Олег Измеров - Дети Империи
— Ну вот, все мушкетеры в сборе! — воскликнул Алексей, завидев подходившего Виктора. — Интересно, а штопор у них есть или как?
На столе действительно стояли бутылки вина, правда, светлого десертного (Виктору сразу вспомнилось "К празднику-легкие вина"), стояли рюмки, блюда с закуской, вазочки с печеньем и конфетами, и в центре столика — с яблоками и мандаринами. Он уже начал сомневаться, можно ли до этого всего дотрагиваться, как подошла девушка-официантка и быстро откупорила бутылки.
— Девушка, а как вас зовут? — спросил Сэм. — Мы хотим написать благодарность тресту столовых, ибо восхищены профессиональным мастерством.
— Мэри, — не моргнув глазом ответила она. — Но я уже занята.
— Мужайся, старик. — философски произнес Алексей. — Все гриновские девушки уже заняты. Фабрика по пошиву алых парусов строит новые цеха ввиду хронического роста плана.
Тем временем мероприятие уже началось, и оказалось один в один построенным как "Голубой огонек": то-есть то одним, то другим за столиками вручались награды, тут же у них брали блиц-интервью под пристальным взором проплывавших над залом телекамер, из-за других столиков поднимались артисты, что-нибудь исполняли и тоже говорили перед камерами и так далее. Короче, Виктор совершенно оказался участником лив-шоу, которое вели незнакомые ему мужчина и женщина; вероятно, это были ведущие брянского ТВ. Если в его реальности политика представляла собой шоу, то здесь, наоборот, шоу представляло собой политику.
Среди людей, получавших грамоты и награды, как и ожидал Виктор, преобладали передовики (причем прежде всего участники движения "Без изъяна", из чего он сделал вывод, что на качество здесь перенесли акценты гораздо раньше), рационализаторы и изобретатели, отличники боевой подготовки и передовые управленцы. Неожиданным для него оказалось вручение одной молодой женщине почетного знака, как было сказано, "за новые успехи в создании произведений абстрактной живописи, отражающие жизнь и быт советского народа". Джаз был везде, в том числе и на этом торжественном вечере, а вот абстрактной живописи он нигде в окружающей среде не заметил, равно как и абстрактной скульптуры. На улицах скульптура была самая что ни на есть антично-советская: Аполлоны и Венеры, Меркурии и Ники в виде ткачих, механизаторов, учительниц, спортсменок и прочих представителей и представительниц нового общества. "Может, это элитарное увлечение номенклатуры такое?" — предположил он и, кстати, отметил, что вино приятное и очень легкое; при попытке перебрать такого можно было скорее получить энурез, чем опьянение.
Тем временем ведущие уже перескочили за их столик, на них вместе с врученными почетными грамотами нацелились телекамеры и посыпались вопросы; миловидная ведущая в светлом платье и с голосом, делающим просто невозможным уклонение от ответа, спросила у Виктора, есть ли у него какие-то пожелания к архитектурному облику города.
— Ну что сказать, — в некоторой растерянности начал Виктор, — я откровенно потрясен теми прекрасными изменениями в облике нашего города, который я знаю с детства. На наших глазах создается город будущего, город мечты. И единственно, что тут можно пожелать — чтобы в этой мечте находилось место и памяти о великой и древней истории нашего края, нашей Брянщины, которую испокон веков прославляли великие воины и великие поэты. Родом с Брянщины богатырь Пересвет, первым сразившимся с врагом на Куликовом поле, родом с Брянщины легендарный поэт Боян, упомянутый в "Слове о полку Игореве". Пусть же когда-нибудь, скажем, на Покровской горе станут рядом в бронзе Пересвет на коне и Боян с гуслями; пусть станут там пушки брянского Арсенала, что защищали Россию от нашествий, и пусть Родина-мать на вершине высокой стеллы поднимет над городом символ промышленного мастерства и любви к родной земле- серп и молот!
— А что? — раздался голос из-за одного из столиков. — Что скажут товарищи архитекторы?
— Василий Николаевич! — откликнулся кто-то из-за спины Виктора. — Конной статуи среди памятников в городе действительно не было, это хорошая идея. Тем более за счет лимитов на монументальное искусство патриотической тематики.
— Отлично. В понедельник обговорим! Извините, товарищи, продолжайте!
— Ну вы мощно! — зашептал Сэм Виктору. Сам Никандров заинтересовался! В Брянске теперь будет свой Медный всадник!
— А точно. — добавил Алексей. — Чем лепить на каждом углу гипсовых ткачих с Камвольного, летчиков и солдат, пусть лучше на одного богатыря потратятся, но в бронзе, чтоб на века стоял.
13. Ударница креативного бизнеса.
— Виктор Сергеевич! Вы случайно, не в ту сторону идете?
Его окликнула молодая женщина, еще, по-видимому, комсомольского возраста, в полосатой шубке, стройная и холеная, со светлыми, выбивающимися из-под круглой лисьей шапочки волосами, и сияющим румянцем на щеках, налитых здоровьем. Вечер кончился, народ растекался по Красной площади по домам, и он стоял на крыльце, под входной аркой, под звуки доносящегося из фойе прощального слоуфокса, держа в руках красную коленкоровую папку с тиснением, в которую была вложена его грамота, и размышлял, куда же двигаться дальше в этот вечер: то ли ехать домой, то ли еще пройтись и посмотреть, как преобразился центр. Подмораживало, воздух был чист и на небе сияли крупные звезды.
В женщине Виктор узнал ту самую художницу-абстракционистку, которую награждали на мероприятии. Махала рукой она как раз в направлении остановки трамвая.
— Нина Лонова, или Нилон, как я обычно подписываю свои работы, — отрекомендовалась она. — Почти как найлон, — она хихикнула, — так что можете звать меня просто Нинон, так привычнее. Понимаете, время позднее, мало ли, хулиганы, или еще кто, так что если есть попутчики… особенно такие, которые спасают женщин грабителей.
— Ну, на моем месте каждый поступил бы так же. Идемте, тем более, я как раз хотел прогуляться по центру.
— Знаете, на селе проще, там всех с детства знаешь, а здесь в городе, столько людей и все незнакомые. Мало ли кто может девушку обидеть, правда? — и она заразительно рассмеялась.
— Наверное. Так вы из района?
— Денисовка Суземского. Там у нас речка есть, Нерусса, слышали?
— Конечно, слышал. Нер-русса, нер-река. А еще возле Лодзи есть река Нер и в Нидерландах.
— В рейхе, значит… Жаль.
— А ваши произведения в художественном музее есть, или бывают выставки в галерее? Еще не доводилось видеть брянской абстрактной живописи.
— И не увидите. Это все идет на экспорт.
— Все на экспорт? И ничего не остается?
— Ничего. Собственно, это моя идея. Хотите леденец? Нет? Не отучаетесь от курева? Никогда не пробовали? Счастливый человек.
Они с Нилон дошли до угла Советской и повернули к Сталинскому Проспекту. Нилон продолжила свой рассказ.
— Собственно, приехала я сюда из района и поступила в художественное. Жили еще тогда не очень, родители тоже помочь не могли. Что делать? Подрабатывала натурщицей — тогда скульптур много было надо, а девчонки в натурщицы не идут, и стесняются, и сплетни ходят про скульпторов и художников этих. Вот и бегала к этому позировать, к другому позировать, половина текстильщиц, стропальщиц, девушек со снопами и мячом в Брянске — это я. По ночам готовишься к занятиям, на танцы бегать некогда. Да еще сама стала изучать модернистские течения в живописи — надо же чем-то отличаться, а не просто устроиться в ДК афиши малевать? Тут и набрела, что в НАУ начинается волна беспредметной живописи. Вот, думаю, тут золотая жила. Взяла и написала в Кремль, самому — дескать, упускает наше государство возможность получать инвалюту. Раз за океаном общество разлагается и в искусстве есть спрос на ташизм, то есть, по русски, на хаос, значит нам надо этот хаос им же и предложить за деньги. И люди, способные дать нашему государству хаос, у нас есть. Написала, отправила, вообще тогда по молодости не боялась ничего, потом думаю, еще посадят, что же это я сдуру сделала… И представляете — приходит ответ, вызывают в Москву с работами. Я к тому времени десятка полтора полотен потихоньку подготовила, последние уже в спешке, перед отъездом, ночь не спала…
Они пересекли проспект у светофора и направились по скверу Советскому в направлении Дома Стахановцев. Виктор про себя заметил, что территория, по которой они шли, была вовсе не темными закоулками, а, скорее, напротив. Или темнее всего под фонарем?
— Ну вот, поселили в Москве, в гостинице, номер — вообще, и думаю — вот хоть пару дней, как человек, поживу, а там будь что будет. На вернисаже значит, мои полотна вывесили, иностранцев пригласили, они сразу заворковали — куль, куль, нравится, значит. А один старичок через переводчика меня и спрашивает — никак вот не могу понять, что выражает вот эта работа. А ему и говорю: "Это секс в колхозном стогу. У вас секс в колхозном стогу был?" "Нет, говорит, только в автомобиле". "Потому, говорю, вы и не можете понять". — Она снова заливисто засмеялась. — Меня, конечно потом за этот секс пропесочить хотели, но выяснилось, что у меня от природы, оказывается, особый дар художественно-эстетического чувства есть, и он в этих работах проявился. Это неправда, что абстрактную картину нарисовать — просто случайно намазать и все, это не так. Это только у единиц на самом деле бывает такой талант работы с цветом и формой и он у меня сам собой проявился. Вот, и картины эти сразу вот тот самый старичок купил, и когда внешторговцы выручку подсчитали, меня вызвали и говорят — все, Нина Игнатьевна, будет у вас творческая мастерская, все условия, только творите больше. Сначала сама рисовала все, потом поставила на поток — набрали человек двадцать, я даю творческую идею, подправляю работы и все на экспорт. Государству валюта, ну и мне кое-что…
