы которых он подвел не только своих людей, но и всех, кто последовал за ним! После чего ответил Федору:
— Перехватим Димитрия, и двинем к торгу. Там не только невольничьи загоны, но и караван-сарай с богатыми купчинами, и склады с их товарами…
— Да слышал я все, знаю — казаки уже все сказывали.
Мне страстно захотелось буквально в голос заорать: «а если сказывали, то какого же хрена вы всей толпой поперли в Тану⁈», но сдержался — потому как вопрос явно не по адресу.
— Отправь гонца, пусть перехватит дружины Димитрия — а то его повольники также сдуру в крепость полезут, под болты фряжских самострелов!
