Владимир Перемолотов - Звездолет «Иосиф Сталин». На взлет!
– Вон он, смотри…
Малюков вжался в землю, но тут же сообразил, что говорят не о нем, а о профессорском аппарате. Шаги приблизились. За разросшимися ветками ничего видно не было, только снизу, там, где вместо листвы из земли торчал сухостой, различались ноги в сапогах.
До них было метров пятнадцать.
– Черт! Это же Семен и этот, новичок, вчерашний…
«Это про покойников», – понял чекист.
– Убью немецкую гадину… – выдохнул грубый голос. – Мы с Семеном с «Ледяного похода»…
– Это не профессор.
«А это уже про меня. Понятное дело, четыре трупа организовать – это вам не формулу вывести… Тут совершенно другая живость ума требуется», – продолжил Федосей безмолвный диалог. – Ну, а как вы хотели? Вы в меня постреляете, а я утрусь?»
– У немца на такое умения бы не нашлось… Это кто-то другой. Ладно.
Несколько секунд ничто не нарушало тишину. Федосей чувствовал, как белобандиты настороженно оглядываются.
– Черт с ним. Попадется – пристрелим большевичка, а теперь хватай, понесем… Половину дела сделали.
Не дожидаясь дальнейшего, Федосей трижды выстрелил, целя по ногам.
Можно было бы обойтись и двумя пулями, но сапоги были так похожи друг на друга, что Федосей решил не рисковать.
От боли и неожиданности бандиты заорали.
Проломив кусты, в два прыжка чекист оказался рядом.
Незваным гостям было не до него, и он приложил и того и другого рукояткой нагана. В обрушившейся на лес тишине слышался треск – белобандиты скопом рванули вверх. Нужно было менять позицию…
Вдев руки в лямки, Малюков потащил аппарат вверх. Сквозь кусты, сквозь заросли травы, через ямы, оставшиеся от упавших и сгнивших деревьев. Левое плечо дергало так, словно кто-то безжалостный орудовал там шершавым паяльником, но чекист терпел.
– Вон он! Наверху!
Бах, бах, бах!
В спину дважды толкнуло и, сбившись с ноги, Малюков упал вбок, подставляя ноги под выстрелы. Страх подстегнул его.
Он вскочил на четвереньки и, не стесняясь, по-собачьи, наддал. Яйцо весило килограммов восемьдесят, и особой прыти он не показал, но это оказалось лишним.
Пять прыжков, и неожиданно для себя он выскочил на вершину. Чуть не скатившись вниз, остановился, вцепившись руками в дерн.
Яйцо потянуло его вниз, но он удержался.
Подъем кончился. Вниз уходил обернутый в траву склон, над головой было только небо, а внизу, за полосой кустов, у подошвы…
ЧОНовцы успели вовремя.
Предупреждая возможные ходы бандитов, они спешивались и окружали холм. Федосей видел, как красноармейцы, побросав коней, разбегались, выстраиваясь в цепь.
Этот маневр мог стоить ему жизни, но Малюков понимал, что для пользы дела так будет лучше. Никуда теперь бандиты не денутся с окруженного холма. И аппарат никуда не денется.
Внизу грянули выстрелы.
Федосей с сознанием честно выполненной работы повалился на бок и остался лежать, дожидаясь тех, кто доставит их с яйцом к лошадям и телегам. Мысленно он уже стоял перед профессором и рассказывал тому о случившемся…
…Герр Вохербрум слушал и цокал языком. В этом звуке Федосею ясно слышалось сожаление по героическому случаю, в котором профессору не пришлось поучаствовать.
– Невероятно! Двадцать человек, вы говорите?
– Не меньше…
Немец пальцем трогал острые грани стекла, качал головой.
– Из винтовки?
– Да уж наверное… Пистолетную-то пулю ваше изобретение вытерпело бы… – щедро предположил чекист, чтоб сделать профессору приятное. Тот качал головой. Немного снисходительно Федосей объяснил:
– А вы, что думали, Ульрих Федорович, что разговоры о классовой борьбе – просто так? Слова? Нет! Вот она борьба в чистом виде. Уж сколько времени прошло, а никак свергнутые классы не успокоятся…
Он ткнул пальцем в щербину, оставленную пулей.
– Либо мы их, либо они нас… А поскольку они нас не…
– Ну, может быть, как-то можно договориться? – неуверенно предположил профессор. – Все-таки мы все люди одной культуры…
Федосея это несколько покоробило, но он сдержался. Интеллигент. С такого и спрос небольшой. Не класс все-таки, а так, прослойка… Ковать такого да перековывать.
Можно было бы промолчать – сказал человек глупость, ну и ладно, но не чужим человеком оказался немец. Тем более не злобствовал человек – заблуждался. Такого вот и надо поправлять.
– Пролетарский писатель товарищ Горький, Алексей Максимович, не зря сказал: «Если враг не сдается – его уничтожают!»… Да как тут договариваться, если они очевидного не признают – верховенство класса пролетариев? Вот аппарат ваш кто сделал? Рабочие! Все, что вокруг нас есть, все рабочие руки сделали! Костюм вам сшили, еду сготовили.
Эти слова заставили профессора отвлечься от аппарата, и он с благожелательным любопытством поинтересовался:
– А если б я этот аппарат в своей голове не придумал, было бы что рабочим собирать?
– Так вот как вы вопрос ставите…
– Да вот так!
– А тогда еще проще, – откликнулся Деготь, вклиниваясь в разговор. – Вот вам, профессор, когда карандаш отточить нужно, вы что делаете?
– Точу!
Деготь глянул на Федосея.
– И на помощь никого не зовете?
– А зачем?
– Вот и я к этому клоню. Получается, что все, что человеку реально нужно, он вполне в состоянии сам сделать. Вон у нас в Гражданскую деревня сама по себе жила, безо всякого города…И не пропала… Выжила.
– Не пойму я, коллеги, вашей аллегории.
– Да тут и понимать нечего, Ульрих Федорович. Нет тут никаких аллегорий. Аппарат вы придумали, а построить-то сами не можете. Нужных умений не хватает. Поэтому интеллигенция к рабочему классу на поклон и идет. Сделайте, помогите… А простым рабочим этот аппарат не особенно-то и нужен… Так что, профессор, интеллигенция в нашем с вами лице без рабочего класса пропадет. А рабочий класс и сам прокормится, и интеллигенции пожить даст.
Профессор ничего не ответил, да Федосей и не ждал ответа. По всему видно было, что хоть и растет сознательность у немца, но еще тянуться ему и тянуться до понимания классовой сущности современной жизни…
Тот ощутил что-то похожее и перевел разговор на другое.
– А вам повезло, товарищ Малюков. Повезло. Можно представить, что случилось бы, если б вышел из строя не руль, а регулятор тяги.
Поглаживая перебинтованную руку, Федосей ответил:
– Ну и слава Богу… Мне хватило и руля… Не хватало еще и…
Он был рад перемене темы.
– А что бы вышло? – поинтересовался Деготь, тоже поглаживая щербины от пуль на боку аппарата.
– Он поднялся бы в космос.
Ни тот ни другой не поняли угрозы.
– И?
– И замерз бы там или задохнулся…
Они переглянулись.
– А как же вы сами собираетесь туда летать?
– Это, друзья, отдельный разговор. Нужно будет сделать одежду, наподобие водолазного скафандра… А уж только тогда!
Разговоры о космическом полете последнее время стали коньком профессора. Все беседы сворачивались теперь к этому.
Они вышли за ворота ангара, оставив профессора мысленно переживать штурм космических далей. Отойдя шагов на десять, Деготь вполголоса спросил:
– В особом Отделе отметился?
– А то… Исповедался…
– Думаешь, случайность?
Федосей покачал головой.
– Там люди с головой работали… И с размахом. Ко всему были готовы.
– Кроме тебя.
– Да. Меня они там встретить точно не ожидали. Там, как я понял, профессора ждали.
Деготь оглянулся на закрытую дверь.
– Мне почему-то кажется, что за нас, наконец, взялись серьезные люди.
– Убережемся.
– Мы-то убережемся. Профессора бы не потерять. Его голова двух наших стоит.
…Человек в картузе и потертом пиджачишке неспешно шел по бывшей Губернаторской улице, стараясь не выделяться из потока людей. Руки в карманах, улыбка на лице. Он шел по краю тротуара, глядя вперед, а мимо проскакивали автомобили, катили пролетки. Рано пожелтевшие березы роняли листья, а он смотрел на все это и улыбался, потому что знал будущее.
Во всяком случае, самое близкое.
Люди спешили на завод, и он спешил вместе с ними.
Их ждали трудовые свершения, и его тоже…
Только их ждали молоты и клещи, а его – старая водокачка и винтовка.
В недавнем прошлом ротмистр уланского полка Валерий Петрович Чистяков и так считался неплохим стрелком, но чтоб свести случайности миссии к нулю, сегодня ему предстояло воспользоваться винтовкой с оптическим прицелом.
Один патрон, один выстрел, один немец. И будет решена одна большая проблема для одной страны и для одного человека.
На перекрестке Ленина и Пролетарской ротмистр оглянулся, мечтательным взглядом пробежав по спешащим к станкам пролетариям.
Ни одного косого или заинтересованного взгляда.
