Крепостной Пушкина (СИ) - Берг Ираклий

— Не буду кривить душою, Пётр Романович, — в том не только моё желание, но и просьба княгини. Её сиятельство всё недужит и не простит себе оставить гостя без должного обращения. Кстати, она передаёт вам записку — с глубочайшими извинениями, как понимаю.

Коллежский асессор записку прочёл, затем прочёл ещё раз, после чего сжёг её на огне свечи.

— Вы смотрите на меня, словно увидели впервые, — заметил Свицкий, — и я догадываюсь, почему. В записке должно быть сказано, что без меня вам не понять души этого города, не правда ли?

— Вы удивительно точно разгадали мысль вашей госпожи, — заметил Безобразов, — ей хочется, чтобы я понял этот город.

Несколько дней они гуляли. Андрей Павлович оказался превосходным знатоком британской столицы и знакомил гостя с тем, что шутливо называл «полусветом», подразумевая места приличные, но доступные. Они посещали парки, кофейни, клубы, биржу.

В Англии было приятно сердцу. Всё представлялось точным, качественным, выверенным, неспешным. Сильнее прочего Петру нравились люди. Любой англичанин, как ему виделось, потому был спокоен, что твёрдо знал своё место. Этой мыслью он поделился со Свитским.

— Вот, Андрей Павлович, смотрю и радуюсь. У нас в России как-то не так. Сперва взглянешь на погон или ещё какие знаки отличия, а после уже на человека. Здесь же наоборот.

— Пётр Романович!

— Да, так и есть. Более того скажу вам — у нас порою человек, когда в зеркало смотрится, сперва на мундир посмотрит. Кто я да что я.

— Ну уж вы преувеличиваете! — рассмеялся Свитский.

— Нет, верно говорю вам. Не подумайте — я не из тех, кому стоит за границу попасть, так сразу начинают Россию хаять, но ведь правда. У нас человек сам часто знать не знает, кто он таков, вот и держится за чин. Здесь же... моряк — это моряк. Джентльмен — это джентльмен. И всё так. Вот они и спокойны, уверены.

— Может быть, может быть.

Особый интерес у Безобразова вызвала Лондонская биржа, место и впрямь удивительное.

— Подумать только, — рассказывал ему Свитский, — здесь ежедневно решаются дела на десятки и сотни тысяч фунтов. А сколько вы желаете вложить?

— Четыре тысячи фунтов.

Ранее Пётр признался, что обладает некой суммой, которую согласен пустить в оборот по случаю, но не знает, во что именно. Секретарь посольства горячо поддержал идею.

— Англия — владычица морей! А значит, их дела самые выгодные. Тем более ведут они их веками и есть вполне безрисковые варианты.

— Это именно то, что мне нужно. Вы знаете — как только я сменил военный мундир на статское платье, так более прочего стал ценить безрисковость.

— Тогда вам на биржу. Куда же ещё?

— Это действительно безопасно?

— Да. Самое простое здесь — вложиться в страхование.

— Страхование? — недоверчиво переспросил Безобразов. — А чего именно?

— Кораблей, — пожал плечами Свицкий, — тех самых кораблей, что идут сюда со всех уголков мира.

— Но если корабль утонет? Вы это называете надёжным?

— Ах, боже мой. Не корабля, нет. Кораблей. Я всё вам расскажу, позвольте.

Он увлёк Петра в очередное уютное кафе, где можно было с комфортом вести любую беседу.

— Так вот. То, что я вам предлагаю, есть самое надёжное и самое массовое дело — из имеющих деньги, конечно, — им занимаются здесь все или почти все.

— Гм.

— Более того, я даже горжусь, что главным человеком, всё это организовавшим, был наш с вами соотечественник!

— Как это?

— Да так. Родился в Санкт-Петербурге официально в 1735 году, мать была русской, а отец — англичанин. Звали его Юлиус Ангерштейн.

Безобразов закашлялся, но быстро оправился.

— Между нами, — невозмутимо продолжал секретарь посольства, — в среде британцев на его счёт ходят слухи, немыслимые до неприличия, и находись мы сейчас в России, я не рискнул бы их повторить. Словом, одни считают его сыном будущей императрицы Екатерины, другие — сыном императрицы Елизаветы, третьи — сыном императрицы Анны. Нелепица на нелепице, как видите.

— Да уж.

— Ещё юношей Ангерштейн отличался удивительно сметливым умом и быстро продвигался по службе — в данном случае я имею в виду службу в торговой компании — а после сверхвыгодного брака развернулся во всю ширь, по сути и соорудив то, что зовётся обществом Ллойда. Формально оно древнее, ещё семнадцатого века, но в том виде, как дело ведётся сейчас, — почти целиком заслуга Ангерштейна, — Свицкий с наслаждением отпил поданный кофе. Пётр тоже не мог не оценить превосходное качество напитка.

— И как же оно ведётся?

— Он гениально разделил риски. Шестьдесят лет назад было основано общество Ллойда. В него вошли разом семьдесят девять самых уважаемых страховщиков Англии.

— И они поделили риски. Действительно умно.

— Такое мог придумать любой, — возразил Свицкий, — Ангерштейн пошёл дальше. За счёт своих связей и невероятного, согласно легендам, дара убеждать он смог сплести воедино интересы купцов и аристократов. В страховании всегда нужны деньги. В плохие дни — много денег. Приятно получить тысячу фунтов с корабля только за то, что он пришёл в порт, но мало приятного выплачивать десять тысяч при неудачном исходе плавания. Ангерштейн попросту переложил все риски с компании на частников.

— То есть? Разве кампания сама не частная?

— Верно, но я о том, что само общество Ллойда ничем не отвечает за застрахованное имущество. Они стали посредниками и только.

— Ничего не понимаю.

— Вы желаете застраховать некий груз. Допустим, корабль целиком. Компания проводит оценку корабля, груза, учитывает риски — а за минувшие столетия они накопили достаточный опыт и знания — и выставляет счёт. Вы платите. Это хорошо. Представим дурной вариант, и ваш корабль отправился на встречу к Посейдону. Тогда должны выплатить страховую сумму вам. Где же общество берёт деньги? Да просто у частников. Стать членом общества Ллойда трудно, практически невозможно со стороны. Но участвовать в прибыльном деле хочется. Как же быть? И вот частные лица создают своё общество, сроком на год. Они выписывают полисы, которыми и подтверждается страховка обществом Ллойда. Например... нужно застраховать груз кошенили. Или серебра. Быть может, кофе. Агенты общества смотрят, кто желает страховать кофе. Ага — вот, есть такие люди. И их полисы используются. В случае потери груза полис оплачивается теми частными лицами. Гарантом служит всё их имущество.

— Но ведь тогда они несут все риски.

— А вот здесь и заключается гениальность Ангерштейна. В деле участвует английская аристократия в почти полном составе. И все их земли, золото, замки и прочая недвижимость гарантируют страховые выплаты. Им подражают джентри. В результате минимум половина богатства Англии служит гарантией выплат. Но зачем рисковать и страховать один корабль? Можно застраховать сразу десять, но частично. Или хоть сотню. Общество Ллойда потерь не несёт в принципе, только имеет прибыль. Гаранты — по ситуации, но накопленный, повторюсь, опыт позволяет не нести потерь и им. Разве кто совсем глупый и невезучий. Все довольны! Одни получают деньги, идущие нескончаемым потоком, другие — сверхнадёжное страхование.

— Но кто же платит? — нерешительно спросил Пётр.

— Немного переплачивает, лучше сказать. Владельцы судов и груза, кто же ещё? В порт идёт тысяча кораблей, пятьдесят из них не дойдут. Но страховка составит не пять процентов, а десять, например, с чего и живут страхующие. Если корабль дошёл, то прибыль и владельцам будет в любом случае, если же нет — владельцы ничего не потеряют.

— Удивительно.

— Расчётливый народец.

— И вы предлагаете принять участие в этом?

— Почему нет? Пять процентов почти гарантированной прибыли, разве только корабли станут тонуть в разы чаще, чем делали столетия до того. Хотя и тогда, я думаю, британцы вывернутся. И ещё один момент... незначительный.

— Какой же?