Богдан Сушинский - Субмарины уходят в вечность
– Вам, штурмбаннфюрер Шредер, выпала честь нанести первый удар по самому могучему и доселе недостижимому врагу – Америке. Поэтому ваше имя войдет в историю Германских ракетных войск и авиации, в историю войны и в историю самого рейха. Сколько на вашем счету сбитых вражеских машин, штурмбаннфюрер Шредер?
– Двадцать одна, мой фюрер.
– Двадцать одна? – переспросил Гитлер и взглянул на Шауба. На него же смотрел и Шредер, пытаясь выяснить, следует ли ему что-либо объяснять по этому поводу.
– Неплохо, тем не менее для настоящего аса маловато, – все так же, вполголоса, резюмировал личный адъютант фюрера, пытаясь выступать в роли мудрого советника их обоих.
– Дело в том, что войну я начинал пилотом военно-транспортного самолета, – понял Шредер, что без объяснений не обойтись. – И только потом… Словом, на германский праздник воздушного рыцарства я попросту запоздал. К тому же мне не везло. Да и опыта оказалось маловато. «Транспортник-тихоход, переучившийся в истребителя?!» – иронизировал кое-кто из моих коллег. А многие вообще не верили, что такое возможно. Считали, что это неестественно и бесперспективно.
– Значит, вас не награждали Большим крестом?
– Нет, мой фюрер. Теперь им награждают пилотов, сбивших более ста самолетов противника. Таких, как Эрих Хартманн, Герд Баркхорн или Отто Китель, с которым я имел честь служить в одном полку.
– А в сорок первом вообще… награждали за двадцать пять сбитых самолетов46, – благодушно ухмыляясь, проворчал личный адъютант фюрера. – В наши дни об этом странно слышать.
– Потому что вы плохо представляете себе, обергруппенфюрер, – не поворачиваясь к нему лицом, проговорил Шредер, – что такое сбить в воздушном поединке русского или английского аса, который не уступает тебе ни по мастерству, ни по опыту и храбрости. Хотя бы одного… сбить. В бою, – поиграл он желваками, при этом изуродованный огнем подбородок его стал еще багровее, словно вновь готов был воспламениться. – Вам, никогда не познавшему, что такое азарт воздушной атаки, судить об этом трудно.
– У каждого своя служба, – растерянно заметил Шауб, явно не ожидая от майора СС такой болезненной реакции. – И потом, мое замечание вашей чести не задевает.
– Оно задевает честь всех пилотов. Причем не только люфтваффе. Все наше летное братство. Потому что даже к летчикам противника мы привыкли относиться с уважением. Мы ведь не всегда враждовали там, в небесах; и до скончания мира сего враждовать тоже не собираемся.
– Ну, хватит, хватит, штурмбаннфюрер, – как можно миролюбивее произнес Шауб. Он прекрасно знал, что после июльского покушения, после «заговора генералов», фюрер откровенно недолюбливает свой генералитет и при каждом удобном случае старается принять сторону низших чинов.
– Извините, мой фюрер, – вновь обратился Шредер к Гитлеру. – Я заговорился. Позвольте занять свое место в кабине пилота. Там, в кабине, все понятнее.
– Господин конструктор, – кивнул фюрер в сторону Ракетного Барона, – заверяет, что программой полета предусмотрено ваше катапультирование над океаном. То есть у вас есть шанс остаться в живых. Субмарина вас подберет.
– Когда я отправлялся в каждый очередной полет на обычном боевом самолете, никто, кроме разгильдяя авиамеханика, моим самолетом не интересовался; никто, кроме него, в полет меня не провожал, и никто никаких гарантий спасения во время боя не давал.
– Это верно, – признал фюрер, приятно поражаясь житейской логике и мужеству Шредера. – Как военный летчик, вы абсолютно правы. Я награждаю вас Большим крестом, вне зависимости от количества сбитых вами машин.
– Благодарю, мой фюрер, но просил бы не делать этого. – Фюрер недовольно посопел, однако промолчал. Очевидно, вспомнил, что беседует со смертником, которому, в общем-то, терять нечего. – Ни при жизни, ни даже гибелью своей я никак не смогу объяснить, почему награжден этим крестом.
– А вы и не обязаны никому ничего объяснять! – изумленно воскликнул Гитлер. – Вас наградил фюрер. Лично. У кого и какие по этому поводу могут возникать вопросы?
– Незаслуженная награда столь же оскорбительна, как и незаслуженная обида.
– Награждаю вас Железным крестом, – поспешно выпалил фюрер, очевидно, сбитый с толку упрямством пилота и той житейской логикой, за которую только что хвалил его. – Запишите, Шауб: «Штурмбаннфюрера Рудольфа Шредера – Железным крестом. За мужество».
– Которое он еще не продемонстрировал? – пожал плечами личный адъютант фюрера, однако записную книжку из папочки все же извлек.
– В любом случае свой полет на воздушной торпеде, – продолжил рейх-камикадзе прерванную фюрером мысль, – я воспринимаю всего лишь как свой очередной, сто девятнадцатый, боевой вылет.
И за награду благодарить не стал.
28.
Декабрь 1944 года. Атлантический океан. Борт субмарины «U-17»(позывной – «Черный призрак»).
Встречать барона фон Штубера, обер-фельдфебеля Зебольда и гауптштурмфюрера Гольвега, пребывавшего на субмарине в чине унтер-офицера, вышел сам командир «Черного призрака». Алькен действительно хотел продолжить переговоры; но с командиром или старшим офицером «Колумбуса». Появление же на его борту этого рослого смуглолицего эсэсовца в план Алькена не входило. Тем более что вместе с Кеммером-Штубером по трапу прогрохотало ботинками еще двое каких-то верзил, по рожам и спортивным фигурам которых нетрудно было определить, что они тоже из морской пехоты или какого-то диверсионного подразделения.
– Никогда не были на субмаринах, подобных вашей, обер-лейтенант, – сразу же захватил инициативу в этой встрече Штубер.
– И на многих вам приходилось бывать? – любезно поинтересовался Алькен.
– На вражеской – пока что ни одной, – в свойственной ему манере черного юмора пошутил Зебольд.
– Штабс-боцман Зебольд, – представил его Штубер, – или, как я еще называю его, мой вечный фельдфебель Зебольд. Является главным специалистом нашей морской пехоты по захвату вражеских субмарин. Правда, практических навыков он пока что не приобрел, но…
– Отрабатывали захват в основном на своих, германских субмаринах, – уточнил Зебольд.
– Вот видите, Алькен, обучали их, оказывается, захватывать свои, германские субмарины! – артистично возмутился Штубер. – Кстати, вы, насколько я понял, все еще командуете одной из германских?
– Поскольку для захвата моей субмарины вас маловато, – оглядел Алькен странную троицу эсэс-визитеров, – то смею предположить, что привели вас сюда какие-то иные намерения, нежели мысль о захвате моего «Черного призрака».
– …А этот молчаливый джентльмен в гражданском одеянии, – проигнорировал его умозаключения Штубер, – является унтер-офицером особого диверсионного подразделения. На субмарине его пока что сильно укачивает, но мы не теряем надежды превратить его в бывалого военного моряка.
– Лучше – в пирата, – потупив глаза, предложил Гольвег.
– Ну как тут не вздрогнуть?! – прокомментировал его заявление Кеммер-Штубер.
– Унтер-офицер Гольвег, – представился тем временем «джентльмен в гражданском», но таким скрежещущим тоном, словно голос его долетал из металлической бочки.
Они молча дошли до кают-компании, выпили по рюмочке аргентинского вина, и только потом командир «Черного призрака» напомнил Штуберу:
– Вы так и не ответили на мой вопрос, унтерштурмфюрер.
– Захват вашей субхмарины пока откладывается, господин обер-лейтенант цур зее. Чего не скажешь о кораблях противника, которых в прибрежных водах и на международных трансатлантических линиях наблюдается великое множество, причем в большинстве своем совершенно непуганых. Не то, что наши суда, там, в Европе, где-нибудь на Балтике или в Северном море.
– Решили заняться пиратским промыслом? – спросил Алькен с тем же ехидством, с каким еще совсем недавно спрашивал его об этом же командир «Колумбуса» Ральф Штанге.
Барон метнул вопросительный взгляд на Гольвега, и тот, едва заметно кивнув, тотчас же подключился к игре:
– Мы решили продемонстрировать этим янки, что германский подводный флот не сдается даже тогда, когда вся прочая Германия уже капитулировала.
– Даже так? – все еще осторожничал Алькен.
– Думаю, что так поступят многие подводники, где бы, в какой части Мирового океана, не застало их окончание войны, – заметил Штубер. – Кстати, мы обсуждали эту идею морской мести с капитаном «Колумбуса».
– Я тоже говорил с ним о чем-то подобном, – не удержался Алькен.
– И что?
– Струсил он. Даже обсуждать этот план не решался.
– Значит, в разговоре со мной, лично со мной, – сказал барон, – Штанге слегка осмелел.
– Сомневаюсь, но… допускаю.
Командир «Черного призрака» вновь наполнил металлические рюмки вином, они выпили за германский подводный флот, и с минуту за столом царило напряженное молчание. Грузный, с головой и шеей циркового борца, Алькен почему-то напоминал Штуберу одноногого пирата Джона Сильвера из «Острова сокровищ» Стивенсона – каким барон запомнил его благодаря рисунку в одном из германских изданий этого романа.
