Макс Мах - Под Луной
– Ты знаешь, что о тебе говорят в ЦК?
– Расскажи. – Предложил Макс.
– Говорят, ты снова копаешь под Дзержинского. – Глаза Реш светились неподдельной тревогой, и неспроста: "копать" под председателя ГПУ взялся бы лишь полный отморозок, самоубийца и дурак.
"И еще Макс Кравцов собственной персоной… Идиот!"
– Глупости! – сказал он и зачерпнул ложкой суп.
В кои-то веки Рашель приготовила обед. Отстранила тонкой рукой нанятую по рекомендации Саблина "экономку", затопила кухню золотым сиянием своих глаз и сварила совершенно не типичный для евреев гороховый суп на свиных копченых ребрах, и говядину стушила с картофелем и морковью, и спекла пирог с капустой… Просто ужас какой-то, учитывая, что готовила зав сектором отдела ЦК.
"Съевшего полный обед расстреливают перед строем в назидание другим несознательным элементам…"
– Ну, не знаю. Так говорят.
– Хотят стравить меня с Феликсом. – Отмахнулся Макс. – Вкусно!
– Я рада. Тебе действительно нравится? Сто лет не готовила…
– Я знаю.
– Я люблю тебя, Макс.
"Значит, дело серьезное…"
– Я тоже люблю тебя. – Он проглотил горячий суп и посмотрел Реш в глаза. – Что тебя тревожит?
– Они убьют тебя, – сказала она, не опуская взгляда.
– Меня не так просто убить, – возразил он с той интонацией, тем голосом, каким обычно объяснялся ей в любви.
– Сиди! – потребовала она, увидев, что он собирается встать. – Кушай! Потом выпьем, потом я стану отдаваться тебе, как дура и кокотка, а ты будешь брутальным командармом Кравцовым! – Она улыбнулась, предвосхищая, как оно там все у них получится. Потом, не сейчас. – Я коньяк купила и пирожные, и чай китайский.
– А бы выпил кофе. – Улыбнулся в ответ Макс.
– Вот сам и сваришь… к пирогу.
– К пирожным. Купила птифуры?
– Как ты узнал?
– Военконтроль знает все!
– Тебе не свернуть Феликса!
– Что за глупости! Мы с Феликсом Эдмундовичем старые знакомые, члены ЦК, наконец…
– Во всем этом есть хотя бы смысл? – спросила она строго.
– В чем?
– В твоих играх?
– Я не играю, Реш, – покачал Кравцов головой. – Ты же знаешь, я революционер. Я торю дорогу в Коммуну!
– Вот я, дура, и люблю тебя за это. – Вздохнула она, обливая его золотым потоком любви и заботы. – Кушай, Макс, а то суп остынет!
* * *
– Я хочу родить ребенка. – Голос Реш прозвучал в ночной тишине, как шелест ветра в траве, невесомый, нежный, едва ли материальный.
– Решено. – Сразу же ответил Кравцов.
– Что решено?
– Я буду трудиться, не покладая… ну, в общем, ты поняла.
– Ты серьезно?
– Более чем. – Он повернулся на бок, приподнялся на локте и посмотрел на жену. Лунный свет, втекая в раскрытое окно, серебрил ее кожу. Вокруг Реш разливалось вполне волшебное жемчужное сияние, и она была похожа сейчас на одну из тех удивительных красавиц, каких писали Климт и Муха. Макс видел картины этих замечательных художников еще до войны в Вене и Праге. Но дело не в них, а в ней. Он любил эту женщину и готов был ради нее даже построить социализм в одной отдельно взятой стране…
– Мне, наверное, тоже пора уже стать отцом. – Сказал он ей. – И я очень хочу, чтобы матерью моих детей была ты. Я, такое дело, влюблен, как в первый день нашего знакомства, и даже хуже.
– Ах, командарм, умеете вы сводить женщин с ума. Что есть, то есть! – Улыбнулась она и потянулась к нему.
Их губы встретились, и последней здравой мыслью Кравцова было предположение, что от такой страсти и должны рождаться дети. Во всяком случае, обязаны.
3
– Ну, что, Дима, с чего начнем? – Макс прибыл в Управление в 7.10, но Дима Никитенко, один из двух его секретарей-референтов был уже на месте, сосредоточенно шурша бумагами за широким секретарским столом. Поздоровались, обменялись впечатлениями на тему московской жары и пыли и перешли к делу.
– Здесь срочные бумаги из ЦК. – Дима проследовал за Кравцовым в кабинет и раскладывал теперь перед ним дела в порядке срочности или важности, как понимал их – согласно инструкции – сам Никитенко. – Те, что прибыли вчера после пяти. – На стол перед Максом легла первая папка.
– Отчет Следственного отдела. – Вторая папка скользнула под первую. – Ничего срочного, насколько я знаю, но есть несколько вопросов, требующих вашей визы.
– Хорошо. Что дальше?
– Сводка по округам, вечерние и ночные телеграммы, запросы Хозяйственного отдела, запрос из Наркомата…
В конце списка первоочередных дел значились так же требующие срочной встречи Семенов и Саука.
– Пригласи их на десять и обеспечь нам час времени без помех.
– Будет исполнено. – Подтянулся Дима, которого, несмотря на молодость и самое что ни на есть пролетарское происхождение, все время пробивало на какой-то старорежимный стиль поведения.
– Что-то еще? – спросил Макс, почувствовав мимолетную заминку.
– Да. То есть, нет. – Смутился Никитенко. – Я хотел только сказать, что Ольга Викентьевна, заведующая нашей библиотеки, она из поездки вернулась…
– Ее пригласи, как только появится.
– Так, она уже здесь… с утра…
– С какого утра, Дима? – удивился Кравцов. – Сейчас семь часов утра!
– А она в шесть пришла…
– Тогда, давай бегом! – Приказал Макс. – Товарища Гаврилову сюда, и устрой нам чай с баранками, лады?
– Так точно!
"Вот же, вахмистр, будь оно не ладно!"
* * *
– Здравствуйте, Ольга Викентьевна! – Макс старался сохранять "режим секретности" даже тогда, когда они оказывались одни. Маруся Никифорова по-прежнему оставалась опасным спутником даже для себя сомой. Ее имя не шельмовал только ленивый, так что…
"Умерла, так умерла…"
– Здравствуй, товарищ Кравцов! Вижу – живой, уже хорошо!
– Вашими устами! – улыбнулся Макс. – Садись, пей чай и рассказывай. Как съездила, кого видела, что узнала?
– Нашла обоих. – Маруся отпила из стакана и подвинула к себе пачку папирос. Как обычно она курила московский "Дюбек". – Лиза сменила имя, вышла замуж и уезжает с мужем в Аргентину. Новое имя назвать?
– А она, что сказала?
– Она сказала, что на постоянной основе работать, не готова, но если потребуется помощь лично тебе…
– Не называй. Кто муж?
– Один из Мишиных людей. Сохранил его счета, себе ничего не взял, все отдал Лизе. Ходил за ней все эти годы.
– Он знает, кто ты? – Макс тоже закурил, пытаясь представить, как сейчас выглядит свояченица.
– Нет.
– Хорошо. – Он затянулся, обдумал все еще раз. – Ладно, только мне.
– Надин Лоранс Вернье, обрусевшая француженка, натурализованная. Муж аргентинец Хайме Кон. Искать следует в Буэнос Айресе.
– Спасибо. И забыли.
– Как не было. – Серьезно кивнула Маруся. – Я сказала ей, что вы с Рашель поженились. Она передала вам свои поздравления и лучшие пожелания. Она… я думаю, она искренне рада. Подарок хотела передать, но я отказала.
– А что по существу дела? – спросил Кравцов, решительно меняя тему.
– Ржевского-Раевского убили люди из белой контрразведки. Это Винницкий доподлинно раскопал. Дело позже обсуждалось в ЧК… Лиза помнит, что Миша встречался с самим Калиниченко, и тот подтвердил: белые и убили. Речь о ком-то из штаба Гришина-Алмазова и из белой контрразведки. Имена неизвестны, но причины понятны. Они боялись, что их накажут, когда станет известно, что он чекист. Все-таки Борис крутил свои дела почти в открытую, работая в их же полиции. А теперь выходило, что он агент Дзержинского. Вот и решили, убрать от греха, а у мертвого не спросишь. Но сделали грязно, так как хотели свалить на бандитов. Застрелили его около артистического кафе. Пятнадцать пуль. Просто расстреляли, хотя бандиты так делать не стали бы. Вон Сашу Фельдмана как аккуратно убрали. Пуля в лоб, и назначайте похороны. А тут кровищи… чуть не вся улица залита. А когда нашли при обыске в квартире Бориса пистолет с монограммой Винницкого, так на Японца дело и повесили. И того не знали, бестолочи, что Миша мог грохнуть погромщика, да и то обычно не марался, но чтобы за деньги, да еще своего же друга – даже если допустить, что бывшего – никогда не стал бы. Там, вероятно, должен был находиться предатель, но это опять-таки не Михаил, и не Лиза. Ни бриллиантов, ни золота, которые у Ржевского были, белые не нашли, потому что их тогда же – сразу после гибели Бориса – передали начальнику контрразведки подпольного ревкома Северному. Сам же Михаил Винницкий и передал. Позже, уже весной девятнадцатого факт передачи косвенно подтвердил Поляк, и еще Лиза уверена, что свидетелями встречи с Северным и передачи ценностей были адъютант Миши Мейер Зайдер по кличке Майорчик и телохранитель Коля Большой, настоящей фамилии Лиза не знает. Вот, собственно, и все. Да, и еще, в артистическом кафе находилась явка подпольного ревкома, туда Ржевский-Раевский, по-видимому, в тот вечер и шел, но и этого белые не знали. И, похоже, балабол наш, Гриша, тонкостей этих не знает тоже. Слышал звон…
